Свадьба

    Свадьба. Свадьба. Гуляют все. Вася у нас всё будет, как у людей. Бей посуду я плачу. Это что за музыка такая? Фрэнк Синатра? Да ты, что длинноволосик, совсем запростудил? Ты бы ещё этого озвучил, как его, Рембрандта.  У нас же не похороны, чай. Верку давай. Ну, ну. Молоток. Только темпу прибавь.  Поливай милок. Очередями. Ну-у-у-у. Гоп-гоп, а мы танцуем, гоп-гоп, а мы спиваем.

    Горько. Горько.1,2,3,4,5, 6,…121,122,123. Фу. Во дают. Ну, жених молодец от молодой оторваться не может. Как какой жених? Так вот 157,158,…а ну стоп я чего-то не поняла это, что за тип к невесте присосался. Ядрена-батона, да что ж это творится. Мужик отошел на две минуты в туалет – руки помыть, а эта стерва бесстыжая. Уже. Ну и что, что близорукая. Ну и что, что минус два. Она свои два с минусом использует на пять с плюсом.  Очки, сняла - со свадебным платьем не гармонируют? Свого мужика должна по запаху узнавать. Я свого не то что по запаху по шагам узнаю. «А я милого узнаю по походке, а оно носит, носит брюки галифе, а шляпу оно носит, как панаму». Во слыхали  мой ненаглядный надрывается.
 
- Вася не выпускай ни кого, я сказала никого. У Воропаевых до скольки гуляли? До четырёх, у нас будут до семи. Вася я сказала все,  я костьми лягу, но всем будет весело, даже если больно. Кровиночку свою ненаглядную отдаём, девочку нашу нетроганую, 36 годков разве это возраст для невесты. Вася, Вася у Ивановых кто на свадьбе был? Генерал? Железнодорожных войск? А у нас будет адмирал. Контр. Откуда я знаю, где ты его возьмешь. Ну и что, что до побережья 700 километров. Срочно хватай велосипед, у тебя есть 30 минут времени или…Вася давай не будем вдаваться в анатомические подробности, анестезиолога не будет. Ты меня знаешь.
 
    Гости потратившиеся на подарки старательно чего-то хрумкают, чавкают, хлюпают, вдавливают в себя по максимуму, стараясь компенсировать понесённые убытки. Но, в конце концов, интуитивно чувствуя, что до намеченной суммы, всё- таки не дотянут, от отчаянья начинают распихивать по карманам куски колбасы, сыра, яблоки, котлеты, пирожные, Перекладывать в заранее приготовленные пакеты салаты и холодцы. Наиболее предприимчивые к этому времени давно приватизировали хромированные вилки и ножи.
Михаил Романович, в чьей крови, когда-то текла цыганская кровь, пока он не стал, весьма активно, разводить ее водкой, заметив, как Петр Сергеевич, учитель физкультуры, умыкнул одну из двух серебряных лопаток, предлагает гостям показать фокус.
- Товарищи я сейчас вам покажу замечательный фокус. Видите эту серебряную лопатку для торта? Замечательно. Внимание вот я ложу ее себе во внутренний карман. А теперь все скажите фокус-покус. Отлично. Вы видели, куда я положил эту лопатку, а теперь внимание я подхожу к Петру Сергеевичу и достаю ее, из его кармана.
Все застолье беснуется от восторга.
 
    Родители жениха втихомолку давятся слезами, глядя на бросившихся в отчаянный пляс родственников невесты. Наконец мать жениха не выдерживает и начинает безутешно причитать.
- Ой, сыночек ты мой, да что ж ты делаешь. Да разве я тебя не любила, да разве я тебе в отцовском доме было плохо. Да я ж тебя с работы встречала, носки вязала, супом кормила. 
Муж безуспешно пытается успокоить супругу.
- Успокойся мать, поздно уже убиваться. Выпей воды. Выпей говорю. 
При слове «выпей» натренировано подымает голову из салата Михалыч. Прислушивается.
- Ой, беда, беда. Да на кого же ты нас покидаешь. Пригрел ты змею в сердце на свою погибель. Как же мы теперь без тебя.
Михалыч со скорбным лицом встает из-за стола, наливает себе полный стакан, поправляет галстук.
- Товарищи. Товарищи, смерть  вырвала из наших рядов нашего верного товарища. Ее костлявая рука продолжает собирать свой страшный урожай. Его имя оказалось вычеркнутым из книги жизни, но его светлый образ продолжает жить в наших сердцах. Пусть земля ему будет пухом.
В зале повисает тягостная тишина, нарушаемая только звуком втягиваемой в организм Михалыча жидкости. Все понимают, что кто умер, причем по скорому.  Боязливо озираются по сторонам. Ильинична, жена друга Михалыча не обнаружив рядом  с собой тела супруга первой не выдерживает нервного напряжения.
- Вася, Васечка.
И поскольку у каждого в родственниках, как минимум по два Васи зал охватывает всеобщая истерия.

    Невеста даже ухом не ведет. У нее другие проблемы. Она старательно и заботливо накачивает суженого. Суженный хлещет как конь, но ещё держится на своих четырёх. Невеста нервничает. Впереди брачная ночь, будем считать первая. Неплохо было бы убедить в этом и любимого-парнокопытного.

- Зяма. Зяма я искренне надеюсь, что подарки уже вручили. Нет? Какой таки ужас. А зачем же тогда мы так спешили? Что? Самое вкусное обычно съедают в первую очередь? О это вечная дилемма или сказать до свиданья деньгам или сказать здравствуй голодный желудок. Зяма, я думаю надо им таки подарить те 20 шекелей, что нам прислал дедушка Иса. Во-первых, это эффектно, здесь всегда умели уважать деньги, прежде всего за красоту оформления, а не за номинал. А во-вторых,  мы все равно не можем ни чего здесь купить, кроме старой швейной машинки у Ефима Соломоновича, так он таки все равно просит 25.

    Тетя Клава танцует с дядей Федей. Со стороны это больше напоминает финальную схватку по борьбе сумо в самой престижной весовой категории. Не весть, как между танцующими оказывается Григорий Степанович которому срочно требуется… извините не успел закончить фразу Григорий Степанович, с ним уже все в порядке. Григорий Степанович пошел на дозаправку.

    Миша и Жора оказались порасторопней. Диалог в неосвещенном туалете:
- Миша, а вы меня уважаете.
- Жора да я за вас всю кровь отдам. До последнего стакана.
- Тогда Миша у меня к вам очень деликатная просьба я, понимаете ли, руки замерзли, ни как не могу совладать с этой чертовой ширинкой. Вы мне не поможете, достать. Я извиняюсь, очень хочется. 
Жора, у которого хронически дрожат руки,  впотьмах помогает другу, за которого готов отдать всю кровь до последнего стакана, но попадает не туда, а в карман брюк. Натыкается там на стянутый со стола огурец, довольно приличных размеров. Долго и безуспешно пытается его извлечь на свет божий, затем дергает, что есть дури.  В замешательстве, еще несколько секунд, в потемках, рассматривает, извлеченное, на вытянутой руке. Испугано:
- Жора я, конечно, дико извиняюсь, но кажется я его того, оторвал. 
- Вот я и чувствую кровь по ляжкам так и хлыщет, так и хлыщет.
      
    Самыми грустными на всей свадьбе выглядят почтальонша тетя Маша и учетчица Зинаида Потаповна  у них оказались совершено одинаковые кофточки. Маде ин Франце. От Кардена. Причем одной  она была привезена хорошей знакомой из Парагвая, когда та была там, на соревнованиях по метанию ядра. А второй была продана в прошлое воскресенье на городском рынке в мясном ряду.

    Дядя Илларион, прибывший из солнечного Тифлиса призывает всех к вниманию:
-  Я хочу поднять этот бокал за женщину. За прекрасную женщину. За женщину с большой буквы. За женщину мать, которая смогла родить своему мужу сына. За женщину отдавшую свою гордость, молодость и красоту ради продолжения рода. За маму сегодняшнего жениха. Я хочу выпить за…
Мама сегодняшнего жениха, только сейчас сообразившая что речь идет о ней испугано вскакивает.
-  Ой извините. Я на минуточку. Только прическу поправлю.
Убегает. Южный гость нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Проходит минут десять прежде чем новоиспеченная свекровь кое как справляется со своей немногочисленной растительностью.
-  Я хочу поднять этот бокал за женщину. За прекрасную женщину. За женщину с большой буквы. За женщину мать, которая смогла родить своему мужа сына. За женщину…
-  Ой мамоньки. Извините. А можно мы этот тост на видеокамеру запишем. Снова убегает.
Еще минут двадцать ищут камеру, приводят в чувство оператора который последние два часа ходит прищурившись в горлышко трехлитровой банки из под огурцов и чего то там старательно на нее снимает. Горец все это время стоит, как вкопанный с большим рогом, часто сглатывая слюну. Третий дубль.   
-  Я хочу поднять этот бокал за женщину. За прекрасную женщину. За женщину с большой…
- Ой. совсем забыла. У меня ж сейчас там пироги сгорят…
Убегает. На лице посланца солнечного Тифлиса несмотря на смуглость кожи начинают отчетливо проступать красные пятна. Минут через семь появляется героиня недосказанного тоста.
-  Я хочу поднять этот бокал за женщину. За прекрасную женщину. За женщину с большой буквы. За женщину мать, которая смогла родить…
- Боженьки ты мой. Как же я про салфетки забыла. Одну секундочку. Ой дура я старая…
-  Подожди. Как ты сейчас сказал?
- Дура старая.
- Нет. Ты не только дура старая, ты дура набитая, дура полная, дура чемпион, понимаешь.(Яростно) И если ты сейчас на свое место не сядешь ты еще будешь и дура мертвая. Мамой клянусь, честное слово.
Дура полная, не живая не мертвая испугано плюхается на стул. Минутная пауза…
-  Я хочу поднять этот бокал за женщину. За прекрасную женщину. За женщину с большой буквы…
И т.д. и т.п. минут на десять после чего тостующий жадно припадает к кубку, будто не пил ничего с самого Тифлиса.

    Часа в четыре ночи кто то кому то наступает на ногу. Путает свою супругу со своим соседом.  Вспоминает про разбитую, по неосторожности, лет тридцать назад бутылку водки. И всеобщие гополки перерастают в столь же всеобщий мордобой, под Сердючьку. Больше всех почему то достается  баянисту, без слуха. Мол слуха все равно нет, тогда и зрение не к чему.

    В шесть часов утра появляется свежевыпеченный тесть с каким то мужиком в тельняшке с бескозыркой на голове и с большой  ржавой саблей, вместо кортика. В свете зарождающего дня становится заметно, что несмотря на принятые меры кое кто пытался покинуть место всеобщего веселья раньше отпущенного срока. То там то здесь, в форточках зарешеченных окон, торчат головы несостоявшихся дезертиров.
Открывается тяжелый амбарный замок. Все спят. Позы спящих поражают своей неестественностью. Будто в самый разгар пиршества гипнотизер или волшебник   неожиданно и громко воскликнул «Замри». И его услышали. Все. Даже те, в форточках.
Количество пустых бутылок и качество исполнения синяков и ссадин не оставляют ни каких сомнений в том что праздник удался.
 
    Еще долго будут шуметь головы. Еще долго будут ныть на сырую погоду поврежденные суставы. Еще долго можно будет ходить по неосвещенным улицам с фонарями под глазами. Еще не скоро выпишут баяниста.
    Ведь, что для нас главное? Для нас главное память. Не важно на лице или на сердце. Важно что бы на долго. Что бы люди  и годы спустя говорили: «Не чо, хорошая свадьба была у Ивановых. Душевно так посидели».


23.01.2005.