Караван глава четвёртая

Предрассветный час. Тишина. Мир торжествует на посту.

Мгла рассеивается. Уходят прочь вчерашние события, страхи и тревоги. Беспокойство уступает место покою.

 Крик вырвал его из тьмы. Сон исчез. Он открыл глаза. Распятый на камнях – навстречу взмаху кинжала.

Удар нёсся прямо в сердце, считываясь по кадрам – неимоверно длинной и замедленной реальностью. Кинжал был близок, рассекая воздух, он жаждал встречи с плотью и не было ему преград, но в последний момент Олег успел сгруппироваться, принять позу зародыша и защитить сердце.

 Удар пришёлся в щит. Колени встретили запястье, пальцы разжались, клинок выпал из руки. Спасаясь, Олег покатился прочь. Погоня в считанные мгновения настигла его. Звериной силой обрушилась сверху. Положила на лопатки и, одолевая, начала душить.

 Сопротивляясь, он попытался сбросить её. Увы – единственные помощники в этой позиции – ноги, махающие в воздухе подобно крыльям ветряной мельницы, были бессильны. Душитель находился слишком низко. Хрипя, Олег выгнулся дугой, собрался и использовал последнюю уловку приговорённого. Плевок. Реакция приподняла душителя. И ноги не подвели. Мах. Смыкаясь перед врагом, они отжали его назад вместе с захватом.

Места поменялись. Теперь Олег находился в седле. Не стоило испытывать судьбу и тянуть время. И рядовой поспешил одержать победу над своим противником одним движением, без удушения, быстро и решительно, как учили – разрушением шейных позвонков.

Со стороны впадины донеслась стрельба.

Подъём. Бег.

 - Свешников!

 Олег очнулся. Он стоял посреди места ночёвки. Дух жестокого побоища витал вокруг. У догорающего костра лежали трупы четырёх душманов. Архимед, склонясь, быстро и сноровисто обыскивал каждого. Сверху над противоположным краем впадины, фиксируя всё напряжённым взглядом сквозь автоматный прицел, маячил Куманёв.

 Сулейман, Касым и Мадина, обнявшись, жались к лошадям.

 Лейтенант стоял перед ним.

 - Заснул на посту, Свешников? - спросил командир. Лицо его было бесстрастно. Глаза горели.

 - Виноват, - ответил Олег.
- Гм... Виноват. А в чём ещё твоя вина?
- Кричу во сне, - потупился солдат.

Лейтенант поднял глаза в небо.

 - Крик крику рознь. Однажды гуси своим криком спасли Рим. История повторяется. Ты закричал вовремя, рядовой.


 Они шли без передышки несколько часов. Когда солнце разогрело воздух так, что от дыхания стало горячо в горле, лейтенант дал знак остановиться. Лошади, коза, четверо вооружённых и трое гражданских застыли на месте.

 Позади была дорога на Кабул. Впереди – песчаные холмы. Вестники огнедышащей пустыни.

 Сулейман и прапорщик затеяли разговор между собой. Оба были оживлены и многословны.

 Спустя несколько минут прапорщик поспешил донести до лейтенанта суть диалога.

 - Старик говорит, слышал дрожь земли ночью. Как будто с гор движется железная лавина.
- И что теперь? - хмуро отозвался лейтенант. - Ему это приснилось. Какое нам до этого дело? Почему нас это должно волновать?
 - Должно волновать. Старик говорит, сон – это распечатанное письмо Бога.

 Лейтенант подошёл вплотную к старику.

 - Ты свободен, Сулейман, - сказал он. - Утро оказалось мудренее ночи. Уходи.

Выслушав перевод, старик отрицательно покачал головой. Он поднял руку и вытянул указательный палец в направлении оставленной караванной тропы.

 Лейтенант оглянулся. Три струйки дыма зловещим предзнаменованием поднимались в небо вдали. Обратная дорога находилась под чужим контролем.

 - Совсем распоясались джинны, - молвил Дёмин. - Сначала был один, теперь их уже трое.- Он перевёл взгляд на прапорщика. - Пора принимать меры. Ставь мины, Архимед.



 Золотое правило разведки – жить настоящим. Самое безопасное хранилище для всех потерь и подвигов – забвение. Только находясь на определённой дистанции от них, полностью отрешённым, можно продолжать оставаться в форме и двигаться навстречу будущему.

 Лейтенант был спокоен за своих разведчиков. Грязные, оборванные, донельзя исхудавшие, они уже мало чем походили на солдат. Но дух не сдавался, сердца стучали, терпение, сила и выносливость настоящих местных кочевников отличали их. Пусть дуют враждебные ветра из-за кордона. Идут караваны. Неутолима жажда садиться им на хвост.

 День становился всё ярче. Градус марева повышался. Тень близ вертикальной одинокой скалы, представляя собой над;жное убежище от солнца, дала путникам возможность отбросить все тяготы и заботы похода, остановиться и обрести пусть временную, но долгожданную благодать.

 Лошади и коза лежали. Люди сидели кругом. Старый Сулейман развязал один из мешков и через дочь Мадину принялся раздавать сухофрукты.

 Первым угощение принял лейтенант. Кивком поблагодарив девушку, он удовлетворился малым. Сержант поспешил воспользоваться моментом, прикинулся большим дитятей и с хитрой миной на лице выманил целый дождь солнечных даров. Часть их тут же сунул за щёку, остальные рассовал по потайным местам – до лучших времён.

Олег получил свою долю из рук Мадины последним. Пытаясь разглядеть хотя бы малую искру жизни под паранджой, забыл сомкнуть ладони и просыпал угощение. Виня себя за оплошность, бросился на колени и начал исправляться, собирая сухофрукты с таким трепетом и жаром, словно те были бесценными жемчужинами. Найдены и собраны были все дары. Герой заслуживал награды. Однако так и не дождался её. Паранджа, укрывающая девушку, осталась непроницаема.

 Старик завязал свой мешок. Прошептав короткую молитву, умылся ладонями и сел в круг.

 - Как дела, Сулейман? - спросил прапорщик, катаая горсть янтарной кураги в руках.
 - Слава Всевышнему, - кивнул старик.
 - Ты с нами до конца или как?
- С вами.
 - Впереди большие испытания.
- Человек рождён для борьбы, - сказал Сулейман. - Преодолевая испытания, он становится ближе к Богу.
 - Подумай о своих детях. Им было бы намного спокойнее в Кабуле.
 - Порой обходной путь вернее прямого.
- Боишься душманов?
- На всё воля Аллаха. Благодаря ему и вам прошлой ночью мы остались живы.
- Душманы не оставят нас в покое. Они будут идти по нашим следам и ночью, и днём.
- Мы разделим все тяготы этого пути.
- Хорошо, как знаешь. - Прапорщик перевёл взгляд на Мадину. Глаза его потеплели. - Пусть твоя дочь не боится нас, - произнёс он. - Она под надёжной охраной. Мы видели и знаем женщин.

 Сулейман промолчал.

 Лейтенант осторожно сплюнул косточку в кулак.

- Архимед, - позвал он.

 - Я! - откликнулся тот.
 - Какие новости?
 - Всё спокойно. Гражданское население выказывает нам полное и безоговорочное доверие.
 - Хорошо.
 - Какие планы на вечер, командир?
 - Гуляем.
- Понял.
 - Надеюсь, эта вольность нам зачтётся.
- Предчувствуете важную встречу?
- Судя по всему, ушедший караван был и вправду мирный. Оружие на подходе.
 - Как мы предупредим наших?
- Ракетами. Уйдём краем пустыни на безопасное расстояние, найдём чистое небо и ...
- Помянем нашу радиостанцию! - подхватил, оживляясь, прапорщик.
 - Точно.



Идя руслом высохшего ручья, Мадина искала зелёный корм для козы. Земля выглядела бесплодной. У небольшой прозрачной лужицы, задумавшись, она остановилась.Села и, приподняв забрало своей глухой непроницаемой одежды, склонилась над поверхностью воды. Многонационально женское лицо Афганистана. Мадина, дочь Сулеймана, унаследовала причудливое смешение кровей – иранской, пуштунской, туркменской... Дикарка родом с острова Таити, сошедшая с полотен великого Гогена, богиня естественной женственности и красоты, гордая и вольная, отразилась в зеркале Природы.

Живописала кисть. Эти мягкие выразительные черты, живя, дыша и блистая солнцем, рождали чувства. Однако предопределена судьба Мадины. Жестоки местные обычаи. Любовь здесь издревле выбирает сердце, мужа – отец. Одно будущее у неё - работать не покладая рук, хранить себя и ждать достойного выкупа – калыма. Пшеничноволосый ''шурави'', оберегающий её в пути, - пришелец из чужого мира.

 - Мадина! Услышав оклик брата, она спохватилась, прикрыла лицо и поднялась.
- Я нашёл траву для козы, - подв;л итог поискам Касым. - Пойдём.

Редкий подножный корм был отрадой для проголодавшейся козы. Дав ей возможность насытиться досыта, брат и сестра не пожалели времени и повернули к месту привала лишь в тот момент, когда чувство голода не на шутку одолело их самих.

Оживлённый разговор встретил их. Сулейман и прапорщик, потерявшись в мире слов, искали путь навстречу друг другу. Лейтенант, прислушиваясь к голосам, чистил автомат.

Быстрый взгляд Мадины обнаружил отсутствие ''шурави''. Тот вместе со своим крепким товарищем вновь нёс службу на посту.

Девушка поспешила к отцу.

 Кисть остановилась. Зеркало, запечатлевшее таитянку, пошло рябью, утратило опору и, обретая иную природу, устремилось простой водой в песок. Внушающая с детства страх и уважение отцовская натура возымела своё. Дочь вернулась на место. Покорная, невинная и безликая.

 Прапорщик уставился на девушку, осмотрел её с головы до ног и, поморщившись, отвернулся.

- У паранджи не женское лицо, - заметил он вслух. - Это же форменное насилие над личностью.

 - Мы живём по законам наших предков, - отозвался Сулейман. - Не нам судить об этом.
 - В Кабуле другая жизнь, - сказал прапорщик. - Большинство женщин ходит с открытыми лицами, в платьях.

 Сулейман не успел ответить. Внезапно издали донёсся мощный гул. Нарастая, он сотряс землю и пространство. Все, как по команде, подняли головы вверх. Высоко в небе, оставляя белый след, летели два реактивных ''МИГа''.

 - Ваши, - сказал Сулейман, провожая взглядом самолёты.

- Да, - откликнулся прапорщик. И, уловив в голосе старика некую безысходность, с жаром продолжил: - Школы, детские сады, больницы. Электричество, нефть, газ, вода. Тоннель через Гиндукуш – Саланг... Тоже – наши.

Старик промолчал. Небо, покорённое человеком, в его стариковских глазах теряло всю прежнюю чистоту и святость. Он опустил голову, пожевал губами и, грозно поведя бровями в сторону дочери, велел:

 - Чаю, Мадина!

Чай получился отменный. Деля пополам вкус, аромат и силу свежего горячего напитка, старик и прапорщик вернулись на землю и заговорили вновь. Слово за слово былое взаимопонимание было восстановлено.



 Зной. Солнце замерло в зените. Плывут волны жара над камнями. Потусторонний вечный покой царит вокруг.

Утомлённый однообразием мёртвой панорамы сержант прервал наблюдение и, скользнув вниз, присоединился к товарищу, сидящему на дне прохладной расщелины.

 Рядовой перечитывал старое письмо из дома, сосредоточенно уткнувшись в потрёпанные страницы. Несколько минут Куманёв провёл в немом созерцании товарища. Тот не подавал никаких надежд, целиком занятый своим делом. Скука вновь с прежней силой одолела сержанта.

 - Свеча, - позвал он. - Брось молчать. Спой.
- ''Духи'' услышат, - рассеянно отозвался Свешников.

Сержант усмехнулся. - Сначала мы их услышим – по нашим минам. Брось ваньку валять, спой.

 - Что, полюбился ленинградский рок, сибирская душа? - поднял глаза Олег.

- Ага, - признался Кум. - Цепляет за живое.
 - Цепляет, - согласился Олег, откладывая письмо. - Это не просто музыка. Как пишет газета ''Советская Культура'', рок – это братство одиночек, нашедших свет внутри себя.
 - Во как! - восхитился сержант.
 - Да. Если на рок-концерте вырубается электричество, люди не уходят, они начинают петь вместе с музыкантами. Так было на моей памяти с группой ''Кино''. Мы пели, пока электричество не включилось вновь.
 - Спой, Свеча, - подхватил Кум. - А я тебе подпою.
 - Сейчас не время для концерта. Мы же на посту.
 - Знаю, - вздохнул сержант. - От этого песни ещё больше хочется.
- Споём. Сменимся и - споём. Обещаю.
Кум махнул рукой.
- Что пишут из дома? - спросил он.
 - Пишут, скоро праздник. Восьмое марта. Готовятся встречать весну.

 Кум поднял глаза в небо, зажмурил один глаз, потом другой.

- Не помню весну, - мрачно сказал он. - Была весна и – нету. Выжигает всю память Афган.
 - Могу почитать тебе про весну, - предложил Олег. - Только не обессудь – наша весна совсем не та, что в ваших краях.

Сержант хмуро уставился на рядового.

 - Весна везде одинакова, - сказал он. - Только имена у неё разные. Здесь и сейчас она рядится в покрова дочери Сулеймана – Мадины.

Олег, улыбаясь, кивнул.

 - А ты бы хотел увидеть её лицо?
- Так, ради любопытства, - пожал плечами сержант.- Вообще-то, мне это без надобности. Меня на гражданке целых пять вёсен дожидаются. Все натуральные, без обмана – Оля, Катя, Гуля, Саша и Тамара.
- Мне вчера прапорщик велел шефство взять над Мадиной, - признался Олег. - Следить, чтобы не отрывалась от коллектива.
- Дерзай, - откликнулся Куманёв.
- Шефствуй. Только учти, она – женщина Востока. Чуть увлечёшься и – всё.
 - Что значит – всё?
- Чудак. Открытое чужаку лицо – позор семье. Сулейман потребует расплаты.
 - Чем же мне расплатиться? - растерялся Олег.
- Архимед говорил в ближайших горных кишлаках невеста стоит двести тысяч афгани. Почти столько душманы дают за нашего капитана. Один советский рубль равен пятнадцати афгани. Считай не считай – Мадина тебе не по карману, рядовой.
- Ну и пусть, - нахмурился Олег. - Что на ней одной свет клином сошёлся?
- Не спеши отступать. Как ты говорил, рок – это братство одиночек? Вот и действуй, братайся. Конечно, что-то дельное из этого вряд ли получится, но зато нас, своих товарищей, ты точно развлечёшь.
- Кум!
- Да?
- А я не буду петь по твоему заказу. Понял?
Кум вздохнул.
- А куда ты денешься? Посмотри по сторонам. Кругом камни и песок. Чем ещё заняться здесь простому солдату?
Сержант оказался прав. Возвращение из дозора стоило обретения жизни. Едва увидев вдали знакомые черты – стоящую и ласково треплющую по шее лошадь Мадину – Олег позабыл и про усталость, и про службу, и про пустыню. Свет загорелся внутри, озарил его всего и, размыкая уста, словами песни устремился наружу.

Шедший впереди Кум остановился, оглянулся и в изумлении молча уступил дорогу.

 О, это странное место – Камчатка.
О, это сладкое слово – Камчатка.
Но на этой земле я не вижу тебя,
 Я не вижу твоих кораблей.
Я не вижу реки, я не вижу моста,
Я пытаюсь найти лошадей.
О, это странное место – Камчатка.
О, это сладкое слово – Камчатка. ..