Сила, или Повествование дьявола. Отрывок-4

Наби Джалалиддин. Узбекистан.

(Отрывки из романа "Сила, или Повествование дьявола")

Уфк раздели, нещадно помыли, до глянца обрили голову. Одев в мягкие больничные уборы, привели в операционную. Подходя к алтарю – операционному столу, у него начали трястись колени. «Ну, ты даёшь, – упрекнул он себя, – такой хиляк, а петушился, хотел весь мир на уши поставить». Под ресницами перчило, сглотнув слюну, он вздохнул. «Ты сам ткнул пальцем в эту участь, негоже теперь пятиться задом. О, Аллах, не дай сесть в лужу, подсоби!.. Я не первый и не последний из тех, кто умирает, идя на выручку родне». Из глаза просочилась слезинка, он стиснул зубы. «Я соскучился по тебе, мама, так соскучился! Я так люблю тебя, мамочка!..»

В операционной хлопотали две медсестры в масках. Количество масок вскоре увеличилось – вошли двое мужчин со статной женщиной впридачу. Один из них, глава, наверное, подошёл к Уфк и по-свойски положил руку на его плечо: мол, шкет, будь молотком. Затем, мягко толкнув, пригласил на стол: ложись, чувствуй себя как дома. Как ни странно, его спокойные жесты подействовали на пациента умиротворяюще, хотя, возможно, наплевательский настрой, сменяющий, как это часто бывает, тревогу, уже наполовину умертвил Уфк. Потому он не заставил нейроспециалистов ждать себя и, тихо воскликнув «Бисмиллахир-рахманир-рахим (во имя Милостивого и Милосердного)», решительно забрался на операционный стол, лёг навзничь и, к одобрению хирургов, попытался удобнее расположить своё тело на столе. Грудь расслабилась, он почувствовал блаженное отдохновение. Наконец, он безмятежно взглянул на стоящего над ним врача: я готов, валяйте. (Хотя я всё ещё остаюсь дьяволом, должен признаться, что мне было жалко цветущего молодого человека, отдающего себя на растерзание ради своих родных. И это не потому, что я, как можно было бы предположить, облагораживаюсь или добрею, отнюдь не поэтому. Я выходил из себя, глядя на отрока, обрекающего себя на погибель ради счастья близких, – это наносило серьёзный урон моей дьявольской природе. Как бы там ни было, его смелость, готовность к самопожертвованию вызывали во мне адекватные чувства. В его поступке было неизъяснимое величие и сила, способные потрясти души). Главный хирург подал знак стоящему на другой стороне стола коллеге и тот спросил на русском:

– Вы не хотеть что-либо сказать?

– Нет.

– Тогда приступаем. – Хирург упёрся животом в край стола. Начались неторопливые и, казалось, даже немного торжественные приготовления. Стали побрякивать и позвякивать всякие инструменты. Над головой Уфк зажёгся большой круглый светильник,  похожий на летающую тарелку из фильмов Спилберга. Шеф-хирург, ласково трогая ему лоб, пробормотал себе под нос:

– Никогда не поймёшь азиатов. Ведь, если  шевелить мозгами, вместо того чтобы продавать их,  можно заработать больше. –  Он и не думал, что этот молодой дикарь может понимать его язык.

Уфк улыбнулся и сказал по-немецки:

– Ими у нас много не заработаешь, док. Все перебиваются торговлей, а мне, кроме мозгов, продавать нечего. Везде господствуют деньги; в конце концов, и вы продаёте свои мозги; только вы сбываете их по кусочкам, а я – оптом, мелочиться мне не резон.
Маска на лице доктора едва всколыхнулась – он улыбался.

– Я сожалею, – произнёс хирург, ещё раз погладив ему лоб. Его глаза, излучавшие доброту,  потускнели в сочувствии. – Наркоз...

Нос и рот Уфк прикрыли маской с жутким шлангом, превратив его в засыпающего слонёнка. «Прощай, мир», – произнёс он про себя. Закрыв глаза и глубоко вздохнув несколько раз, он почувствовал, что перевоплощается в приватный кинозал. Перед его глазами возник тот самый поэт. Сначала его угрюмое лицо преобразила улыбка, и он сказал: «Давайте поговорим по душам»; а потом оно приняло гневное выражение и поэт, процедив сквозь зубы «Многих мозгов нам ещё придётся лишиться», растаял в окружающей его белизне. Его место заняли родные. Мать – символ нежности и преданности, сестра – тараторка в отставке, напрочь лишившаяся детскости, стояли рядом и  грустно смотрели на него. Обе молчали, но их глаза умоляюще вопрошали: «Куда ты?». «Я мигом, – ответил он без слов, – я принесу вам счастья, мама!».  Родные помахали руками и сгинули в молочном тумане. Кто же следующий, заинтересовался пытливый Уфк; тут же показалась Ёмгир и, не сказав ни слова, мгновенно исчезла из виду; ему даже не удалось взглянуть ей в лицо. Ему стало обидно: стоило ей немного подождать, куда же она так торопилась! Перед ним неожиданно выступило пуще обнаглевшее лицо Булута. Он хохотал, очевидно, измываясь над Уфк. «Почему ты смеёшься?» – допытывался взволнованный Уфк. «Я тебя обставил! – кричал тот, лупя глаза. – Теперь твои деньги и Ёмгир будут моими! Я так долго ждал этого!».  Уфк хотел вскочить, но тело не слушалось. «Что это со мной?» – подумал он, начиная мысленно сволочить Булута. «Как же так?! –  с горечью в сердце обращался он к Булуту. – Мы же были друзьями!  Неужели, доверившись тебе, я лишился всего, пёс?!.. Или это воля судьбы?».  И в это время он услышал сильный, невообразимый треск. Уфк не сразу понял, что творится.

Булут, всё еще смеясь, со словами «Да, это судьба!»  стёрся с белого холста. Вокруг поднялся оглушающий шум. Это был гул урагана и морских волн, вздыбливающихся всё выше и выше. Казалось, весь мир превратился в одно великое море. Аж небеса слились с ним, и тяжёлые пунцово-черные тучи колыхались, как волны. Сквозь шум урагана доносились вопли людей. Началось что ни на есть светопреставление. Уфк всё видел и слышал; с мыслями «вот он – конец света» старался постичь  весь ужас происходящего и с невольным интересом ждал, чем всё закончится. И вдруг на высоких волнах, тянущихся   вверх, как исполинские скалы, показалось громадное судно, возвышающееся над ними.  Огромные паруса, словно крылья гигантского дракона, противостояли буре и давали отпор натиску бушующих  волн. Из-под парусов струился яркий свет, исполосовывая их объятия. Вокруг сияющего в лучах судна царил покой – волны, сталкиваясь  с пучками света,  обращались в мириады лучистых брызг и тихо распластались под кораблём. И только немногим из барахтающихся  в вале людей и лишь некоторым тварям, оказавшимся на гребнях волн, удавалось пересечь световой  панцирь, попасть в тихую заводь вокруг судна и обрести спасение на ковчеге – о, да, это был Ной с собственной персоной, бессменный глава эмчеэс Земли, и его знаменитая посудина. Уфк оказался одним из везунчиков. По бокам ковчега качались свитые из лучей лестницы. Поднимаясь по одной из них, Уфк протянул руку Ною, источнику божественного света. Вот оно – спасение!..

Мир погрузился в тишину. Во вселенной вновь воцарилась белизна. В бескрайнем свинцовом вакууме выделялись две фигуры, облачённые в белые убранства, они стояли, слегка покачиваясь, – неважно вписываясь в белую недвижность. Это были мать и сестра, скорбящие над сидящим в инвалидной коляске Уфк, который, будучи в загранпоездке, поскользнулся – упал – потерял  сознание, долго лечился и вернулся домой спустя пять месяцев. Лицо у него было бледное, глаза косились и бессмысленно блуждали, ища дыры в пространстве.

Перевод А.Камилова.

______________
* На фотографии автор романа.