Ведь Саяны лечат раны лучше улиц городских...

                Что она знает, твоя недотрога?
                Разве может припомнить она,
                Как били молнии в башни Эрцога
                И с треском лопалась тишина?

                Разве она с тобой по карнизу
                Ползла по-пластунски у края скал?
                Разве это ей, словно вызов,
                Ветер в лицо сосульки швырял?

                Разве знает она камнепады?
                Разве гремели лавины ей?
                Разве она была с тобой рядом
                В самый черный из черных дней?

                Ты о ней говорил мне влюбленно и строго,
                О той, что тебе дорога и близка,
                О девчонке, неженке, недотроге,
                Не знающей тяжести рюкзака.

                А я молча ей уступала дорогу,
                Даже взглядом не выдав себя,
                И снова рюкзак собирала в дорогу,
                И уходила, грустя и любя…

                В. Григорьева


        – Дашка, ты есть не хочешь, – Ирка поднялась из-за своего стола. – Обед, вроде. Может, пойдем поедим где-нибудь?
– Слушай, Ириш, мне сейчас некогда – в голову идейка одна пришла, – она отложила в сторону толстый справочник. – Будь другом, купи мне пирожок что ли и попить чего-нибудь, только похолоднее, а то такая жара стоит, – сказала Дарья, открывая свой портфель и вынимая кошелек. – Вот, держи.
– Ладно, ладно, я тебе это еще припомню, – надула губки Ирина, но деньги все-таки взяла. – Ну ладно, я побежала.
Дарья же опять повернулась к своему монитору и продолжила обдумывать и прикидывать очередную “идейку”. В кабинете было тихо – еще бы, нет никого. Только из-за окна доносились приглушенные звуки большого города, задыхающегося в этот полуденный час от жары. Идейка куда-то убежала…
“С самого утра ничего не клеится”, – уныло подумала Дарья и снова попыталась сосредоточиться. За этим увлекательным занятием она и не заметила, как прошло минут двадцать и вернулась Ирина.
– Вот, на-ка, – сказала она, протягивая ей два пирожка и бутылку минеральной воды. – Как ты и просила – похолоднее. Специально выбирала, – усмехнулась она, садясь. Затем взяла пачку распечаток и стала ими обмахиваться. – Боже, какая же жара. Как хорошо сейчас на пляже, а мы тут плавимся…
– Да уж, – хмыкнула Даша.
– Ты представляешь, внизу сейчас крик такой стоит. Парень какой-то ругается с нашим вахтером, – сказала Ирина, отложив распечатки в сторону.
– Это что же, с Петром Ивановичем, – Дарья удивленно приподняла брови. – Он же добрейшей души человек, мухи не обидит.
– Да нет, он тут ни при чем, Просто парень этот к нам в контору ломится, нужно ему тут что-то. И знаешь, лицо такое знакомое… Вроде бы я его где-то видела, причем не один раз, – изрекла Ирина, нахмурив лоб в попытке вспомнить. Тут застрекотал Дашин принтер. Ирка от неожиданности вздрогнула. Даша взяла распечатку и принялась читать.
– Ну вот, из-за тебя сбилась. А вдруг какой-нибудь знакомый, – расстроилась Ира.
– Да уж, интересные у тебя знакомые – с вахтерами среди бела дня ругаются, – сказала Дашка, приподнимая свою алтайскую фотографию, чтобы положить под нее очередную распечатку.
– Во! – воскликнула Ирка. – Он! Точно он! выходит, это не у меня, а у тебя такие знакомые.
Последнюю фразу Даша не услышала – она уже вылетала из кабинета и мчалась по лестнице на первый этаж. Еще издали она услышала возмущенные голоса спорящих мужчин.
– … как это нельзя. У вас что тут, секретный завод. Ну тогда поднимитесь и позовите ее, пожалуйста. Или меня пропустите, – требовал молодой энергичный голос.
– Не могу я поста своего оставить – вдруг кто чужой войдет, – отвечал более старый, с хрипотцой. – И пущать вас я права не имею. Так что идите-ка, молодой человек, отсюдова. Рабочий день закончится – придете.
– Петр Иванович, вы уж извините его, пожалуйста, – прокричала Даша, подбегая к вахте. – Ну как, сдал, – сказала она, поворачиваясь к Мишке и подмигивая.
Глаза парня в первую минуту полезли на лоб от удивления. Потом, сообразив, что происходит, он нашелся и, гордо приосанившись, заявил:
– А как же, защитился полностью. Я теперь кандидат технических наук. Вот так-то.
– Шож ты сразу-то не сказал, сынок, – вмешался вахтер. – С этого ж надо было начинать – такое радостное событие.
– Ладно, вы извините нас, Петр Иванович, – сказала девушка, поворачиваясь к Мишке и начиная подталкивать его к выходу. – Пойдем.
Вытолкав его на раскаленную солнцем улицу, она испуганно посмотрела на него.
– Что случилось? Надеюсь, с Маны все наши вернулись?!
– Да все нормально, успокойся. Лидуха сегодня только звонила. Саянские речки таких не берут – хлопот потом не оберешься, – сказал он, улыбнувшись. – Просто у меня есть одна новость, не терпящая отлагательств. Ее-то я и хотел тебе сообщить, – сказал он с гордостью.
Дашка усмехнулась.
– А неужели новоиспеченный кандидат технических наук не додумался воспользоваться телефоном, чтобы сообщить мне ее, вместо того, чтобы штурмом брать нашу контору.
– А ты что же, не рада меня видеть, – насупился Мишка. – Ну и ладно. А я было хотел тебе поход горный предложить.
С этими словами он повернулся к Дашке спиной и начал спускаться с крыльца.
Сердце девушки запрыгало от счастья: “Поход! Горы! Неужели я снова увижу вас, горы! Неужели снова вдохну свежий воздух, стоя на перевале, а подо мной будет лежать весь мир!”
С этими мыслями она бросилась вдогонку, схватила Мишку сзади за плечи и рывком развернула к себе. Потом, опомнившись, сказала:
– Ты извини меня. Не со зла я. Конечно же, я очень рада тебя видеть.
Он улыбнулся и взял ее руку в свои.
– Я тоже пошутил, – сказал он тихо. – Я же не такой дурак, чтобы уйти и… опять остаться дома еще на год. Пойдем, я все тебе расскажу. Кстати, у тебя проблем на работе из-за отлучки не будет?
– Не-е, – ответила Даша. – Сейчас обед.
И они двинулись по запыленным, раскаленным небывало жарким августовским солнцем улицам.
– Понимаешь, тут такое дело. Мне с утра звонил Славка Стольников. Может помнишь?
– Как не помнить. Мы и на слетах встречались, и на фестиваль он к нам приезжал.
– Точно. Так вот сегодня утром он мне позвонил. Дело в том, что нашлась какая-то компания, которой нужно провести экологические исследования в Восточных Саянах. Эта контора оплачивает все расходы. Денег, как он говорит, навалом. Но все его знакомые разбежались по другим походам. Ему не хватает двоих достаточно опытных в горных делах людей.
– Слушай, это же здорово! – глаза Дашки засветились радостным огнем. – А когда они выходят?
– В этом-то вся и загвоздка – условия довольно-таки жесткие, – сказал он, показывая на лавочку в тени огромного дуба в сквере, мимо которого они проходили. – Давай присядем. Значит так… У Стольникова есть друг Володя – ассистент кафедры биологии Красноярского университета. Профессор этой кафедры, уж как его там не знаю, – улыбнулся Мишка, глянув на Дашу – слушает ли. – Нашел каких-то спонсоров для проведения экспедиции. Володя, как человек в горы ни разу не ходивший, попросил помощи у Стольникова. С ними еще третий есть – Павел. Он тоже сотрудник кафедры. В общем, нужен реммастер, нужен медик. Мы с тобой как раз подходим. Так что если хочешь…
– А то, – улыбнулась Даша. – Конечно хочу. Но ты так и не сказал, когда они уходят?
Мишка прищурился. Послеполуденное солнце не щадило никого – припекало что есть силы и так же нещадно било ему в глаза.
– Жара-то, а?! А в горах сейчас благодать. И комаров с гнусом нет. Песня просто.
– Ладно, ладно. Хватит издеваться, – нахмурилась Даша. – Говори уже.
– Ха-ха, не злись. Выходят они через два дня. Так что если мы идем, то завтра в двенадцать тридцать семь по Москве мы должны стоять на взлетной полосе, и роскошный трансатлантический лайнер за какие-нибудь часы доставит нас на красноярскую землю.
– Знаешь, по-моему, ты слегка  перегрелся, и у тебя сдвиг, – ответила Даша.
– Ну-ну, я пока в здравом уме и твердой памяти, – Мишка посерьезнел. – В общем, завтра в двенадцать тридцать семь по Москве. Брать только снарягу личную, ну и прихвати на всякий обвязку, карабины и прочие железяки. А главное, гитару не забудь. Продукты, лекарства, групповое снаряжение получим на месте. Билеты тоже оплачены. Так что решайся.
Попрощавшись с Мишкой, Дарья опрометью бросилась к себе в контору. Зайдя к шефу, она попросила об отпуске.
– Ладно, так и быть, – ворчливо отозвался тот. – Что, поди к морю собрались. Это правильно, сейчас сезон самый. Красота.
– Ну почти, – промямлила Даша. Выходя, она усмехнулась.
Отпуск начнется с завтрашнего дня и будет длиться аж три недели. После работы девушка скорее помчалась домой собирать вещи, паковать рюкзак, строить планы, мечтать…
Придя домой, она первым делом позвонила Лидухе.
– Привет, Лидка!
Заспанный голос в трубке пробубнил:
– А, Дашка, привет! Я тут отсыпаюсь после похода. Давай завтра заходи, пообщаемся.
– Сегодня ленишься. Это дело. Лидух, я завтра в горы ухожу, звоню попрощаться.
– А-а-а, с кем? С Мишкой?
– Да!
– А-а-а, ага. Ну, счастливо. Поздравляю. Значит, завтра не встретимся, тебе не до моих рассказов. Ну, тогда как вернешься, все обсудим.
– Ладно, пока.
– Проваливай, – напутствовала ее Лидуха ритуальным туристским прощанием.


                * * *

Пятница. Конец рабочей недели. Красота. Но настроение все равно паршивое, потому что осень, конец сентября, за окном трамвая вяло моросит холодный дождь. А трамвай, как всегда в это время, переполнен; все толкаются. За окнами вроде бы золотая осень, красота, но на душе, как и на небе, сумрачно. Холодные капельки падают на раскисшие газоны.
Осень.
– Девушка, не выходите, – похлопав ее сзади по плечу, спросил молодой человек, вытягивая из толпы свою подругу.
– Нет, пожалуйста, – Даша отодвинулась от двери, пропустив их к выходу.
Отвернувшись от входящих, она опять посмотрела в окно. В голову почему-то полез сегодняшний разговор с Иркой.
Они сидели на кухне и пили чай.
– Что-то новых фотографий не видно, – сказала Ирина, прихлебывая горячий ароматный напиток. – Неужели еще не напечатала.
– В этом году фотографий нет, – угрюмо откликнулась Даша, уставившись в свою кружку.
– Да-а. А что так? Горы тебя не впечатлили, – подруга была удивлена. Обычно Дашка после похода болтала без умолку, вспоминала смешные случаи, интересные встречи, людей… А в этот раз молчит, как партизан.
– Горы здесь ни при чем, – ответила Даша. Встала, помыла кружку и пошла работать дальше.
“Да, горы здесь совершенно ни при чем, – подумала она, уныло глядя, как холодные когтистые лапы дождя начинают обрывать золотистые наряды с деревьев. – Им на тебя наплевать. Горам все равно: есть ты или нет. Они могут взять твою жизнь, как плату за пребывание в их царстве; могут разбить твое тело; обрушить камнепад или буран, а еще могут взять твое сердце в свои каменные ладони, чтобы больше никогда не отпустить. Но вот разбить и изуродовать твои чувства, плюнуть тебе в душу – это они не в силах сделать. На это способны только люди.”
Осень.
Отвернувшись от окна, Дарья направилась к выходу. На остановке она купила хлеба, и, поздоровавшись с соседкой, поднялась к себе.
Поставив на плиту чайник, девушка села к столу и опять уставилась в окно. Дождь закончился, но на улице все равно было пасмурно и грязно. Тяжелые капли срывались с покрасневших веток растущей под окнами рябины и падали на подоконник с частым дробным стуком. Серо и сыро. Так же пасмурно и мокро было в душе.
Чайник уютно зашумел, а затем призывно засвистел, требуя внимания к своей теплой персоне. Даша встала и налила себе чаю. Она любили такое время, когда никуда не нужно бежать, за окном – осенняя слякоть, а ты сидишь в тепле и пьешь горячий вкусный чай. Девушка присела на табуретку, придвинула к себе банку с протертой голубикой и снова задумалась.

                * * *

Лучи полуденного солнца дробились в куполе аэровокзала, освещая толпу мечущихся пассажиров, снующих носильщиков, вечно спешащих куда-то работников аэропорта. Среди всего этого хаоса Дарья с трудом смогла разглядеть Мишку, стоящего около табло. В руках у него был листок со странной надписью: “Здравствуйте, Ольга”. Протолкавшись сквозь толпу, рассматривающую время прибытия и отлета различных рейсов, она подошла к нему и, поздоровавшись, сказала:
– Можно я тебе дурацкий вопрос задам? А кто это – Ольга?
– Да Славка мне вчера вечером опять звонил. Говорит, с вами будет еще одна девушка – дочь профессора, который все это дело заварил.
– Понятно, – насупилась Дашка. – Папаня за чужой счет решил устроить дочери отпуск. Посмотрим, как ей понравится.
– Ну зачем ты так, – удивился Миша. – Может она тоже наша. К тому же, это не наш поход, так что давай с капризами завязывай, – улыбнулся он.
– Перестань, какие капризы. Ты ж сам говорил – у них туряг больше нет. Только Славка.
– Ну, я… – начал было Мишка, но фраза так и осталась висеть в воздухе, так как за их спинами раздался приятный женский голос.
– О, здравствуйте. Я извиняюсь, это не вы вылетаете в Красноярск для участия в экспедиции.
Обернувшись, они увидели девушку лет двадцати пяти, одетую в новенький спортивный костюм и такие же кроссовки. Коротко остриженные русые волосы прикрывала бейсболка. В руках у нее была зажата большая сумка.
– Здравствуйте, здравствуйте. Вы, наверное, Ольга, – расплывшись в широкой улыбке, затараторил Мишка. – Я очень рад с вами познакомиться. Я – Михаил. А это – Дарья.
– Добрый день, очень приятно, – сдавленно пробубнила Даша. Новая знакомая ей сразу не понравилась. – Говорят, вещи проще в рюкзаке носить. Удобнее. А так руки все время заняты.
– Да-а-а. Может, может. У меня в сумке есть вполне подходящий. Но папа мне говорил, что в нашей группе много мужчин. Я надеюсь, они мне помогут, не так ли? – она выразительно посмотрела на Мишку.
– Конечно, разумеется, – откликнулся он, с готовностью подхватив ее сумку. Взгляд его был прикован к новой спутнице. – Пойдемте, посадку уже объявили. Эй, Дашка, ты идешь? – бросил он на ходу.
– Иду, как же, – откликнулась она и, стиснув зубы, забросила на спину рюкзак.

                * * *

Кружка опустела. Даша вяло посмотрела на ее чуть коричневатое дно и встала, чтобы налить еще. Затем отрезала кусок хлеба, полила сверху голубичным вареньем и снова села за стол.
На душе было – хуже некуда. Хотелось все бросить, уйти куда-нибудь. А может быть, совсем наоборот, лечь и лежать, пока все это не уляжется в ней, не отболит, не зарубцуется.

                * * *

В Красноярске было тепло и солнечно. И в аэропорту было также шумно и людно, как и в Самаре: так же торопился улетающий и прилетающий люд, торопились по делам работники аэропорта. Воистину, места встреч и разлук одинаковы в любом городе. Среди этой толпы выделялся широкоплечий белобрысый гигант, который призывно махал руками.
– Дашка, Мишка, здорово, – забасил он, сграбастав своими могучими ручищами сразу и парня, и девушку. – Давненько не видались – вот ведь суетная жизнь. Пошли, пошли ко мне. Поговорим по душам перед походом, – он потащил их в направлении выхода, но, пройдя пару шагов, остановился. – Ох, извините. Я ж совсем забыл о еще одной самарской гостье. Здравствуйте, Ольга. Добро пожаловать в Красноярск и в нашу славную команду.
С этими словами он подхватил ее сумку и Дашкин рюкзак, и они двинулись к выходу.
Весь этот день и половину следующего они занимались разными экспедиционными хлопотами: получали продукты, медикаменты; проверяли и перепроверяли снаряжение, как туристское, так и нужное для экологических исследований; подыскали нормальный рюкзак для растяпы-Ольги; перелопатили массу других дел.

                * * *

Чай был допит, но Дашка так толком и не согрелась. Сполоснув кружку, она прошла в комнату, прилегла на диван. Взяла начатую вчера книжку. Попыталась сосредоточиться на сюжете, но ничего не получилось. Да и сюжет, надо сказать, был дурацкий: очередные приключенцы спасали мир от очередного темного властелина, громя и рубя всех и вся на своем пути. Даша отложила книгу. Со стола она взяла пачку фотографий, тех самых, про которые она говорила на работе, что их нет. На самом деле, они, конечно же, были. Были, но… Даша почему-то никому не хотела их показывать. Ей вообще хотелось выбросить свой летний поход из головы, никогда больше к нему не возвращаться. Ее раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, горы навсегда были в ее сердце или даже наоборот – ее сердце осталось в горах; с другой – хотелось бросить все это, отойти от походов, забыть все, вычеркнуть из жизни.
Пальцы машинально перебирали фотографии: вершины, склоны, кедры, палатки, довольные и счастливые лица друзей… вот попалась одна фотография, сделанная практически в самом начале похода.

                * * *

А поход проходил без каких бы то ни было неожиданностей. С утра поднимались, дежурные готовили завтрак, ели, собирали лагерь и шли. На привалах Володя и Павел –сотрудники кафедры – собирали растения для гербария, проводили какие-то экологические измерения. Дашка конкретно не вникала в то, какие именно. Ее больше беспокоило то, что она постепенно остается в одиночестве. Стольников руководил походом и по возможности помогал Володе и Павлу, которым тоже было не до девчонки из Самары. А Мишка… Мишка все больше времени проводил с Ольгой: он отказался дежурить с Дашкой, по вечерам вытаскивал Олю на прогулки, хотя бедная девушка еле ноги передвигала после дня пути.
“Странно, – думала Дашка. – Ребята и так сняли с нее почти весь груз. И чего дома не сиделось?”
Хотя вопрос, конечно, был совершенно дурацкий. Всякий знает, что более мужественный вид спорта отыскать трудно. Вывод из этого очевиден.
Дарья, конечно же, держала себя в руках: непринужденно болтала с мальчишками, помогала непутевой Ольге готовить ужин, собирала ягоды и грибы – словом, старалась ничем не выдать той боли, что затаилась у нее в сердце.
Был шестой день похода. С утра до вечера с серых небес на землю извергались потоки воды, но этот дождь не угнетал, потому что было довольно тепло, ноги были еще сухими да и вообще, какой же поход без хорошего проливного дождя.
Поставив палатки и растянув над костром тент, вся компания придвинулась поближе к огню. Ужин был уже съеден, и они неторопливо попивали чай, наслаждаясь заслуженным отдыхом. Только Володя время от времени вставал, чтобы слить воду с тента в какие-то пластиковые банки для изучения.
Дождик постепенно выдыхался и уже сыпал мелкими каплями, а в разрывах облаков, низко плывших над мокрым таежным лесом, стало показываться темно-багровое от закатных лучей небо. День быстро заканчивался, уступая место волшебной горной ночи.
“А в эти дырки эвенкские штаны уж точно пролезут”, – усмехнувшись, подумала Даша. Этой примете их научил один краевед, когда они были на хребте Кодар, что в Забайкалье. Правда, сказать какие именно штаны пролезут, почему-то отказался. Даша улыбнулась воспоминаниям.   
– Господи, да когда же закончится этот дурацкий дождь, – брезгливо поморщилась Ольга, прихлебывая из кружки. – Терпеть его не могу. Сыро, холодно. Мерзость.
– Да, дождь, да еще такой длинный – это очень противно, – поддержал ее Мишка, окуная свою кружку в котел, чтобы зачерпнуть еще чаю. – А потом еще все размокнет, придется по грязи шлепать. Бр-р.
Глаза Даши по мере этого разговора делались все круглее и круглее от удивления.
– Как противно? – она была поражена до глубины души. – Ты же всегда любил дождь, любил гулять под дождем, сидеть дома или в палатке с кружкой горячего чаю, когда он льет.
– Ба, – Мишка скривился. – Да ты в своем уме! Что ты такое говоришь. – Он повернулся к Ольге. – С ума можно сойти, какого только бреда не услышишь!
При этих словах глаза девушки из удивленно-округленных сделались испуганно-виноватыми.
– Прости, – пролепетала она, потупившись.
Но Мишка уже не слушал ее, невозмутимо беседуя о чем-то с Павлом.
Тем временем дождь перестал совсем, поднявшийся ветерок разогнал остатки туч, и зажигающиеся одна за другой звезды стали заполнять небосвод. О, эти маленькие блестящие искорки, сколько же радости и удивления вы дарите людям одним своим присутствием. А уж звездное небо в горах – зрелище поистине незабываемое. Звезды здесь ярче, крупнее, ближе к тебе. Смотришь на небо, и кажется, что ты летишь в их объятия.
Размышления Дарьи о прелестях звездного неба в горах были прерваны настойчивыми толчками в плечо.
– Эй, Даш, хватит мечтать. Спой-ка что-нибудь, – попросил Славка, протягивая ей гитару. – Завтра дневка, так что сегодня можно посидеть подольше, попеть, поговорить.
– А, да-да, – растерянно заморгала девушка, вся еще пребывающая в объятиях звездной бездны. – Что бы вам хотелось услышать? – спросила она, перебирая струны.
– Спой, пожалуйста, что-нибудь Круппа, – попросил Володя. – Негоже быть в Восточных Саянах и не отдать долг этому человеку. На Пихтовом перевале, где он погиб, мы, несомненно, вспомним его песни, но и сейчас, я полагаю, неплохо было бы.
Песнями талантливого белорусского барда-туриста и начался этот музыкальный вечер. После Даши слово взял Славка, затем Володя. Пели о горах далеких и о родных лесах, о крепкой дружбе, об истинной чистой любви и, конечно же, о могучем людском братстве, которое объединяет столько разных, казалось бы, людей воедино.
– Миш, а давай про реку, которая за поворотом изогнет седую спину, – предложил Славка, поворачиваясь к затененному углу под тентом. Там никого не было.
– Эка, – крякнул Стольников. – Нету уже.
– Как так нету, – вскочила на ноги Дарья. – Где же они? Мишка никогда так просто не исчезал. Понимает же, что не дома. 
– Сядь, – мягко сказал Славка, положив ей обе руки на плечи. Губы его растянулись в сочувственной улыбке. – Никуда не надо бежать. Сядь.
Все еще пребывая в состоянии глубокого ступора, Даша рухнула на свою пену, а Славка, взяв очередное полено, неспешно кинул его в костер. Прогоревшие дрова рухнули под тяжестью своего еще холодного собрата, и столб искорок взметнулся над пламенем.
– Э-э, полегче, – вскричал, встрепенувшись, Володя. – Тент не прожги.
– Эй, Даш, ты чего, – обеспокоено спросил Павел, глядя на ее остановившийся взор. – Все нормально?
– Да, все, – механически ответила девушка. Перед глазами еще стоял столб искр, мечущихся над пламенем, а в голове билась настойчивая мысль: “В этот раз искры танцевали свой прощальный танец. Угольки в этот раз лягут по-другому.”

                * * *

– Бр-р, ну и холодюга, – прошептала Дашка, высовывая голову из спальника. Глянула на часы – без пяти пять. Скоро рассвет. – Елки-палки, да что же так холодно-то.
Оглядевшись кругом в полумраке палатки, она поняла, что кроме нее здесь больше никого нет. А должно быть как минимум двое – Мишка и Ольга. Дашка невесело усмехнулась.
– Поэтому-то и холодно так.
Выбравшись из спальника, она принялась одеваться: свитер, штормовка… Зашнуровав берцы и прихватив свою гитару, она выбралась наружу. Лагерь располагался на небольшом плато, со всех сторон окруженное неприступными каменными стенами и лишь в одном месте имеющее разрыв в них, круто уходивший в долину. Спуск к дому.
“Да, к дому. Сегодня же последний день,” – невесело думала Даша, осторожно пробираясь к этому самому разрыву. Еще вечером она приметила растущую рядом с обрывом лиственницу, с которой хорошо видно располагающуюся под ними долину и последний их перевал, заслоняющий собой горизонт.
На земле еще лежал сумрак, когда Даша подошла к этой самой лиственнице, но из-за гряды, через которую они сегодня перевалят уже пробивались лучи нового дня. Девушка уселась на землю, привалилась спиной к древесному стволу, улыбнулась рождающемуся дню. Под ней, казалось, расстилается весь мир, очертания окрестных гор были еще нечеткими, что создавало иллюзию полета над лежащей внизу долиной. Но день неумолимо брал свое, солнечные лучи уже пробивались из-за гор, делая окружающий мир все четче, все реалистичнее.
Посидев так минут двадцать, Даша расчехлила свою гитару и принялась перебирать струны, раздумывая, какую бы песню подарить новому дню. Дашка всегда любила гитару, ее неторопливые благозвучные переборы, ее звенящую душу. И еще она очень любила петь. Она могла бы петь сутками напролет, но ни слуха, ни красивого сильного голоса она не имела. Да и песни, которые так нравились ей, были, в большинстве своем, туристские, про горы, реки, друзей. Она всегда считала, что их хорошо петь только в лесу, в тайге, но никак не в городе, где они для большинства не имеют никакого смысла. Даже не так: смысл-то, без сомнения есть всегда, будь то город или тайга, но вот люди там совершенно другие, с другими взглядами, интересами. Им это просто-напросто не нужно. 
Посидев еще немного, она тихонько запела. В  тот раз она вспомнила много песен; звучали в них и радость новому дню, обязательно несущему что-то новое, и светлая грусть об оставляемых горах, и затаенная надежда на то, что непременно будет новая встреча… Поход заканчивался, а с ним – и новые впечатления, надежды. Оставалась легкая печаль и какая-то необъяснимая тоска, сознание того, что люди, ставшие за эти несколько недель такими родными, тоже уходят, затеряются в городской суете, среди мелочных забот и рутины.
“Но все равно не зря мы ходим в горы, – подумала Дарья, поднимаясь. – ведь за это время каждый из нас неуловимо изменяется, самую капельку, но становится лучше, чище.” С этой мыслью она в пояс поклонилась лежащей под ее ногами долине и дальнему хребту и отправилась в лагерь. Пора было собираться. Солнце уже встало.

                * * *

Фотографии закончились. Дашка положила стопку на стол и отвернулась к окну. Странно, вернулась знакомая грусть об оконченном походе, и снова потянуло в горы со страшной силой.
“Не-е-е, пора с этим завязывать, – подумала Даша. – Сколько можно. Мучиться только. Да и какой это отдых? Устаешь только больше. Еще бы: каждый день вверх-вниз, вверх-вниз, да еще рюкзак тяжеленный сзади болтается. Не высыпаешься опять же. Нет, нет, надо завязывать.”
Но она знала в глубине души, что мысли эти только для успокоения, чтобы ушла тоска и грусть. Никогда она не сможет считать походы плохим отдыхом. Это самое лучший способ провести отпуск.

                * * *

– Может быть все-таки полетишь, – спросил Стольников и сразу же смутился – Дашкин холодный взгляд обжег, словно ледяной буранный ветер. – Я к тому, что долго добираться будешь. А самолетом – быстро, отпуск еще не кончится. Отдохнешь дома пару деньков.
– Не, Слав, не хочу, – смягчилась Даша. – У меня в Новосибирске тетка живет. Заодно ее навещу. А потом – прямо домой, на работу. Как Чацкий – с корабля на бал, – усмехнулась она.
“И правда, – подумала девушка. – Чего я на него-то срываюсь. Славка-то не виноват ни в чем. Наоборот, хочет как лучше. А самолетом – нет, не могу.”
Вчера они вернулись в Красноярск. Поход был закончен. Экспедиция, по словам ребят, удалась на славу. Собрали какой-то интересный материал. Все было хорошо. Вот только на душе как-то мутно, тоскливо.
– Так у тебя ж билет прямо до Самары, – опешил Стольников.
– А… Ну… – очнувшись от своих мыслей, Дашка, потерев нос, смущенно улыбнулась. – Значит, не судьба.
Мишка с Ольгой улетели еще утром и теперь наверняка были уже дома. Даша затрясла головой, пытаясь выкинуть из нее эти мысли.
Они подошли к ее вагону.
– Ладно, Даш, вроде бы все, – засмущался вдруг Слава, поставив на землю ее рюкзак. – Звони, ежели чего.
Ее ладонь утонула в его здоровенной мозолистой руке.
– Заходите, заходите, поезд отправляется, – с неудовольствием поторопила ее проводница.
– Да, да, иду. Спасибо за поход. Ну, счастливо тебе, Слава, – улыбнулась она, хлопнула его по плечу и, подхватив рюкзак, нырнула в вагон. Дверь за ней закрылась.
– Проваливай, – прошептал Стольников. – И удачи тебе. Елки-палки, терпеть не могу все эти прощания. Во, расклеился совсем.
Развернулся и зашагал ко входу в вокзал.
А Дашка, протащив рюкзак через полвагона, нашла свое место.
“Верхнее, удачно как,” – подумала она. Отстегнула клапан, где лежало все нужное для поезда, и, поднатужившись, закинула рюкзак наверх.
– Ой, девушка, девушка, давайте я вам помогу, – заметался вокруг нее высокий рыжий парень. – Нельзя ж такие тяжести поднимать.
– Мне можно, – отрезала Даша, кладя на свое место гитару.
– О, вы играете. Это здорово. Люблю гитарные песни. Кстати, Коля, – улыбнулся рыжий, протягивая ей руку. – Соседями будем.
– Замечательно, – кисло улыбнулась девушка, отвечая на рукопожатие.
Запрыгнув на свою полку, она ощупью достала из рюкзака спальник и принялась его разворачивать.
– Ба, да вы что же, спать собираетесь, – вскричал наблюдавший за ней Коля. – Рано же еще!
– Знаете что, молодой человек, – обычная выдержка неожиданно оставила Дашу. – У меня был довольно тяжелый горный маршрут. И теперь я собираюсь как следует выспаться. Так что никаких песен, никаких баек, никаких разговоров. Все.
С этими словами она отвернулась к стене.
После походов у нее всегда возникало это странное ощущение. Ей было тяжело общаться с другими людьми. За дни на маршруте, когда людей может не быть на многие километры кругом, привыкаешь говорить только с теми, с кем идешь.
Уютно стучали на стрелках колеса.
Все. Маршрут закончился. Пора возвращаться к нормальной жизни. Эти минуты Даша не любила больше всего. Ощущение давящей, гнетущей пустоты. Обычно в это время ищешь успокоения в друзьях, делишь с ними эту печаль и становится легче. А сейчас… Она еще никогда не возвращалась из походов в одиночку. Странно. И очень тяжело.
Дашка повернулась на другой бок. Напротив нее, на нижней полке, сидел маленький благовидный старичок и разгадывал кроссворд. Неугомонный Николай куда-то скрылся.
Мысли девушки потянулись в Самару, к Мишке: что он сейчас делает? где он? как он?
“Нет, – жестко оборвала она себя. – Настал момент истины. Нужно сейчас же разобраться во всем этом и принять какое-то решение. Дальнейшими терзаниями ты только себя измучаешь.”
А решений-то только два всего, как у Шекспира: быть или не быть. С ним или без него.
С одной стороны, конечно, с ним: он ей всегда был симпатичен, давно знакомы, столько прошли и пережили вместе, понимают друг друга с полуслова. С другой: если все так случилось, то, стало быть, ОНА лучше, нашел в ней Мишка что-то, чего в ней, в Даше, нет. Да, в общем, и не трудно догадаться: женственность, беззащитность…
Ладно, Бог с ним. Может и не это сейчас самое важное. Ответ, в принципе, очевиден. В последние дни похода Дашку все более занимало другое “быть или не быть”: должна ли она драться за свою любовь и с боем выцарапать ее из Ольгиных рук, или ей следует отпустить Мишку, уйти в сторону?
Она никак не могла решить для себя этот вопрос, хотя каким-то крохотным уголком сознания понимала, что ответ один – отпустить. Но что это? Трусость? Нежелание постоять за себя в открытом бою? Или же наоборот, это и есть высшее проявление любви, когда ты готов жертвовать всем ради того, кто заставил однажды твое сердечко встрепенуться, замереть, а затем забиться с утроенной силой?
Ответа не было. Она безумно хотела быть рядом с Мишей, чтобы он так же забавно смущался, смотрел на нее, приходил после работы к ней на чай… но она понимала, что это невозможно. Ничего уже не будет таким, каким оно было прежде. Все это ушло безвозвратно.
“И все-таки: истинная любовь или трусость, нежелание идти до конца? – снова задумалась Дарья и вдруг… – Нет. Все. Хватит. Этот вопрос я никогда, наверное, не решу. Одно понятно: третий должен уйти. Ему с ней хорошо. Он за весь поход на меня и поглядел-то всего пару раз. Следовательно, третий – это я. Все. Вопрос закрыт. Осталось только взять большой кухонный нож и повырезать из своего сердца лишние кусочки.
Правда, одно дело сказать, а совсем другое – сделать. Но решение принято. Нужно смочь, как бы тяжело не было. Нужно.

                * * *

На подоконник с размаху брякнулись два промокших воробья. Здесь капало поменьше, и они принялись ерошить перья в попытке согреть свои маленькие тельца.
“Бедненькие, холодно”, – Дашка встала и сходила на кухню за пшенкой. Высыпала ее за окно. Увидев золотисто-желтые шарики, воробьи довольно чирикнули и принялись стучать по подоконнику клювами.
“Наверное, такой же несчастный и потерянный вид был и у меня, когда я выходила из поезда”, – усмехнулась Даша.

                * * *
 
– Да будет вам хмуриться. Сегодня вы какая-то особенно грустная, – усмехнулся Коля. – Давайте я вам рюкзак хоть до выхода донесу, угрюмая вы наша.
С этими словами он схватил ее рюкзак за лямки и попытался закинуть себе на плечо. Гриф гитары жалобно тренькнул, ударившись о полку.
– Спасибо, не стоит, – скривившись, ответила Даша, забирая свой рюкзак. – Прощайте.
И вышла из вагона.
На привокзальной площади, как всегда была толпа, да не просто, а огромная. И все куда-то спешили, торопились, не успевали.
В этом людском море девушка вдруг почувствовала себя крайне беззащитной. Город оглушил ее шумом, задушил гарью. Забравшись в автобус, она пристроила рюкзак в углу. Народу набилось – не счесть. Все толкаются, по ногам ходят. Ужас.
Отвыкнув в горах от больших скоплений народа, Даша пребывала в полном шоке.
Придя домой и поставив рюкзак у порога, она прямо не разуваясь – все равно грязно и пыльно – прошла на кухню, села к столу, обхватила голову руками.
Вот теперь поход точно закончился. А дальше… Что дальше?

                * * *

Воробьи, насытившись, улетели по своим делам, оставив за окном лишь мокрые деревья, мокрый асфальт, лужи.
Осень. Вечерело.
Вдруг тишину Дашиной квартиры разорвал настойчивый звонок в дверь. Постояв несколько секунд в оцепенении, она пошла к дверь. Открыла. На пороге стояла Лидуха, Валерка и Колька.
– Ребят, вы откуда, – оторопело промямлила Дарья.
– Вообще-то мы не откуда, а куда, – усмехнувшись, пробасил Валерка. – В лес, за грибами. Вот, решили тебя прихватить.
– Точно, – включилась в разговор Лидуха. – Сейчас грибы самые – дожди вон пошли. Давай, собирай скорее барахло.
– Нет, – Даша уныло облокотилась на дверной косяк. – Я никуда не пойду. Сыро, холодно…
– Ага, давай, наговаривай на себя, – не выдержал Колька. – “Сыро, холодно.” Как будто раньше тебя это останавливало. Плюнь на все. Нам без тебя очень тоскливо. Кинь свою печаль в самый дальний угол, одевайся, бери рюкзак, гитару и в лес, в наш любимый сосняк.
– Дело говоришь. Да, давай, – Лидуха протолкнула ее внутрь, на ходу скидывая резиновые сапоги. – Рюкзак, я знаю, у тебя всегда собран. Кинь туда теплые вещи. Еды у нас навалом – голодать не будешь. Давай одевайся бегом – сосны же ждут. Ветер ждет. Небо хмурое, и оно тебя тоже ждет. А ты тут киснешь. Не-е. Не пойдет. Постой-ка, я ж тебе про Ману еще не рассказывала. Точно. Бегом давай собирайся.
“Правильно, – обрела решимость Дашка. – Все отринуть. Все раны когда-нибудь заживают. Нечего хоронить себя в четырех стенах раньше времени. Вперед.”
Через пять минут на площадку вышел совсем другой человек: не безвольный, унылый, а бодрый, решительный.
– О, дело, – воскликнул Колька.
– Точно, дело, – одобрила Лидуха. – Так я ж тебе и говорю, подходим мы, значит, там к одной излучине, а течение там – мама не горюй… Ну и понеслась…
Дашка, грустно улыбнувшись, захлопнула дверь.
 
2005