Музум Е Аллегро

часть первая

 * * *

 Романтизм 60х в лице Beatles стал замирать, и на смену пришли 70е, уверенной поступью утверждая формат музыки Рок в её тяжёлом проявлении. Эта музыка требовала сопереживания. Под неё уже невозможно было беспечно танцевать. Музыка и слова стали показывать и рассказывать о мире в котором мы живём. А мир был совсем не идеален и это я уже начал осознавать.

 * * *

 Репетиции с группой Юниорс были скорее формальными, чем творческими. Русскоязычный порыв Игоря Мадрита не находил в душе особого отклика - никак не вязался русский текст с энергетикой рока. Хотя я любил поэзию, был воспитан на русских былинах. Да и скорее ухо больше воспринимало мелодику языка, нежели чем его смысл. Спроси у меня, о чём поёт Хендрикс,  Ян Гиллан или Роберт Плант - врядли бы я мог внятно сам себе обьяснить. Необходимость была в сопереживании, в самом процессе бытия и ощущения себя молодым или в большей степени вечным. В осознании безвременья лежал большой смысл будоражащей новой энергетики. Хотелось жить и дышать ей. Играть и иметь её в руках. Я бы не сказал, что ребят в группе связывали какие-то музыкальные интересы. Именно поэтому я был в большей степени инфантилен в коллективе и возгорался только на время исполнения известных мне каверов. Во всём чувствовалась рука Игоря и ребята были исполнителями его воли. Видимо , он и меня взял для того чтобы оживить творческий процесс, но результатов пока не было. Мы периодически выступали по школам. Аппаратура была исключительной по тем временам, техническая часть в группе была на высоте. На репетиции приходил и сам Комаров "Комар" Витя и всегда внимательно выспрашивая моё мнение о звуке, подкидывал новые фуззы для испытания. Игорь поговаривал о новом музыкальном кафе в городе со звучным названием "Аллегро". Там играла его знакомая группа "Ригонда" и он всё грозился свести меня с лучшим гитаристом Гришей Димантом, иногда приходившим поиграть туда. Критерии были установлены, как я полагал, и чем он мог бы так сильно удивить. Однажды вечером мы всё-таки пришли туда и я впервые попал в новое, но уже очень знаменитое кафе. Оно находилось почти в центре Старой Риги на улице Комсомольской в глубине широкого двора, типа колодца, рядом с кинотеатром "Комьяунетнис"- что означало комсомолец по-латышски. Большие двери, обитые медью вперемежку с прозрачными стёклянными проёмами, просматривались как изнутри так и снаружи. Более того, они были двойными и их разделяло большое фойе. Таким образом, прилипнув к первым дверям, ты мог частично лицезреть что там между ними внутри. Потом твой взгляд проникал за вторые двери, в еще большее фойе, где стойка гардероба и входы в мужской и женский туалеты отражались в огромных зеркалах. Сдавая верхнее, ты видел себя в отражении и даже зеркально наблюдал за происходящим. Следующая подобная дверь вела в обьёмное, высокое помещение в два яруса, уставленное столами и диванами по бокам. Две противоположные стены этого зала являлись прозрачными окнами до потолка, занавешенными гигантскими шторами, временно раздвигавшимися и задвигавшимися. У центральной стены возвышалась сцена - огромное приподнятое плато, обитое чернёной медью, завершённое задней панорамой, уходившей вверх и плавно перетекавшей в потолок. А над головой размалёвывалось некое абстрактное варево, декорированное красками и медью в виде энкаустики. Сбоку от сцены, ближе к столам у правой шторы высилась большая барная стойка с кофейными аппаратами и густым запахом ароматного кофе.

 * * *

 Когда мы с Игорем вошли внутрь, меня поразила атмосфера, царившая там - звуки оркестра, танцующие пары, полуосвещённый зал. Игорь деловито подходил к разным людям, здоровался с ними, а мой взгляд повис на необычной гитаре в руках невысокого гитариста с густыми бакенбардами и роскошными усами. В момент, когда его глаза были прищурены и в усах пряталась лёгкая магическая усмешка, его пальцы почти не двигаясь, издавали жирные маслянистые звуки, ложившиеся широкими мазками на палитру ритмичной и упругой латиноамериканской румбы - "Oye Como Va". Музыка была абсолютно современна и звучала во многочисленных западных хит-парадах. Это был кавер Карлоса Сантаны, но Гриша не копировал его, он играл в стиле и делал это лаконично и с безупречной музыкальностью. Я сразу влюбился в его манеру и в душе выбрал его своим учителем. Как гитарист я, может быть в скором времени и смог бы играть эту музыку, но представить себе такое профессиональное звучание оркестра, насыщенное всеми ингридиентами, включая клавишные и духовые, я не мог. Повторялось это только по нотам, а записывать ноты я не умел. Сыграв еще несколько известных произведений группы Chicago и Blood, Sweat & Tears, "Rigonda" обьявила перерыв и Игорь представил меня музыкантам спускавшимся со сцены - клавишник - Кокоша, ритм-гитарист - Тотоша, бассист - Алик - то ли Барсик, то-ли Мурзик, ударные - Алик "Фрида", соло - Гриша Димант. Духовые у них периодически менялись, поэтому и стёрлись в памяти их имена.  Мне с ними не о чем было беседовать, а они, наверно в свою очередь думали, что это за пацанчика Игорь притащил, неужели он действительно что-то там умеет? Конечно Игорь договорился с Гришей и ребятами, чтобы они дали сыграть что-нибудь в следующем отделении. Музыканты всегда могут поговорить об инструментах, поэтому Гриша повёл меня на сцену показать свою гитару и усилитель. Внешне, казалось всё просто - гитара фирмы Алко (италианская), девятиструнка - первые три струны спаренные. Так вот откуда этот жирный звук возникал. Но это было еще не всё. Первая и вторая струны - одной толщины, а вторая вместо третьей - все подтяжки в высоком регистре игрались вдвое легче...медиатор у него был рифлёный, поэтому при звукоизвлечении появлялся дополнительный скрежет и играл он без фузза на ламповом перегрузе - звук получался массивный и тон оставался чистым...Таких тонкостей я до этого не знал! Играть на его гитаре было удобно и легко, струны буквально лежали на грифе. Слово за слово, и музыканты стали подниматься на сцену. Мы выяснили, что я сыграю Johnny Be Good в версии Jimi, разобрались с темпом и приготовились к старту. С первых же звуков легендарного рок-н-рола люди в зале оживились и ринулись к центру. Забурлило людское море. У группы брови поползли вверх. Они поразились быстрому образованию контакта с публикой и тому, как стремительно наэлектризовалась атмосфера. Гитарист Тотоша явно не поспевал за мной и тщетно пытался сыграть второе соло - этого стиля он просто не знал. Во время кульминации на коде толпа уже взревела и не отпустила меня, вызывая на бис. Я решил сыграть им блюз Beatles - Oh!Darling! Свою коронку - я пел его так же высоко, как Paul McCartney! Моё выступление вызвало бурю восторга и все поздравляли Игоря, оценивая его исключительный выбор! Я передал эстафету Грише и, надо сказать, он очень тонко переключил атмосферу, сыграв Турецкий Марш Моцарта. Восторг публики сохранился, но эмоциональный тонус упал, благодаря следующему лирическому блюзу Carlos Santana - Black Magic Woman. Надо отдать должное Грише, он был на высоте и исполнял эту музыку ничуть не хуже самого Карлоса. Я тысячу раз был признателен Игорю за подаренный вечер. Думаю, что он сильно продвинул меня в эстетическом плане. Я благодарен и своему времени за то, что оно у меня было таким.

 * * *

 Мой кругозор расширился. Я буквально представил себе, что живу внутри большого города, где много групп, много имён, много разных жанров и стилей. Кафе "Аллегро" становилось реальным прогрессивным молодёжным клубом. Tам не чувствовалось ограничений, никто не лимитировал деятельности и не диктовал никаких стандартов и форматов. Город свободно развивался и резонировал с последними музыкальными течениями, как в ПоП-музыке, так и в джазе. Слава о клубе быстро разрасталась по всему СССР и скоро, попасть туда стало практически невозможно. Это место стало культовым и началось паломничество в Ригу - как в Мекку Советского джаза. Я в джазе мало что понимал в то время, но, тем не менее, приобрёл в магазине пластинку Рижского эстрадного оркестра, пытаясь понять что за музыку играли в стенах здания Латвийского радио на Домской площади. Слушая эти звуки, я сделал для себя вывод, что правила исполнения и законы по которым строится форма абсолютно другие и это было совершеннейшей загадкой. У меня возникло чувство, что я не готов к пониманию правил джаза, и я не стал торопить события, оставив для себя возможность слушать джаз как слушатель.

 * * *

 Как идейный вдохновитель ансамбля, Игорь понимал, что, выступая по школьным вечерам, группа долго не протянет, тем более что подкрадывалась летняя пора - "бровей обровевание", как выразился бы нео-классик в духе Пушкина... Когда на репетиции в Доме Офицеров прозвучала фраза о том, что на следующей неделе все вместе едут в Юрмалу устраиваться на работу - и не куда-нибудь, а играть танцы на плацу в Асари - новость произвела всеобщий шок! Асари - было культовым местом и как туда попасть никто себе не представлял. Свежи были воспоминания прошлого лета, когда там всё гремело - выступали лучшие группы республики. Трудно было пройти внутрь из-за постоянного аншлага - и теперь... тон будем задавать мы - группа "Юниорс". Встреча назначена у Рижском вокзала, на площади, около башенных часов. Быстро пролетела неделя - день настал. Утро субботнее,  где-то в начале мая. Было прохладно - рижская весна в разгаре. Лето наступало всегда 1го июня. B плащах и в приподнятом настроении, группа никогда ещё не собиралась утром. Да ещё и на электричке ехать в Юрмалу - всем вместе устраиваться на работу - и куда!!! Мы шутили, представляя, как не возьмут и как обломанные, напившись пива в местном пив-баре, мы пойдём купаться в море - и все вместе утонем - и тогда станем знамениты, посмертно. В газетах напишут, как рок-группа с горя утонула в Рижском заливе! Пластинки раскупили сразу, и все песни стали "хитами". Юмор был черноват, но это очень забавляло и каждый оживлённо дорисовывал общую картину. Незаметно добрались до станции Майори и высыпали на солнечный перрон. Cолнце уже согревало по-весеннему и, спрятавшись за тонким покровом высоких облаков, полусветило рассеяным полусветом. Под живой щебет птиц мы быстро оказались на главной улице города Юрмалы - Jomas iela. Как сейчас помню - справа с мечом в руке наступал народный Латышский герой Лачплесис с медвежьими ушами, а слева в бетонном фонтане кувыркались полудохлые лепные русалки. Курортный городок жил своей вялой предсезонной жизнью. Кто видал улицы Юрмалы летом, тот поймёт о чём идёт разговор.
Jomas - весьма известная в стране улица. А в сущности - это короткий отрезок пути от станции Майори до станции Дзинтари, уставленный ресторанами, барами, гостиницами, магазинами,офисами и ларьками. Больше там гулять было негде. Всё остальное - редкий сосновый лес, разделённый перпендикулярами переулков, ведущиx к морю (заливу), расположенному в полу-километре. Вдоль улочек - коттеджи, детские сады, пионерские лагеря, санатории и частные дачи.
 Идти пришлось недолго - пару блоков. Справа, в четырёхэтажном розовом доме, где первый этаж - витрины магазинов, притаился подьезд с некоторым количеством вывесок на створках дверей. На одной из табличек была надпись - JEOB (Jurmalas Estrades Orkestru Birojs) - Бюро Естрадных Оркестров г. Юрмала. Никто ещё такую надпись не видел и не понимал смысла данного заведения. Поднявшись на второй этаж, мы вошли в просторную квартиру, в которой никого не было. Потом из какой-то двери вынырнула секретарша и усадила всех на обширный диван и окружавшие его кресла. Притихли, полушёпотом переговариваясь. Игорь предупредил - вы, мол, не вступайте в дебаты, я обо всём сам буду договариваться. И тут в комнату вошёл обаятельнейший круглый человек - лысый, с широкой зубастой улыбкой на фоне почти заплывших, прищуренных глазок - меня зовут, Леонид Алексеев - елейно и вкрадчиво сообщил он - просто, Лёня. Он сильно кого-то напомнил, и пока говорил, я силился идентифицировать персону. Ну конечно, - Гудвин - Волшебник Изумрудного Города, - наконец, мысленно воскликнул я. Тем временем, он с каждым познакомился за руку, чем окончательно расположил к себе. Игорь начал ему рассказывать о группе, но он прервал - не надо, я вижу, что вы хорошая группа. Давайте вашу бобину, -  тут же заправил её в крутой бобинник, стоящий на столе у стены и врубил, - Анджела, Анджела - мы всегда с тобой, Анджела, Анджела - слышим голос твой...завопили колонки. Через минуту он остановил и повернувшись, с широчайшей улыбкой на лице, промолвил, - это то, что я и хотел услышать. У вас, - говорит, - есть ещё месяц. Подготовьте репертуар, и в конце мая, я приеду вас прослушивать прямо туда. - Игорю говорит, - принесёте трудовые, я их оформлю по первой категории. Он ещё говорил о регламенте, но мы уже расслабились. - Сейчас я позвоню туда, подъедете и вам откроют - посмотрите место.Там парк культуры и отдыха, он сейчас закрыт, но сторож вам откроет, он живёт поблизости. - Обласкав своей улыбкой, он опять пожал руки, прощаясь. Я одно только могу сказать. Никогда впоследствии я не видел его без этой, поистине волшебной улыбки...
 Электричка уносила нас ещё дальше от Риги. От станции до станции поезд перемещался за пять минут...Дубулты...Яундубулты...Пумпури...Меллужи...и наконец Асари - названия станций имели какой-то смысл, но никто не ведал его. Здесь в основном располагались дачи и местами пионерские лагеря. Дорога вела к морю - она и была Бродвеем, ведущим на плац. Мы вышли на шоссе, теперь указатель указывал направо и вдали, за дорогой, у дюн, покрытых высокими соснами, виднелось Чёртово колесо, застывшее после зимней спячки. До плаца было рукой подать - как знакома была эта дорога. Сколько микро-сцен разыгрывалось на ней летними, жаркими вечерами. Сколько раз в кустах на обочине, до прихода на танцы, здесь выпивалась и водка и вино - для смелости и напускной весёлости.
 При дневном свете парк культуры и отдыха являл убогую картину - несколько дощатых хибар, сам плац со сценой и дощатой стеной, окружавшей площадку для танцев ( стены раньше не было, позднее видать пристроили), колесо обозрения и пара каруселей. За зиму всё проржавело, краска облезла. Нас встретил некто - сторож. Человек неопределённого возраста, весьма невзрачной наружности и со связкой ключей в руке, повёл открывать святая святых. Никакой исторической ценности это сооружение из себя не представляло, однако сердце сжалось от мысли, что на всё лето мы здесь будем хозяевами. Сцена оказалась не высокой - по пояс, а раньше воспринималась значительно выше. Два артистических помещения по краям сцены. Кроме как сараями их не назовёшь - просто стены из досок и скамейки вдоль стены.
Внутренне я надеялся, что наше присутствие и музыка должны будут облагородить эту неприглядность и заставить людей наивно поверить, что время проведённое здесь, было самым прекрасным и запоминающимся на всю жизнь...Эx, такова доля артиста - заставить поверить в иллюзию, дать возможность обмануться и забыться...


 * * *