С чего все начиналось...

– Опять сегодня убежишь куда-нибудь, – вопрос вывел Дашу из раздумий. Мария Павловна укоризненно смотрела на нее и на компьютер. На мониторе давно уже горели яркие сполохи пламени костра – хранитель экрана старательно выполнял свои функции. – И чего вы только по этим лесам мотаетесь. Делать что ли больше нечего, – сказала она почти сердито. – Дарья, ты должна сосредоточиться – тебе на следующей неделе проект сдавать, а ты… Сидишь – в стенку глядишь. Пятница, не пятница, а работать-то надо.
– Хорошо, Мария Павловна, – смиренно ответила Даша, уныло нажимая “пробел” – экран высветил до боли знакомый интерфейс С++. – Я уже работаю.
В конторе, где работала Даша, все знали о ее увлечении туризмом. Да еще бы. Об этом нетрудно догадаться, когда на мониторе одни горы сменяют другие, а на столе – фотография, где программистка стоит в обвязке, в каске и с бухтой веревки на плече, а за спиной возвышается снеговая шапка Белухи.
“А рядом… – Дашка посмотрела на снимок. – А рядом стоит Он, тоже в обвязке, с ледорубом в руках, улыбается и машет рукой. Счастливая связка, покорившая алтайскую вершину”.
Миша.
“Неуклюжий медвежонок жил в берлоге с папой, с мамой… – вспомнила она шутливую туристскую песенку. – Неужели я увижу тебя уже сегодня, мой медвежонок…”
– Даш, ты хоть видимость работы создавай что ли, – зашептала ей из-за соседнего стола Ирка. – А то, говорят, шеф тобой очень недоволен. Сидишь, говорит, целыми днями – мечтаешь о чем-то. За что, говорит, только деньги плачу.
– Да, да, – вяло ответила она, отрывая взгляд от фотографии и погружаясь в пучину переменных, циклов и подпрограмм.

                * * *

– Ну давай же, давай, – подгоняла Дарья уныло тащившийся трамвай, но тот и не думал ускоряться, а наоборот, подолгу простаивал на остановках и светофорах.
“Без десяти восемь, – приуныла Даша, в очередной раз выдергивая руку с часами из трамвайной давки. – Неужели, неужели я опоздаю.”  Сердце вдруг сжалось в маленький пульсирующий комочек, а глазам стало горячо и в носу предательски захлюпало. Но девушка сумела взять себя в руки. “Так, – мысленно сказала она себе. – Хватит распускать сопли, да еще на людях. Еще ничего не произошло, а ты… Ну же, успокойся”.
Сдача проекта надвигалась неотвратимо, работы было невпроворот – ей пришлось надолго задержаться на работе. И вот теперь она мучительно гадала, успеет ли на последнюю электричку или… В носу опять предательски хлюпнуло.
“Хватит,” – обругала она себя и опять посмотрела на часы.
– Девушка, да стойте вы спокойно – чего дергаетесь постоянно. На часы смотри, не смотри, время не остановится. Все равно опоздаете.
– Спасибо вам большое, бабуля, – в сердцах воскликнула Даша. Она отвернулась к окну и постаралась больше не думать о том, получиться ли сегодня убежать из этого проклятого города или нет.
Но вот, наконец-то, трамвай остановился там, где надо, и Даша, спрыгнув с подножки, опрометью припустила к дому. На бегу бросив “Здрасте!” сидевшим у подъезда старушкам, она забежала на третий этаж и с размаху засунула ключ в замочную скважину. Открыв дверь маленькой однокомнатной квартирки, она вбежала в комнату и первым делом глянула на часы. До электрички оставалось сорок две минуты.
Дальнейшие действия были отточены годами странствий. Выдернув из груды снаряги, сваленной в углу, свой “Каньон-100”, в котором всегда лежали палатка и спальник, она бросилась на кухню, вынула из шкафа две банки тушенки, пачку чая, какие-то крупы и бросила все это в рюкзак. Затем туда полетел котел, тельняшка и теплый свитер.
– Вот и готово, – воскликнула она, шнуруя берцы в прихожей. Рюкзак привычно лег на спину, а руки обхватили гриф старенькой, видавшей виды гитары. – Вперед!    
Идя через сквер к автобусной остановке, она подумала о том, как же замечательно сейчас в лесу. Осень уже вступила в свои права, но деревья еще не сбросили листву, и в глаза били красные, желтые и оранжевые тона.
Даша остановила маршрутку – времени оставалось все меньше и меньше – и стала загружаться.
– Это ж куда с такой здоровенной сумкой лезете, девушка, – немедленно запричитала какая-то дама. – С такими на троллейбусе надо ездить, а не в маленькой “Газельке”. И зачем только их водители-то пускают!
Даша не стала спорить и огрызаться – бесполезно. Заплатив за проезд, она взяла рюкзак на руки, чтобы не мешать входящим и выходящим, и уставилась в окно.
Зачем?
Зачем все это? Зачем походы? Зачем этот “неоправданный” риск?
Эти вопросы волновали ее, да и не только ее, давно. Зачем? Чтобы повысить разряд? Чтобы уйти от суеты и шума города? Чтобы одержать победу над собой, самоутвердиться? Чтобы найти друзей? За время своих странствий она так и не нашла ответа на эти да и на многие другие “зачем?”.
“Да и вряд ли когда-нибудь найду”, – подумала она.
Но вот и вокзал – вперед, на электричку!
Зайдя в вагон, она уронила рюкзак на первое попавшееся сидение и улыбнулась. Успела. Теперь можно и расслабиться. Даша села на скамейку, облокотилась на своего “заплечного” друга и посмотрела в окно. Вечерело.
“А ведь когда я приеду, будет уже совсем темно – может кто-нибудь из мальчишек догадается встретить. Пусть это будет Мишутка. Он возьмет меня за руку, и мы пойдем с ним через лес до стоянки, а он будет рассказывать мне что-нибудь интересное, а я буду смотреть на него и улыбаться”.
Морщинка пробежала между ее бровями. Улыбаться. Дашка ненавидела себя за эту улыбку, считая ее глупой и бессмысленной. Ведь глупо улыбаться, когда тебе рассказывают что-то серьезное. Но по-другому она не могла…
Электричку тряхнуло на стрелке, и Дарья проснулась.
“С ума сойти, чуть не проспала свою остановку”, – подумала она и, схватив гитару и рюкзак, пошла к выходу.
Спрыгнув на насыпь, она огляделась. Ее окружала темнота, лишь немногочисленные станционные фонари пытались ее разогнать. На самой станции не было ни души. С тихим гулом электричка тронулась, и Даша осталась одна. Грустно улыбнувшись, она зашагала по тропинке к лесу.
Пока шла через поселок, еще слышны были какие-то звуки: лай многочисленных собак, скрип открываемой калитки, отдаленный говор… Сразу же за поселком было поле. Здесь было тихо-тихо, и Дашка наконец почувствовала, что сумела выбраться из цепких лап города. Подняв голову, она хотела полюбоваться на звезды, она так любила эти многочисленные искорки и точки, висящие высоко в небе.
“А на Ергаках они казались такими близкими, такими большими… Протяни руку – и у тебя будет своя звездочка дома. А Млечный путь…”, – вспомнила она свой поход в Западные Саяны. Но в этот раз небо ее разочаровало – тучи мешали рассмотреть мириады мерцающих точек.
“Как жаль”, – подумала она, входя в лес, и продолжая свой путь по узенькой лесной тропке, ведший прямо в лагерь, стоящей на уютной маленькой полянке в сосновом бору.
Через полчаса ходьбы впереди замаячило сквозь деревья пламя костра. “Ну вот я и на месте”, – обрадовалась Даша. У ярко пылающих поленьев кто-то суетился, тихо ругаясь сквозь зубы. Но, заслышав звук шагов, этот кто-то обернулся.
– Хо, хо, какие люди пожаловали. А мы уж и не ждем, – закричала Лидуха, веселая и заводная студентка Мединститута, знакомая из последнего похода. Дело в том, что в это лето Даша не ходила в горы. Не получилось. Не собрались. Часть друзей, обзаведшись семьями, перешла к оседлому образу жизни; часть, включая и Мишку, не смогли вырваться из цепких лап работы. Зато ее пригласили сходить на речку, на легкую речку, на Урал. И она согласилась. Так она оказалась матросом на Лидухиной байде.
– Давай, давай, – подбежала Лида, помогая снять рюкзак. – Садись и доставай скорее свою ложку-переросток, а то у нас каша подгорит, а это меня печалит. 
  Ложкой-переростком вся компания называла Дашкин деревянный половник, купленный ею после первого серьезного похода. Она вообще любила деревянные ложки. А в походе не оказалось половника, и ребята приделали к ее деревяшке полуметровую ручку, чтобы удобнее было мешать в котле. Носить эту конструкцию приходилось, соответственно, в креплениях для ледоруба, что всех очень забавляло.
– Вот, держи, – сказала Даша, доставая порядком пооблупившуюся поварешку. – Слушай, Лидка, а скоро каша готова будет? А то я прямо с работы – не евши, не пивши, как говориться.      
    – Для ударников умственного и физического труда – скоро. Особенно если мальчишки дров организуют. О, вот и они, легки на помине.
Из леса один за другим вышли Колька и Женя. Неся на плече здоровенное  сосновое бревно.
– Привет, Дарья, – улыбнулись они, скинули бревно на землю и стали пилить
– А где третьего потеряли, – спросила Лидуха.
– Да вон он идет – слышишь? Лидка, как там каша-то?
– Да скоро готова будет.
А из кустов, окаймлявших поляну, тем временем вынырнул Мишка с охапкой сухих еловых веток. В другой руке почему-то был зажат ворох лапника.
– Ба, – удивился Колька. – Ну ты и дров принес. “Говорю я тебе, дядя Федор, замерзнем мы с этим хворостом”, – вспомнил он рассказ Успенского. – Ну да ладно. А зелени-то зачем надрал. Думаешь, без нее дыму мало. Или комаров решил попугать в середине осени. 
С этими словами ребята дружно разразились хохотом – шутка показалась обоим очень удачной. Мишка тоже улыбнулся, но ничего не ответил. Бросил сучья и нырнул куда-то назад, в темноту, к Колькиной палатке, уже гордо щеголявшей натянутыми брезентовыми боками. Даша грустно проводила его глазами.
– Ну ты миску даешь, или как, – вывела ее из транса Лида. 
– Да, да, вот, держи.
– Каша сегодня гречневая, тушенка положена всем, так что ищите лучше, – сказала Лидуха, раскладывая по мискам аппетитно дымящуюся гречку. – И куда это наш Медведь запропастился?
– Да никуда он не запропастился, – сказал Мишка, показавшись из темноты за ее спиной. На ходу взял свою порцию и присел к костру. Улыбнулся.
– Ребят, если я когда-нибудь буду заикаться, то это будет его вина. Запомните, его, – закричала Лидка в притворном ужасе.
Даша взяла свою миску и тоже присела к костру.
– Не против, – спросила она, помешивая дымящееся варево, и протянула ему кусок хлеба. – Вот, держи. 
– Спасибо, – глаза его блеснули. – Конечно, не против, садись. Кстати, здравствуй. Давно тебя не видел. Как делишки? – он вдруг замялся. – Да… Я это… Там, в общем, лапнику принес, чтобы вам с Лидухой спать было удобнее. Если хочешь, помогу потом палатку твою поставить.
– ¬Спасибо, – выдавила из себя Даша. Сердце ее затрепетало от счастья. – Спасибо большое.
– Да это… Не за что, в общем, – смутился он. – Ты ешь, Даш, а то остынет. После работы ведь, поди, – голодная, – улыбнулся он, глядя ей в глаза.   
Потом они все вместе пили чай с душицей, собранной Лидухой еще летом на Урале, на реке Белой, которую местные жители называют красивым словом Агидель. Потом народ начал настраивать Дашкину гитару, а они с Мишкой пошли ставить палатку – старенькую брезентовую “памирку”, перешедшую к Даше от отца.
Увидев здоровенную груду лапника, Даша была просто поражена.
– Как же мягко нам сегодня будет – прямо как дома. И не холодно совсем. Спасибо тебе большое за заботу, – в который раз сказала она.   
– Да ладно уж тебе. Чего уж… Доставай лучше палатку. Поставим – и пойдем к ребятам, песни попоем…
Они быстро справились с этим делом и вернулись к костру. А там уже вовсю пели туристские песни – песни про свое, знакомое, родное.
Лидка и Женя были водниками, пели про горные речки, про перекаты, шеверы. Песни попадались разные: и грустные, и шутливые, и задумчивые. Потом гитару взял Мишка, и на смену воде пришли горы: Белуха, пик Коммунизма, Хамар-Дабан… Даша смотрела на пламя рвущегося к небу костра и видела наяву эти горы; снеговые вершины; перевалы, на которых пришлось побывать… Слушала Мишкин голос и никак не могла наслушаться. Но прозвучал финальный аккорд, и любимый голос смолк. Сильные мозолистые руки передали гитару ей.
– Спой, пожалуйста, “Крокусы”, – попросил Колька.
– Это что, песенка типа “Ландышей”, – хохотнул Женька, насвистывая известным мотив.
– Нет, – ответил Коля совершенно серьезно. – Эта песня о судьбе альпинистов, не вернувшихся с восхождения. По приданию, когда альпинист гибнет на маршруте, на склоне вырастает синий крокус. Дашь, спой ее, пожалуйста.
Взяв гитару в руки, девушка запела. Но как пела – не помнила. Перед глазами сразу же встали картины последнего похода.

                * * *

… Был седьмой день пути. Обеденное время. Жара. Даша, сидящая на матросском месте, вместе с Лидухой-капитаном лениво лопатили воду, держась за “флагманской” байдаркой, когда из прибрежных кустов выскочили двое.
– Доктора! Среди вас есть доктор?! Там парень со скалы сорвался!
– Дашка, по веслам, живо! – заорала Лидуха не своим голосом и начала неистово грести.
Через пару минут они были на месте происшествия. Там уже стояли два бородатых мужика, какая-то девушка и те ребята, что звали их, а чуть выше по склону… лежал бесформенной грудой парень в изодранной штормовке. Лидка сразу кинулась к нему.
– Стойте, девушка, стойте, – крикнул ей один из бородатых, указывая рукой в сторону. – Вон жерди несут – сейчас носилки сделаем.
– Но его нельзя транспортировать в таком состоянии, – заорала Лидуха.
– А придется, – угрюмо сказал бородач и показал наверх. А там… На высоте пятиэтажного дома стоял молодой парень, почти мальчишка. Стоял, уперевшись руками в скалу и  глядя на них. – Он камни сыпет, – беспомощно добавил бородатый.
– Я больше не могу – руки затекли, – раздалось сверху.
– Держись, держись, – крикнул бородатый, привязывая герммешок к жердям. – Ребят, кто-нибудь по скалам умеет лазить. Делать же что-то надо. Он там долго не простоит.
– А верье-то у вас есть какое-нибудь, – неожиданно хладнокровно для себя спросила Дашка.
– Да, да, вот, – парень, принесший жерди, протянул ей метров десять довольно тонкой веревки. – Пойдет?
– Да потолще бы, – насупилась Дарья. – Про карабины я уж и не спрашиваю. Кто умеет сверху страховать?
Молчание.
– Так, понятно. Валер, пойдем. Ты у нас сильный вроде, – сказала она здоровяку-реммастеру из их команды, стоявшему рядом.
– Вот там, с краю, на склон влезть можно, – показал парень.
Следующие пятнадцать минут превратились в сущий ад. Склон оказался крупносыпушным, ноги разъезжались на шатающихся камнях, дышать от быстрой ходьбы и жары было нечем. Но надо идти, надо! Как он там, стоит еще?!
– Давай, Валерка, давай, – кричала Дашка, скользя по гребню к краю. Ноги были содраны в кровь, по рукам тоже что-то предательски текло и над ней метались стаи мух, спешивших наброситься на это нежданное угощение. Добравшись до обрыва, она глянула вниз и заорала что было сил. – Где?
– Правее, на следующем гребне, – кричали стоящие внизу, но слышно было плохо, и они принялись тыкать вправо руками.
Спуск с гребня в распадок и подъем были еще одним испытанием, особенно для здоровенного Валерки, который при спуске снимал целые пласты дерна. Но шел, шел, черт возьми!
Дашка, как более шустрая и опытная, первой взобралась на гребень.
– Где?
– Здесь. Под тобой, – был ответ.
Без промедления она привязала один конец к рядом стоящей сосне, другой молниеносным движением завязала вокруг пояса.
– Валерка, перекидывай через себя верье и стравливай помаленьку, – крикнула она и шагнула к краю.
– Понял, – сказал он и уперся ногами в камни. – Давай, страхово.
И спуск начался.
– Держись, немного еще! Не унывай! Стой там! – орала она, спускаясь. – Еще немного!
Вот и карниз, где он стоит. На нее взирают два голубых, расширенных от ужаса глаза. В первое мгновение она не заметила больше ничего – только эти полные ужаса глаза. А во второе мгновение надо было что-то делать. Она лихорадочно начала развязывать на себе узел. Вот он поддался, и веревка скользнула в ее руки. Она перекинула ее через пояс парня, попробовала завязать узел… О ужас! Ничего не получилось!
“Что ты делаешь, черт тебя дери! А ну-ка успокойся, возьми себя в руки – а не то оба полетите.”
Руки сами собой совершили все нужные действия, а мозг еще пребывал в глубокой отключке.
– Значит так: лезь аккуратно, не торопись, постарайся большие камни не кидать. Там на верху стоит парень, зовут Валера. Он сильный и будет тебя крепко держать – так что ничего не бойся. Ежели что не так – ори.
– Руки затекли. Ничего не чувствуют. А ноги не идут совсем, – промямлил парень осипшим голосом, но все же полез. Дашка осталась одна на уступе. Ширина его составляла полторы человеческие ступни.   
“Та-ак, – в голове ее царил полный сумбур. – Парня вроде выдернули. Нужно теперь думать, как самой отсюда спрыгнуть да еще остаться целиком, в одном куске”.
Мысли ее были прерваны радостными криками, донесшимися снизу.
“Ну значит забрался, слава Богу”, – подумала Даша.
– Веревка, – раздался сверху зычный Валеркин бас. Дарья по привычке вжалась в скалу. Но веревка упала метрах в трех от нее. “Не попал”, – раздалось снизу. И конец пополз вверх. Следующая попытка – и опять неудача. Еще и еще. Время шло. Ноги начали уставать, а руки – затекать. Положение ухудшалось с каждой минутой.
Дашка начала крутить головой в надежде увидеть хоть какие-нибудь уступы. Верх отпадал сразу – над ней был здоровенный скальный натек, козырьком нависавший над уступом. Лезть на такое без страховки мог только совершенно отчаявшийся человек. Девушка же еще не дошла до этого полубезумного состояния. Правее, метрах в пяти, виднелась пара хороших зацепок, но до них не добраться – уступ еще больше суживался.
Шло время, веревка летала туда-сюда без перерыва, но безрезультатно.
“Ну вот и приплыли”, – уныло и как-то отстраненно подумала Даша. Этого она опасалась больше всего. Спускалась она немного по диагонали, а веревку по диагонали, естественно, кинуть нельзя. И перевесить некуда – больно короткая. Единственная ее надежда – это то, что Валерка попадет ею в размывину рядом с ней, и веревка не сможет опять повиснуть строго вертикально.
Прошло еще какое-то время.
– Веревка, – в очередной раз заорал Валерка. В ответ на этот крик раздалось долгожданное шуршание, и спасительный конец с привязанным к нему тяжелым камнем-грузом упал всего в полуметре от нее. В шаге. Этот шаг был самым страшным в ее жизни. Шаг над бездной, в которую улетел уже человек. Но она сделала его, и руки, отваливающиеся от усталости, неловко схватили веревку. Зубами она развязала узел. Булыжник, отскочив от негнущегося берца, рухнул вниз.
– Вот черт. Ка-а-амень, – заорала Даша, охрипшим от постоянного крика голосом.         
  Потом негнущимися руками завязала “булинь”.
– Давай вверх, – прохрипела она что было мочи и стала выбираться.
Несколькими минутами позже она сидела наверху и отдыхала. Руки ощутимо дрожали, ободранные ноги саднило да и мухи опять накинулись.
– Спасибо, – раздался над ее ухом тихий мягкий голос. – Меня зовут Влад. Я из Москвы.
– Да, в общем, не за что. Даша, Самара.
Подошел Валерка, бухтуя веревку. Руки его были изодраны в кровь.
“Еще бы. Рукавиц-то нет. Бедненький, и ему досталось”, – подумала Даша, с жалостью глядя на него.
– Пойдемте вниз, – сказал он. – Наши да и твои тоже ждут.
Внизу их ждали не только счастливые друзья, но и печальная весть – упавший, не приходя в сознание, умер. Девушка, стоявшая около бородатых мужиков, оказалась его женой и больше не стояла, а сидела, уставившись в пустоту. Влад подошел к ней, погладил по плечу. Увидев его, она оживилась, но не надолго, и вскоре опять застыла.
– Ничего нельзя было сделать, – сказала, подходя Лидуха. – Полная безнадега. А те двое – хирурги из Свердловска. Стоят тут недалеко.   
Подошли бородатые. Они что-то говорили, поздравляли, хвалили, но Дашка ничего не слышала. А потом руке стало горячо-горячо…
– Ай, – воскликнула она, стряхивая раскаленный уголек с правой руки обратно в огонь. Вокруг, были сосны, перед ней – костер и четверо человек, смотрящих на нее.
– Да, очень хорошая песня, – сказал Женька. – Прими мои извинения.
– А, ну… Да ничего, все нормально, – пролепетала Дарья, еще не совсем понимая, что происходит.
– Давай синтомицинкой обработаем, – предложила Лидуха. – А то болеть будет. Или еще хуже – нагноится.
– Да ладно, пройдет, – ответила Даша, разглядывая правую руку. – Ничего страшного.
– А давайте я спою какую-нибудь веселую песенку, – предложил Мишка. – А то мы загрустили что-то совсем. Все же хорошо.
– Давай, вот тебе гитара.
Мишка заиграл какой-то веселый мотивчик, а Колька подкинул в костер два больших полена, взметнув столб искр.
– Что за черт, – скривился Мишка, щелчком отправляя уголек с левой руки обратно в костер. – Песенка, похоже, отменяется – маэстро ранен.
– Ну давай хоть тебя намажем, – ринулась на него с аптечкой Лида.
– Да не суетись ты – до свадьбы заживет.
– Уверен?
– Да. Ох уж эти мне медики – так и норовят кого-нибудь полечить, прямо спасу нет, – ответил Мишка, исподтишка глянув на Дашину руку. Она же, не отрываясь, смотрела на его багровый рубец.
“Он возьмет меня за руку, и мы пойдем через лес до стоянки, – вспомнила она свои мечтания. – Да, не скоро он теперь сможет это проделать. Жаль”.
Они еще попели, посмеялись, вспомнили прошлые походы и тех, кого город, этот злобный город, не отпустил из своих цепких объятий, и начали расходиться по палаткам.
Забравшись в ледяной спальник, Дашка уставилась в брезентовый потолок, собираясь подумать обо всем случившимся, но глаза закрылись, и она уснула.
На следующий день они ходили за грибами, играли в волейбол, пели, смеялись и просто радовались обществу друг друга – этому живому общению, которое ничто и никогда не заменит. Два выходных дня пролетели незаметно – с друзьями всегда весело.
А в понедельник – опять работа, рутина, скука. Весь этот день и половину следующего  Дашка судорожно доводила до ума свое детище, готовя его к сдаче. Во вторник, к ее большому счастью, все прошло успешно, и шеф дал отмашку на его реализацию. На радостях она взяла на среду отгул – отдохнуть от трудов праведных, прибраться наконец-то дома, да и чего греха таить – просто побездельничать.

                * * *

Как хорошо дома, когда знаешь, что другие работают, а ты лежишь в теплой постели. Дашка блаженно потянулась.             
“Поспать еще или встать, – подумала она лениво. И тут ее осенило. Она же собиралась за грибами! – Та-ак. Нечего разлеживаться – а то соберут все и останешься с носом”.
Быстренько умывшись и позавтракав, она достала корзинку, кинула туда банку рыбных консервов, термос, хлеб и нож и поехала на вокзал. По дороге решила отправиться на то же место, где была в выходные – говорят, грибов там полно. Да она сама привезла полный котел.
И вот опять лес, знакомая полянка, только нет никого.
Часа три она гуляла по лесу, набрала корзину опят и решила было возвращаться, но перед этим ей захотелось перекусить. Вернувшись на поляну, она села возле потухшего костра, открыла консервы, нарезала хлеб и принялась за еду. Потом налила из термоса чаю, взяла еще кусок хлеба…
“Хорошо-то как в лесу. Деревья разноцветные. Красиво. Прохладно только. Жаль, что костра нет”. С этими мыслями она привычным жестом поворошила золу, как бы в шутку разводя огонь… Под слоем пепла лежали рядом два красных уголька. Она изумленно смотрела на них, потом перевела взгляд на правую руку. А потом вспомнила и Мишкин рубец.
“Быть того не может. Костер погас воскресенье, а сегодня среда. Все уже давно остыло, превратилось в пепел, в золу”.      
Но из глубины ее сознания пробивался другой голос, более сильный, уверенный: “Может, может. Ничего не остыло. Пока ты здесь, пока ты есть, пока ты дышишь, пока бьется твое сердце и в унисон стучит еще одно, ничего не остынет”.
И тут, словно молния, в голову Даше пришла еще одна мысль. Ее осенило:
“Зачем?! Походы – это прежде всего поиск себя в этом мире, начатый в раннем детстве и продолжающийся всю жизнь, порой до глубокой старости. Поиск, который человек ведет так давно… и часто – безуспешно.
Поиск родственных душ, настоящих друзей, а не просто людей, с которыми приятно провести время. Поиск тех, кому смело можно доверить все, что имеешь, даже жизнь, и знать, что они не подведут, не предадут ради сиюминутной выгоды. Ведь когда на одном конце веревки он, а на другом – ты,  а под вами на сотни метров – пустота, всепоглощающая пустота, то жизнь и смерть меряются одними гирями. Каждым понимает, что если он ошибется хоть в чем-нибудь, хоть в ма-алюсеньком узелочке, или дернет веревку чуть сильнее, чем надо, тогда… тогда, очень возможно, на склоне расцветут еще два синих крокуса.
Нужно бороться, даже если нету сил, бороться, добиваться своего. Верить и ни в коем случае не отступать, не сдаваться. И они борются. Но не поодиночке, как это происходит в “большом, цивилизованном” мире, а вместе, помогая друг другу, не жалея ничего.
Такое не забывается просто так, и когда связка поздравляет друг друга “с горой”, пьет крепчайший чай после восхождения, то они понимают, насколько тесно они связаны, связаны горами, общей победой. Такие узы разрушить практически невозможно”.
Дашка еще раз перелистала в уме все ответы, чего-то не хватало. Она вновь посмотрела на угольки и улыбнулась.
“Поиск любви. Того второго сердечка, которое забьется в такт с твоим. И тогда… Тогда ничего не боишься уже ничего: ни камнепада, ни лавины, ничего. Самое главное – не пропустить, ожидая “принца на белом коне”, того, кто находится рядом, доброго друга, почти родного человека. Неважно, что руки его огрубели от веревок и часто грязны; лицо порой в саже; а пахнет не дорогой туалетной водой, а потом и дымом. Неважно. Важно то, какой он, как он чувствует. Он не подведет никогда – многократно проверено”.
Дашка опять грустно усмехнулась.
Завеса тайны, самой главной туристской тайны, вроде бы приоткрылась ей, но… девушка явно  ощущала, что все равно остается что-то неведомое, чего она еще не поняла.
– Нужен новый поход, чтобы проверить эти мысли и понять, что же дальше, что таится за следующим перевалом, – весело сказала она, поднимаясь и отряхивая штаны. – Значит, будем жить, ходить и искать.
С этими словами она снова нежно посмотрела на два красненьких уголька, присела и ласково присыпала их золой. Затем постояла еще немного, посмотрела на кострище, доставившее ей сегодня огромную радость, и двинулась назад к станции.

2003