Игры в бильярд. отрывок

А я опять ищу то, чего нет –
То нет вина, то нет сигарет.
И мой сказочный замок прогнил, как сарай,
И старый ключник просит: «играй».

Опять подо мною прогнулся карниз –
Я всё ещё помню, где верх, а где низ.
Но старый ключник не знает, что ад, а что рай,
Он просто курит и просит: «играй».

А я играю в эти игры тысячу лет –
Под хруст простыней и под скрежет монет.
А он заряжает свой пистолет –
Значит, будет в музыке драйв.

У него ключи от моих замков,
У него ключи от моих оков.
У него ключи – он отдаст их мне –
Эта связка ключей у него на ремне.


Я опять оказалась на самом краю.
Я ничего не боюсь, я просто стою.
Он говорит, что этот глобус – такая дыра,
И настоятельно просит: «играй».

А я играю так, что мне равных нет!
Под дождём на крыше в кольце планет,
Я толкаю бильярдные шары –
У него ключи от моей игры.

Соня никогда раньше не ходила с плеером – всегда предпочитала петь сама. Но теперь, сама не зная, отчего, она каждый день брала с тумбочки Тонин плеер, благополучно оставшийся лежать на своём месте, и отправлялась гулять. Вернее сказать, это с трудом можно было назвать прогулками. Она выходила из дома и просто шла. Без мыслей, без эмоций, просто шла и слушала музыку.

За две недели она исходила весь Васильевский остров и Петроградскую сторону, прошла по обеим сторонам Фонтанки, Мойки, канала Грибоедова и Обводного, она доходила из центра до самых дальних станций метро и на последней электричке возвращалась домой.

Соня выключила телефон и отправила его отсыпаться в ящик стола. Интернета в общежитии всё равно не было, так что её фактически невозможно было найти.

Соне не хотелось никого видеть, ни о чём разговаривать или думать. Ей хотелось только ходить и слушать музыку. Бывали дни, когда её единственными словами были приветствие и прощание консьержке.

Готовить больше было не для кого, поэтому плита тоже пылилась.

Гуляя с плеером, она с удивлением обнаруживала, сколько у Тони песен, которых она не знала.

Устав от жары, питерское лето баловало дождливыми днями. Дышалось легко, и высокое небо пахло дождевой водой.

Один из таких дождей застал Соню в очень неудачном месте – до метро ох как далеко, а ехать потом в вагоне мокрой насквозь ей совсем не улыбалось. Поэтому Соня дошла до ближайшей троллейбусной остановки и присела на железную скамеечку. Остановка располагалась очень неудобно, поэтому даже в дождь на ней было всего два-три человека.

Где-то громыхнуло, и Соня, запрокинув голову, прикрыла глаза, подставляя лицо поцелуям балтийского ветра. Это всё напомнило ей другой день, около недели тому назад, когда она каким-то образом оказалась на платформе Финляндского вокзала и, решив, что это судьба, зашла в ближайшую электричку, довёзшую её до незнакомой станции.

На платформе её встретил глухой сосновый лес. Но чем дальше она шла, тем дружелюбнее раскачивались рыжие стволы и тем тише трещали ветки под ногами. Думая, что её никто не слышит, Соня вполголоса начала подпевать плееру:

– Когда мы будем на войне, когда мы будем на войне,
Навстречу пулям полечу на вороном своём коне..

В этот момент ей навстречу полетели блесна на длинной леске и негромкий возглас:

– Сорвалась!..

Оказалось, она добрела до лесного озера. Рыбак в защитной кепке мельком глянул на неё и стал снова налаживать наживку. Соня побрела дальше.

Озеро оказалось совсем небольшим, и минут через пять она уже стояла едва ли не на противоположном берегу. Около маленького импровизированного пляжа обнаружились плавучие деревянные мостки, и Соня, дойдя до самого края, села на сырые доски и свесила вниз ноги.

Озеро было идеально круглым; в воде, подёрнутой рябью, вдоль всех берегов отражалась стена леса, в отражении казавшаяся непроницаемой.

А если бы он вернулся опять,
Что ему я сказать бы могла?

Тонкая вспышка на мгновение расколола мир на две половины. Соня подняла глаза.. И облокотилась на руки, не справляясь с головокружением.

То, что творилось вверху, больше всего походило на эпизод из сюрреалистического фильма. Забракованный ражиссёром. За излишнюю сюрреалистичность.

Чёрные, свинцовые, словно каменные, тучи клубились, как дым от гигантского костра. Они сливались, сталкивались кольцами и распадались по своим спиральным траекториям. И неслись дальше с невообразимой скоростью, чтобы скрыться друг за другом в безумном небесном водовороте.

И чешуёю нарисованный узор размыт ненастьем, воплощеньем страсти..
Взмывая в облака судьбе наперекор, безмерно опасен, безумно прекрасен..

У Сони сбилось дыхание. А вдруг это уже за гранью реального? Вдруг такого уже не может быть, а она это видит? Вдруг она, идя по лесу, перешла какую-то грань, и обратно уже не попасть? Вдруг этот самый непутёвый рыбак видит в эту минуту обычно тёмно-серое грозовое небо?

Соня зажмурилась, опрокинулась навзничь и громко пропела:

– И это всё, и больше нету ничего, есть только небо – вечное небо..

Снова открыла глаза, всё ещё лёжа на мостках. То ли ей показалось, то ли тучи действительно стали лететь чуть медленнее, скрежетать каплю глуше и сверкать немного реже.

Почувствуешь в воздухе нездешние отзвуки,
увидишь сквозь морок лжи
судьбы миражи..

Соня опять села и сразу ощутила, что что-то вокруг изменилось. Секунда, ещё одна. Постепенно оно осознавала, что. И от этого страх в кончиках пальцев стал ещё холоднее. В спину ей будто направили огромный фонарь; боковым зрением она ощущала, что воздух рядом с ней становился всё светлее. Он был уже нереально ярким, как на засвеченной плёнке. Но один взгляд вперёд, и всё снова тонуло в похожей на ночную тьме.

У века каждого
на зверя страшного
найдётся свой однажды волкодав..

Соня, задержав дыхание, обернулась. Из-за леса, будто оттесняя тот ужас, что был там минуту назад, надвигалось бело-голубое.. пространство. Нечто. Которое, наконец победив, прогоняло чёрно-стальное ничто далеко на юг, за бесконечные леса.

И ветры попутные
Не связаны путами,
И утро не станет ждать –
Нельзя опоздать.

Медленно, но без сопротивления, ничто отступало. Над озером проносилась последняя тень чёрного небесного огня, и за ней неотступно следовало отражение вернувшегося белого неба.

Соня, вновь начав дышать, провожала взглядом свинцовые клубы. Она сняла наушники, повесив их на шею, и над отражением света в озёрной ряби разлилось:

– Звон стоит в ушах, и трудней дышать,
И прядётся не шерсть – только мягкий шёлк.
Так зачем мне, право, моя душа,
Если ей у тебя, мой гость, хорошо?

Ещё несколько минут она вдыхала разряженный воздух, покачиваясь на самом краю мостков, а потом развернулась и медленно побрела в сторону станции.



Авторы песен:

Хелависа
Зоя Ященко

Погодные явления - невыдуманные. такое действительно было.

лето 2010