Повелитель вещей 4

   Тихая аллея пересекалась с безмолвной улочкой, которая, в свою очередь, вела к городскому парку. Иногда по пути попадались замершие люди – иногда по одному, чаще компаниями по два-три человека. Прогуливались молодые парочки – то есть раньше прогуливались; сейчас-то они застыли в позах, противоречащих здравому смыслу и законам физики. Мэнэррик с интересом и глубоко запрятанным неосознанным ужасом рассматривал встречных, похожих сейчас на восковые фигуры. Ксилу же не обращал на них никакого внимания, плавно скользя мимо грациозной походкой.

   А вот и парк, не знающий покоя даже ночью. Вовсю работают залитые ярким светом аттракционы, летние кафе гостеприимно распахнули двери; переливаются в лучах прожекторов фонтанные струи, и отовсюду доносится гремящая музыка, крики, взрывы хохота, сливающиеся на расстоянии в сплошную какофонию. Впрочем, в парке полно и малоосвещённых местечек, и совсем тёмных укромных уголков.

   Цель Балтазара, как видно, лежала в стороне от людных мест. Ксилу уверенно нёсся по следу, а Мэнэррик, переставший обращать внимание на наличие или отсутствие признаков жизни, всего лишь старался не отстать.

   Внезапно Ксилу остановился – так резко, что Мэнэррик ткнулся ему в спину. Ксилу медленно оглядывался, и Мэнэррику показалось, что Оружейник видит что-то во тьме, причём нечто такое, что самому Мэнэррику не разглядеть даже при самом ярком свете.

   - Мы его потеряли? – спросил Мэнэррик, дерзнув подмазаться под поисковое чутьё своего спутника.

- Сакральное местечко, - с каким-то непонятным выражением произнёс Ксилу, явно имея в виду не Балтазара. – Додумались же какие-то олухи…

   - Ты о чём?

   - Тихо тут должно быть. А они предложили людям танцевать и развлекаться. В крайнем случае – храм бы какой-то поставили, пусть даже любой веры… Места вокруг полно было – так нет, именно здесь – увеселение!

   - А чем плохое место? – не понимал Мэнэррик.

   Ксилу сардонически улыбнулся:

   - Чем плохое? Да тут у самой поверхности земли – склеп на склепе! Вместе с останками. Когда что-то строили, рыли и наткнулись на кости, - их вывезли. А остальное закатали под асфальт, сравняли с землёй, качели-карусели поставили. Здесь бы тихо прогуливаться, а лучше – это место вообще стороной обходить.

   - Почему? Ходят же люди по кладбищам, порядок поддерживают…

   - Это совсем другое. Тем, кто тут лежит, порядок поддерживать уже некому: захоронения довольно старые. Всё дело в том, что склепы поставлены поверх другого, более древнего кладбища. О нём из ныне живущих никто даже не догадывается. А те люди сами не умирали. Причём очень… плохо.

   - Какие-нибудь кровавые ритуалы? – предположил Мэнэррик.

   - Опустим подробности, - отрезал Ксилу таким тоном, что Мэнэррик решил не уточнять.

   - Ладно, пусть веселятся, – решил Ксилу, - боком оно всё равно когда-нибудь вылезет. Кроме всего прочего, тут очень просто перейти в места, вообще не предназначенные для людей. Потому и потопал сюда Балтазар. Кладбище, как же!.. Все мёртвые. Неживые. Как вещи. А он – Повелитель вещей. Он может поднять их за собой.

   - Ночь живых трупов и зловещих мертвецов, - невольно вырвалось у Мэнэррика.

   - Если бы всё оказалось не страшнее таких сказок! – ответил Ксилу так, что Мэнэррик поёжился. – Попробуем настигнуть его прежде, чем подобная мысль придёт ему в голову! – и Ксилу вновь полетел по тёмной аллее стремительной походкой, молнией вспыхивая в пятнах лунного света, местами пробивающегося сквозь кроны кряжистых старых деревьев.

   По пути уже никто не попадался, и Мэнэррику понемногу начало казаться, что аллея больно уж длинновата для этого парка, исхоженного в своё время вдоль и поперёк. И деревья что-то не очень похожи на липы, дубы и ясени…

   Пятна лунного света совсем пропали, и какое-то время они двигались в кромешной тьме; лишь Ксилу бледным призраком выделялся в чернильном мраке. Появились прежде отсутствовавшие запахи прелых листьев, сырой земли и вроде бы даже гниющих речных водорослей. Впереди немного посветлело; стало возможно различать контуры древесных стволов – сравнительно тонких, ровных и высоких. Каких уж точно не было в парке. А под ногами – уже не асфальт и не декоративная плитка, а утоптанная тропа, усыпанная старыми мёртвыми листьями.

   Впереди становилось светлее; деревья попадались реже, образовав редкий лес; тропа потянулась на вершину небольшого, но довольно крутого холма, тоже поросшего деревьями – одинаковыми, прямоствольными, с высоко расположенными кронами, как будто вырезанными по шаблону. Внизу – только опавшие листья; ни кустов, ни травы, ни подлеска. И время – уже не лунная ночь, а то ли утро, то ли вечер пасмурного дня. Какой-то сумрачный серый свет, ничто не отбрасывает тени. Мэнэррик оглянулся назад: никакой аллеи, сплошь однородный лес, растущий на холмистой местности. Даже тропа исчезла.

- Тише, - приказал Ксилу и остановился.

   Мэнэррик замер с поднятой ногой, потом всё-таки решил осторожно опустить её на землю и прислушался.

   Со всех сторон доносился шорох, словно что-то двигалось у самой земли по всему лесу. Мэнэррик присмотрелся, и ему показалось, что земля окрасилась кровью и шевелится. Но тут же он понял, что никакая это не кровь, а неисчислимые полчища небольших красных жучков с чёрными точечками на надкрыльях, похожих одновременно и на божьих коровок и на клопов-«солдатиков». Сплошным красным ковром ползли они со всех сторон на вершину того холма, куда держали путь и Ксилу с Мэнэрриком, шурша опавшими листьями.

   - Что ещё за явление? – шёпотом осведомился Мэнэррик.

   - Идём дальше, по дороге расскажу, - нормальным голосом ответил Ксилу и первым двинулся вперёд. Мэнэррик тоже пошёл, внутренне содрогаясь от мысли, как сейчас будут хрустеть жуки под ногами. Однако яркие насекомые хрустеть под ногами совершенно не собирались и вполне разумно разбегались в стороны с дороги, освобождая место, достаточное для того, чтоб поставить ногу. Притом специально целиться не приходилось: жуки словно бы предугадывали каждый шаг двуногих существ, так что идти можно было совершенно непринуждённо.

   - Существовал в древности один небольшой народец, - начал Ксилу, уверенно шагая среди жучков. – Такого себе азиатского типа невысокие смуглые люди с узким разрезом глаз. Самостоятельная угасшая ветвь, не давшая начала другому какому-нибудь народу. Земледельцы, не разводившие скот, ибо всё живое, кроме растительности, считалось священным. Были у них свои святыни, причём конкретные, которым они не то чтобы поклонялись, а просто их очень ценили и уважали. Они не верили в абстрактных богов, а приносили символические подарки растениям, животным, даже рекам и полянам. Этот лесок был в особом почёте; ему даже имя дали – Казамоки. Однажды в лесу они обнаружили этих жучков, которые вели себя поразительно разумно. Ну, ты сам видишь, как они удирают из-под ног. Они красивенькие, на первый взгляд безобидные. Питаются всем, что отслужило свой век: прелыми листьями, гниющей древесиной, органическими отходами, трупами – животных и людей. Легко приручаются и поддаются дрессировке. Санитары леса. Ещё выяснилось, что они чудесно очищают гнойные раны, которые после этого за пару дней волшебным образом заживают. Люди дали им имя своего любимого леса – казамоки, и стали брать их в дома, искренне веря, что жуки приносят счастье. Даже дружественным народам преподносили в качестве подарка на счастье. Одаренные увозили жуков за тридевять земель, за моря и океаны; тоже им жуки счастья нравились. Только – слава Богу – казамоки вдали от своего леса очень быстро погибали, вследствие чего и не получили широкого распространения по всему земному шару. Причина до сих пор неясна, ведь и условия им создавали хорошие, и пищу предоставляли любимую. Но не жилось им на чужбине. Зато возле леса они чувствовали себя распрекрасно и плодились соответственно. У людей стало новым, всем понравившимся обычаем не хоронить и не сжигать своих мертвецов, как было раньше, а относить вечером в лес Казамоки. Наутро от покойника не оставалось даже костей – только погребальная ткань. В конце концов система дала сбой: один старик умер под вечер, и его решили нести в лес на следующий день, а пока оставили на улице возле хижины. Наутро от него осталась одна одежда: ночью из леса пришли казамоки и «оприходовали» его. «Домашним» казамоки покойников не отдавали из каких-то предрассудков, относили только «лесным». Может, «лесные» научили жизни «домашних», а те неправильно поняли, или ещё что-нибудь, но только на следующую ночь «домашние» казамоки съели больную девочку, а ещё через сутки к ним присоединились «лесные» жучки, и от маленького народа осталась только одежда. Предания о жуках, приносящих счастье, стёрлись в веках, исчезла сама память о малочисленном народе миролюбивых земледельцев. Остался небольшой лесок Казамоки, в котором скрытно живут красивые красные жуки. Лес почти ничем не отличается от окрестностей, разве что молодой поросли в нём нет, но это не настолько бросается в глаза, чтоб обратить особое внимание. И на красных жучков, изредка попадающихся на глаза, никто не засматривается. В таких количествах, как мы видим сейчас, они очень редко появляются, да и то – когда поблизости нет людей. Сегодня – исключение. Казамоки настолько напитались мертвечиной, что стали… как бы это сказать… очень живыми. Плюс – жизнь целого, хоть и небольшого народа. Да и весь лес Казамоки просто пронизан живой энергией.

   - Хоть что-то очень живое во всей этой истории! – вставил Мэнэррик.

   - Так ведь оно тоже не во благо, - не согласился Ксилу. – Не думаю, что тебя обрадует то живое, что ты можешь здесь встретить. Вот мы и пришли.

   И правда, они уже достигли вершины холма, за которой открылся вид на маленькое лесное озеро, окружённое деревьями неопознанных пород.

   - Странно, - сразу заметил Мэнэррик. – Логичнее было бы этому озеру находиться не здесь, а хотя бы в той ложбине, из которой мы только что вскарабкались. Она ведь гораздо глубже, а озеро, получается, вообще над ней висит?!

   - Это территории разных миров, - ответил Ксилу. – За ложбиной на холме – обыкновенный лес, только похожий на этот. А это – лес Казамоки и его озеро. Поэтому в другом месте оно просто не может быть. Логика – не для здешних мест.

   - Не понимаю, но приму на веру, - вздохнул Мэнэррик.

   А жуки между тем дружно шли прямиком в озеро и бесследно исчезали в тёмных стоячих водах. Ни один не всплыл, как будто они были очень тяжёлыми. Тоже непонятно.

   Предвосхищая вопрос Мэнэррика, Ксилу сказал:

   - Думаю, Балтазар вошёл в озеро. Но он… слишком неживой для Казамоки. Вот жуки и отправились за ним – разбираться. Сомневаюсь, что хоть один из них вернётся.

   - Интересно, что в озере понадобилось Балтазару? – Мэнэррик подошёл поближе к воде. – Фу, какая вонь! Не знаю, как лес, но озеро очень уж мёртвое. Даже вода, похоже, сдохла. А я ещё думаю – откуда так водорослями несёт? Нам придётся туда лезть? Очень бы не хотелось.

   - Ты прав, озеро мертво. Очень мертво. Некогда туда тайно сбросили отходы одного нелегального предприятия. Контейнеры повредились. Озеро убито и убийственно. Лесу Казамоки это очень не понравилось…

   - Как я его понимаю!..

   - …Он все силы направил на то, чтоб обезвредить озеро. А тут ещё и Балтазар. Уж для него лес Казамоки не пожалел свою главную ценность и основную силу – всех своих жуков. Ну, сейчас они все утонут, и тогда… - Ксилу не закончил.

   Жуков, действительно, оставалось мало. Основная масса уже погрузилась под воду, и теперь в озеро впадали тоненькие красные ручейки и отдельные «капли».

   Мэнэррик побрёл по склону вокруг озера, оглядывая окрестности. Похоже, к воде спешили уже последние насекомые. Теперь они попадались поодиночке. На своём пути жуки смели все опавшие листья, и серая глинистая земля выглядела теперь голо и уныло. Только в одном месте листья почему-то остались нетронутыми. То была небольшая яма метра полтора в диаметре, доверху заполненная сухими листьями. Из-под листьев торчали какие-то линялые полуистлевшие тряпки. Мэнэррик обошёл вокруг ямы. Тряпки напоминали некогда синее спортивное трико. Интересно, почему это казамоки не уважили вниманием такие неплохие на вид листья? Идя через яму, они бы точно не провалились, а ещё бы и перекусили листиком-другим?..

   Листья немного сдвинулись. Странно, ведь ни ветерка, ни малейшего дуновения… И тут выцветшие тряпки зашевелились: из ямы начало подниматься нечто…

   Мэнэррик, не помня как, очутился рядом с Ксилу. Ровные белые зубы Оружейника обнажились в кривом оскале; Ксилу пригнулся, как будто приготовился рвануть с места, чтоб прийти первым на марафонской дистанции. Безумные глаза горели диким опасным огнём. Реакция Ксилу испугала Мэнэррика больше, чем ворочающееся в яме неведомое чудище. Или нет? Всё-таки – ненамного больше.

   - Что это? – звук собственного голоса неожиданно слегка успокоил Мэнэррика, и он продолжил говорить, не особо заботясь о содержании своей речи: - Это ещё страшнее, чем появление Балтазара из картины, да? Ты ведь знаешь, что оно такое? Это же не медведь, лезущий из берлоги? Медведь понятный, если это он, но я сомневаюсь, что это мог бы быть медведь… Ты не подумай, я не трус, но я и не супермен; я просто нормальный среднестатистический человек со всеми его среднестатистическими страхами…

   Ксилу поднял что-то с земли и, не глядя, сунул Мэнэррику в руки.

   - Как это понимать? – в ладони Мэнэррика лежала ржавая, погнутая и забитая землёй крышечка от пивной бутылки.

   - Нам крышка, - будничным тоном объяснил Ксилу. Звериное выражение исчезло с его лица, уступив место абсолютному спокойствию. Видно, бормотание Мэнэррика обладало релаксационным действием. Мэнэррик по достоинству оценил чувство юмора Ксилу, однако оптимизма оно ему не прибавило.

   - Противопоставить мёртвое неживому, - тихо произнёс Ксилу, - в высшей степени опасно.

   Мэнэррик краем глаза осмелился взглянуть в сторону ямы с листьями. Страшилище продолжало выбираться из своей берлоги и представляло собой беспорядочную кучу гнилого тряпья, листьев и чьих-то костей высотой метра три. И расти не прекращало. Мэнэррика передёрнуло от отвращения: куда уж озеру с его неприятным запахом браться до волны нестерпимого смрада, идущей от жуткого обитателя ямы!

   - Сейчас стошнит, - пожаловался Мэнэррик.

   - В сторонку отвернись, - совсем не посочувствовал Ксилу.

   Мёртвая тварь явно не собиралась охотиться на канувшего в озеро Балтазара. Гораздо больше её привлекали два живых объекта, находящихся в стороне от убийственной воды.

   - Бежим? – предложил Мэнэррик, заранее зная, что Ксилу не поддастся на такую провокацию. – Или что делаем? Оно медленное, не догонит… Может быть.

   - Оно – не догонит. Но лес Казамоки нас не выпустит. Это – материализация его души, его сущности, - ровным тоном поведал Ксилу.

   - Крышка есть крышка, - сделал вывод Мэнэррик.

   - Если мы не остановим Балтазара, его уже никто не остановит, - покачал головой Ксилу. – потому что никто о нём не знает. Будут природные катаклизмы, аварии и техногенные катастрофы. И никто не поймёт, что причина у всего одна. Никому и в голову не придёт докапываться до сути. Кто может вызвать цунами, крушение поезда и взрыв газопровода одновременно на разных континентах, если это совсем не похоже на теракты? Цель – не доказать что-то кому-то, а сделать так, чтоб не осталось никого. И договориться – невозможно.

   - Со всем согласен! – в голосе Мэнэррика зазвучали панические нотки. – Согласен останавливать Балтазара и цунами! Только сейчас та штука остановит меня! Она всё больше и ближе! Чем от неё защититься? У тебя нет какого-то оружия?

   - Позволь тебе напомнить, - прохладно отозвался Ксилу, наблюдая за медленным, но неуклонным приближением тряпочно-лиственной твари, – кто я?

   Всё-таки небезосновательно прежние приятели Мэнэррика высказывали прозрачные намёки на сомнения в здравом рассудке Ксилу. Видимо, их предположения имели под собой реальную основу.

   - Ты – Ксилу, - успокаивающе напомнил Мэнэррик.

   - А ещё? – не отступал вышепоименованный.

   - Оружейник. Оружейник Ксилу. – Мэнэррик никак не мог уловить, к чему тот клонит.

   - Наверно, не зря меня так называют? – Ксилу подмигнул.

   - Не знаю, - растерялся Мэнэррик. – Наверно.

   - Я – Оружейник. У меня есть оружие. Я могу починить, добыть, сделать любое. Ты готов встретиться с одним из видов моего оружия?

   - Готов ли я? Оно страшное, что ли?

   - Как раз наоборот. Фестиваль! – вдруг крикнул Ксилу в лицо отшатнувшемуся Мэнэррику. Тот не успел осмыслить, кого же ему опасаться больше: лезущего из ямы существа или стоящего рядом спятившего Оружейника, как вдруг воздух между ним и Ксилу странно замерцал и заискрился, и Мэнэррика что-то сбило с ног на землю. Он ошалело таращился на взявшееся ниоткуда новое действующее лицо – невысокую девушку в комбинезоне защитного цвета, шустро вскочившую на ноги и с остервенением отряхивающуюся после падения. При каждом движении её непокорные волосы, торчащие во все стороны разноцветными пружинками, смешно подпрыгивали. Закончив приводить себя в относительный порядок, она подняла на Мэнэррика тёмные, как переспевшие вишни, глаза в лучиках чёрных ресниц, и бодро воскликнула:

   - Вставай, а то попу простудишь! – и тут же прыснула в кулачок.

   Мэнэррик смущённо улыбнулся и встал с земли. Ксилу же смотрел на девушку совершенно беспристрастно. Радость, которую излучала каждая клеточка упругого тела девицы, заметно померкла, когда девушка узрела Ксилу.

   - Это ты, - она всё-таки попыталась вернуть улыбку; улыбка вышла неискренней и жалкой.

   - Фестиваль, - повторил Ксилу.

   - Зовут меня так, - пояснила девушка.

   - Почему? – задал глупый вопрос Мэнэррик.

   - Потому что я – фестиваль. Праздник! Цирк, салют и фейерверк! Понимаешь? – для пущей наглядности девушка взлохматила свои и без того растрёпанные буйные локоны.

   - Понимаю, - протянул Мэнэррик. И правда, очень девице подходило это имя или прозвище.

   - Твоё задание, - Ксилу равнодушно кивнул на выросший метров до шести толстый тряпочный столб, слепо ворочающий верхним концом, как гигантский червь – безглазой головкой.

Фестиваль оглянулась в указанном направлении и вскрикнула от ужаса и отвращения.

   - Вперёд, – приглашающее повёл рукой Ксилу.

   Лучезарное настроение Фестиваль улетучилось. Неосведомлённому в подобных делах Мэнэррику показалось прямо-таки кощунственным посылать девчонку совершить неведомо что, скорее всего мерзкое и страшное, в то время как два здоровых мужика будут прятаться за её спиной. И всё же он ничего не стал предпринимать: наверно, Ксилу видней.

   Фестиваль, широко распахнутыми глазами пожирая источающее невыносимый смрад существо, побледнела, но стиснула зубы и решительно двинулась к нему.

   Мэнэррик рванулся за девушкой, но Ксилу успел перехватить его за запястье и приложил палец к губам, призывая к молчанию. Хватка его была железной, и Фестиваль шагала вперёд одна.

   «Червь» опустил к ней «голову», и стало понятно, что вот-вот он накроет Фестиваль, и тогда случится что-то ужасное, лежащее за гранью здравого разума. Даже на расстоянии было видно, как дрожит Фестиваль. Тем не менее она нашла в себе силы приблизиться вплотную к огромной вонючей твари, остановилась и, подняв голову, срывающимся голосом закричала в безглазую отвратительную морду:

   - Отстань, смердючее уродище! Мы тебя не приглашали, так что сядь на место и молчи себе в свои тряпочки! – её голос набирал силу, делался ровнее и звонче, наконец зазвучав бодро и почти весело. – Кто тебя просил высовываться, а?! Кто просил, - с тем и разбирайся. Тоже мне, охранничек нашёлся! Если тебе нужна какая-то жертва – возьми меня! Не пожалеешь! Успокойся. Усни в своей норе, не трать понапрасну силы на того, кто не трогает твоё убежище!

   Чудовище начало раздаваться вширь, готовясь, видимо, обнять, окутать со всех сторон и превратить в часть себя дерзкую орущую козявку.

   - Ах, вот как?! – не унималась девушка. – Не слушаешься? С тобой говорит Фестиваль! Я тебя просила по-человечески, до тебя не дошло. Тогда получи по-фестивальному! – Фестиваль зажмурилась, опустив голову, и вытянула перед собой руки ладонями вперёд.

   Какой-то миг ничего не происходило, а потом от её ладоней пошёл дым, полетели искры, и что-то ярко полыхнуло с громким треском, распространяя едкий химический запах бенгальских огней.

   Перепуганная девушка с визгом бросилась прочь; чудовище мгновенно вспыхнуло и тут же рассыпалось, опав на землю дождём тлеющих тряпок и листьев.

   - И всего делов, - подытожил Ксилу.