Подписка

На Чукотке бушевала весна. За долгую, холодную зиму и люди и, кажется, сама природа истосковались по солнышку, теплу, общению.  С окон торжественно снималась толстая полиэтиленовая пленка, защищавшая жилища от всепроникающих северных ветров,  и в  срочном порядке, дорога каждая минута, водружалась на ждущие своей порции внимания каркасы парников и теплиц. У некоторых более расторопных и рачительных хозяев, уже высажена рассада, и радует глазной нерв измученного авитаминозом северянина волнующим зелёным колером, обещая урожай и нагоняя гулкую слюну.
В теплице пристроенной к домику холостяков, окрещённому жителями перевалбазы Домом офицеров, наблюдалось, несмотря  на вечернее время некоторое оживление. Из четверых обитателей этого дома,  трое были офицерами-резервистами и один матрос запаса. Старший по званию и по возрасту,  и любовно прозванный Пиночетом, по совместительству находящийся в должности начальника участка, имел чин майора. Следующими по армейской иерархии были два Володьки. Первым по списку, но самым младшим по возрасту стоял гвардии старший лейтенант по прозвищу Туз, в миру исполняющий обязанности грузчика и возглавлявший местную ячейку профсоюза. Вторым - лейтенант-афганец по фамилии Белый, в мирной жизни начальник складов ГСМ. В силу сложившихся обстоятельств, все три офицера имели в свое время непосредственное отношение к авиации, и капризная дама судьба свела их воедино на перевалочной базе золотого прииска. Революционный матрос – торпедист Шпак, обладатель огромного роста, оглушающего голоса и имеющий специальность сварщика, органически вписывался в коллектив. Поговаривают, что когда однажды на учениях Шпаку придавило палец, он издал возглас огорчения, по количеству децибел заглушивший главный калибр флагманского крейсера, и поднявший небольшое цунами. Жители островного государства, на свою беду находящегося неподалеку, объявили срочную эвакуацию. По психологической совместимости этот квартет мог быть использован в более глобальных целях, например в десантной операции против государства размером с Африку со стопроцентным выполнением поставленной задачи.
Трое из квартета и находились на момент описываемых событий в теплице. Зеленые шеренги огуречной рассады, получив свою порцию аммонита, усердно тянулись в рост. На прииске лучшего удобрения, чем взрывчатка не найти: полверхонки на ведро воды, и овощ таращится в рост со скоростью выстрела, лук достигает размера копья, а вес редиса напоминает гантели.
Ещё одним несомненным плюсом северной теплицы являлся микроклимат, в котором в рекордные сроки набирала оглушительный градус брага. Двухсотлитровая бочка этого сельхознапитка и была торжественно вскрыта для проведения ритуала дегустации. Индикатором крепости продукта всегда являлся Володька Белый. Если после третьей кружки он не мог выговорить слово «Гренландия», значит, продукт единодушно признавался годным к употреблению.  В проходе между грядками был накрыт незамысловатый стол, вокруг которого расслабленно сидели оба младших офицера и матрос-переросток. Количество выпитого уже располагало к концертной части банкета.
- Отцвели уж давно хризантемы в саду, - зарокотал Шпак, почему-то на мотив «Там, вдали, за рекой».
- В небе ясном заря догорала! – с энтузиазмом подхватил идею Володька Туз.
- А за это за все, ты отдай мне жену, - продолжил странное попурри Шпак.
- Комсомольское сердце разбито! – проникновенно и логически закончил романс Белый, энергично дергая вместо струны натянутую для огурцов леску.
Со стороны входа раздались аплодисменты. Опершись плечом о дверной косяк, стоял Пиночет, в глазах которого поблескивали слезы истинного ценителя прекрасного.
- Брависсимо! Слова перепишете? – голосом музыкального гурмана вопросил босс, принимая из рук Шпака ковшик с напитком.
 - Отличное пиццикато, лейтенант, - гулко, в ковшик, показал знание предмета Пиночет, адресуя похвалу Белому.
- Служу Советскому Союзу! – застеснялся Володька, ковыряя носком кирзача утрамбованный земляной пол.
По неистребимой привычке закоренелого военного, Палыч, он же Пиночет, называл всех присутствующих строго по званию, исключение составляли, пожалуй, только дети, представители прекрасного пола и директорат прииска. Присутствующие с легкостью приняли условия игры, понимая, что в поселке списочным составом в тридцать душ, полноценно жить годами, можно лишь имея приличное чувство юмора. Особливо бесконечно длинными зимами. Имел Палыч еще одну странную привычку. Когда в поселке проездом появлялось новое лицо, да еще не дай бог, это лицо имело противоположный пол, Палыч надевал парадную форму, и в таком виде тынялся по базе. Иногда неделями. На парадный китель густо навешивались заработанные за тридцать лет безупречной службы награды, среди которых выделялся какой-то восточный орден размером со среднюю суповую тарелку. Где-то Пиночет служил военным советником, и, надо полагать, чем-то угодил вождю банановой республики.  Словом умел произвести впечатление мужчина. Так вот, самодержец шарахался в этом кольчужном от наград прикиде по поселку, и невдомек ему было, что это чистой воды попадалово. Награды издавали такой мощный колокольный звон, что все успевали рассосаться и приныкаться за сто метров до появления начальства.
- Зачем я вас искал? – недоуменно спросил фельдмаршал, отрываясь от кувшина, и вопросительно глянул на подчиненных. Шпак понял, не оборачиваясь назад, завел руку за спину, где стояла бочка, зачерпнул новую порцию,  протянул емкость командиру. Пиночет оценил, надолго припал к сосуду. Возвращал память, надо полагать. Троица бесстрастно наблюдала как шеф трубно гугукает из посуды.
- Вспомнил! – шумно отдышавшись, молвил диктатор. Озарило! Троица не сомневалась.
 - Однако тепло здесь, - констатировал Пиночет, расстегивая китель.
- Экватор, - согласился мореход Шпак.
- Баграм, - строгим голосом заслуженного метеоролога поправил воин-интернационалист Белый.
- Аден, - вспомнил молодость военный советник Палыч-Пиночет.
- Чукотка! – хмуро закончил урок географии магаданец Туз. Все уныло согласились, - Палыч, не томи, зачем искал?
- На носу второе полугодие, надо оформлять подписку на газеты и журналы для всего поселка, - в голосе Пиночета сквозили нотки диктора Совинформбюро, - Поручик, ты у нас профсоюзы, вот и поедешь на прииск, оформишь все как положено.
Володька Туз имел еще одно, старорежимное прозвище – Поручик. Привык и отзывался на оба. Гордился и тем и другим.
Пиночет достал из портфеля пару толстых гроссбухов, оказавшихся подписными каталогами, пачку подписных квитанций, и шмякнул на стол.
- Эти квитки уже заполнены гражданскими лицами, эти заполните за себя! Завтра же поедешь на прииск, оформишь! Приказ ясен?
- Так точно, завтра поехать на прииск, оформить подписку, - подтвердил получение приказа Поручик-Туз, оставаясь сидеть за столом. Чукотка те же фронтовые условия, штабная паркетная дуристика здесь не в почете. Ты получаешь приказ, и не мой головняк как ты его будешь выполнять. Главное качественно и в срок. Азбука.
 Государь выдули третий, стременной кубок, и отбыли.
Трио бандуристов увлеченно углубилось в изучение толстых каталогов.
Ах, эта подписная компания! Лучше музыки нет для неизбалованных комфортом и другими благами цивилизации северян. Читать любили все и всё. Выписывали и читали всё, что можно было выписать и прочитать. Выписывали газеты и брошюры, журналы тонкие и толстые, ежедневники и еженедельные издания, партийные и профсоюзные постулаты, блокноты агитатора и многое другое. Почта приходила с опозданием, в нумерации полная неразбериха, но всегда толстыми пачками, перевязанными бумажной бечевкой. Счастливые подписанты тащили тугие свертки, обернутые коричневой бумагой по домам. И читали! Весь поселок замирал, в воздухе витал шорох перелистываемых страниц. А что еще делать, особенно когда за окном зима в девятимесячном календарном исполнении, а по телевизору одна программа, да и та со скудным, выученным наизусть репертуаром? 
А в кулуарах, то бишь в теплице, троица увлеченно листала каталоги, подбирая себе чтиво по душе.
- Шпак, ты себе чего выбрал? – заинтересовался Поручик от профсоюза.
- «Технику молодежи», «Огонек», «Труд» и «Известия» - предпочел военмор.
 - Я добавлю «Иностранную литературу», «Юность», «Новый мир», «Советский экран» и «Вокруг света» - блеснул эрудицией не то Поручик, не то Туз.
- «За рулем» и «Советский спорт» - без запинки отчеканил Белый и рухнул головой на стол. Молодого ветерана тут же зауважали.
В складчину выписали рублей на двести – гигантские деньги, месячный бюджет материковской семьи!
- Господа! Осталось несколько незаполненных квитанций! Что будем делать? – голосом радеющим за судьбы русской интеллигенции трагически взрыдал Шпак. От его трагизма по рядам рассады прошлась крупная волна.
- Чего-чего! Заполнять! – не просыпаясь, пробубнил в стол Белый.
Шпак и Туз переглянулись, в глазах обоих промелькнуло что-то хищное. Белого зауважали еще больше. Как говорят на Севере, сто рублей не деньги.
На следующий день приказ Пиночета был выполнен беспрекословно, точно и в срок.

 
* * *

С началом второго полугодия Пиночет стал регулярно получать несанкционированный номер газеты «Красная звезда», чему сначала удивился, потом, видать, просек ситуацию и претензий не имел. Лишь хитро посмеивался при встрече.
Однако все остальные жители поселка  стали вдруг обладателями совершенно разных, но ненужных никому изданий. Каждый номинант получил своё – заслуженное. Дядя Ваня Басмач, например, получил журнал «Свиноводство», вохровец Пенодув – газету «Китайский пионер», естественно на китайском языке. Кому-то достался журнал «Гинекология и акушерство», да мало ли?  «Гран – при» достался башкиру Роме Мухарамову. Тяжелый, в руку толщиной, журнал для слепых, где всё – и буквы и рисунки были рельефные и отчетливо прощупывались пальцами. В общем – всем сестрам по серьгам.
Зато при каждом получении селянами почты, из Дома офицеров почему-то раздавались громовые раскаты хохота.

Анадырь, 2007 год, июнь.