Гоминьданский час

1.

"Ну вот," - сказал папа, - "Опять нахваталась плохих оценок." Брат благоразумно затворился в своей комнате. "Нет, продолжать учиться при таких обстоятельствах - логически бессмысленно и экономически непотребно." "А что, - потребно?" - спросила я, раздражаясь." "Потребно - начинать корректную карьеру, и - вливаться." "Идти в фирмершку Хор матрешек имени пятницы-развратницы, или - в Магазин розничных жертвоприношений Гермесу, и всем-всем-всем?" - заязвила я вполсилы. "Я думал о чем-то более солидном," - пробормотал отец. "О?" "Ну, к примеру, приличный публичный дом, респектабельно-витиеватое местоположение, отменная репутация, практически сенаторская неприкосновенность в некоторых местах." "Неприкосновенность," - повторила я машинально, и - заорала: "Да ты в своем уме ли, па-поч-ка?!" Он вдруг весь смешался, глаза виновато убежали куда-то внутрь, лицо скукожилось овсяным печеньем, и - брякнулось вниз, в ворот рубашки: "Ну, понимаешь ли..." "Нет!"

Нет, это - черт знает что - тупость, тупость, тупость, - шагала я по шпалам вчерашнего разговора, размазывая сопли по ветру, - ну это уже вообще, - подвела итог своим колебательным впечатлениям, и наткнувшись на тупиковую поперечность, - ****ь! - приехали: школа. Охранник невозмутимо обхлопал меня своими лапами, и, запуская внутрь, напутствовал: "Хорошего учебного дня."

Улыбаясь, прошла мимо бюста Попечителя (сдержать плевок, сдержать), взбежала по лестнице, ворвалась в классную комнату, прыгнула попкой на скамью - ю ноу хау ит фииилз, и, закачалась, завибрировала совместно со звонком. С противоположной стены на меня пялились мудрецами какие-то уродцы, учительница стала разворачивать тело урока - картина тушью: тетушка Чоу, разматывающая свои повязки.

Когда мы пришли с моим парнем из школы, зашли в подъезд, и долго, мучительно долго обжимались, выдавливая сладостную слезу стона - мне хотелось спросить его: ты будешь навещать меня в публичном доме, бэйби?

2.

Все-таки она дура. Самая настоящая дурацкая дура. Папа решил отдать ее в хороший - в публичный - дом то есть - и как у него это получится без рекомендаций - но это его забота - а эта дура устраивает истерику, бьет посуду, крушит мебель. И как мы только с нею управились?

3.

Не знаю даже, что нашло на девочку. И что за фобии - даже не знаю их научных названий - такие? Боязнь хороших домов? Чушь! Она всегда все усложняет. Рисайклинг памперсов никчемных. Мать такая же была. Все эта русская классика, толстая достоевщина.

Когда я рассказал обо всем на работе коллегам, меня просто даже и не поняли. Спросили - хорошее ли место? - хорошее. Выгодны ли инвестиции семье и самой девочке? - разумеется выгодны - даже при 5-летнем контракте наш мортгидж выплачивается досрочно, а девочке - хорошие поступления на счет - залог учебы в университете, успешная карьера в любой индустрии, включая юриспуденцию.

В итоге в офесе наступило какое-то подозрительное молчание, а потом коллеги, вежливо улыбаясь, разбрелись по своим кьюбиклам. В высшей степени идиотизм. Как безжалостны дети. Нет, это бесчеловечно.

Но все-таки не подняли так уж насмех, и на том спасибо. Есть какой-то авторитет. Нет, команда у нас прекрасная. Дружная. Частенько заскакиваем друг к другу в кьюбиклы почесать языки и яйца. Люди прекрасные и стоящие.

А как Эрни все жалели. Эрни - самоубийцу - газеты читаете? Того самого, - был обнаружен сидящим за своим столом в кьюбикле, без головы. Нож, которым он отрезал себе голову, нашли под столом. Голова лежала рядом с Эрни, на предсмертной записке, собственно. Плоско лежала. Ужасно неэстетичное зрелище, на всеобщий взгляд.

Помните, все возмущались - мертвый человек пролежал в офесе 4 дня - репортерские гориллы тогда плоскую шуточку все вокруг пальца крутили - "present for 4u". Причем пролежал незамеченным, якобы. Ну еще бы. Офес менеджер сэкономила когда-то на урне - у Эрни урны не было (даже не знаю, куда он свои отходы девал), и поэтому вечерний уборщик к нему редко заглядывал - так, кстати, заодно и вскрыли этого злоумышленника в лице уборщика - общественность им бурно возмущалась, - помните?

Возмутителя общественного спокойствия, естественно, декапитировали гильотинированием. Жаль, смотрел не вживую, а - в трасляции. Зрелище теряет 70% обаяния при трансляционном просмотре, несмотря на всякие там крупные планы. Хваткий мясник разделывал тело на товарные органы. Агенты больных инвесторов щелкали пальцами и выкрикивали ставки. Шел красивый торг. (Вырученные средства - в благотворительный фонд Попечительницы). Тоже, согласитесь, - зрелище живописное. Как говорится, "не обошлось без курьезов" - какой-то орган то ли не подошел, то ли - не прижился. Пострадавшая сторона обратилась с иском к гильотинирующей компании. - Мимо. - Тогда - ко вдове. Говорят, сутяг образумило только вмешательство Попечительницы и Попечителя. (Гимн во славу Попечителей, - самое время).

(Неоконченное) (Далее - скелет)

Отец должен обеспечить хотя бы  будущее сына. Дочь пробьется сама. Хороша собой – чего о ней беспокоиться? Вместо того, чтобы отдавать ее в хороший дом, он решил передать ее во временное пользование г-ну Цай. В обмен тот обещает оплатить стоимость обучения девы в университете. Г-н Цай, известный финансист города, в очередной раз стал меценатом. Возьмет девушку в наложницы на один месяц в обмен на обуч. в унив.

Вдуть свое я в красивую оболочку – вот что главное. Престиж, имидж.

Высшие интеллектуальные слои и прослойки заняты обсуждением нового меценатского проекта Цая.

Гор. муниципалитет продавал все что ни попадя, в т.ч. - сначала - права на переименование остановок общественно транспорта спонсорами-покупателями (?), затем начал продавать права на переименование улиц. Цай живет на улице Цай.

… плодить детей – безнравственно. Папочка – тоже человек безнравственный, ведь у него – дочь и сын. За нравственностью наблюдают сотрудники определенного департамента. Жутко страшные.

С 10 вечера до 8 утра в городе – гоминьданский час. Шляться по улице запрещено.

Брат. Ну как она не понимает – хороший дом – кто-то должен пожертвовать, или – кем-то нужно пожертвовать во имя… Сожрать, как при голоде, чтобы всем сразу стало стало хорошо и сытно. Хоть ненадолго. Папа. В хорошем доме – девки - как шарики надувные. Надул, отпустил, летает, воздух выходит, юлит-кружится. Поднял, опять надул, отпустил. Шарик полон слюны.

Почему бы не продать г-ну Цаю право на переименование города? Ведь полно чиновников, зарплата которых не вполне соответствует их духовным запросам. Также можно пробросить на чай интеллектуальной элите – пусть бухает.

Гоминьданский час. Для хождения и проезда требуется пропуск. К полицейскому посту подъезжает лимузин Цая, к нему подбегает увалень из недавнего набора: пропуск ё-мэё. Шофер кидает "Ё", презрительно смеется, машина уезжает. Старший поста оглаживает незадачливого полицая колючим взглядом. А тот и сам охуел от своей тупости и неучтивости.

1.

Жду господина Цая в его доме. Включила видеоОбразную машинку. По полю бегает голая женщина или девушка. Камера наезжает - нет, все же это девушка, наверное: молода; на поле каннабиса. Он хлещет и обдает ее соком. Она вся в поту. В соку и в соке. Но губы ее сухи, - показано крупным планом. И почему-то черты лица напоминают г-на Цая. Этот бег сумасшедш и ничем хорошим окончиться не может, видимо. Девушка падает в изнеможении вверх жопой. Потом, лежа, перекатываясь, скатывает с себя нательную грязь, сок наравне с соплями, грязью. Катаясь и катая - долго, ритуально. Сморщенный шарик напоминает череп какого-нибудь инопланетянина. Она ложится навзничь, тяжело отдирая голову от земли пристально вглядывается в шарик-череп. Хотя нет, наверное, - этот окатыш скорее напоминает содержимое черепной коробки, чем сам череп, пусть даже инопланетный. Возможно.

Потом я вижу девушку на пороге своей школы. Боже, она почти что огромна. Дурацкий охранник затоптан, размясан. Его останки разбросаны вкривь и вкось, зверски. На девушке - легкая ночнушка и рюкзак. Она, пригибаясь, устремляется внутрь школы. Продираясь мимо бюстов Попечителя и Попечительницы, внезапно тормозится, улыбаясь.

Бюст Попечительницы - лучшие в стране торчковые полушария - напоминает... яйца, а красивая длинная шея и голова - пенис. Девушка хватает бюст, закидывает одну ногу за колонну, опираясь ее в стену, и пытается трахать себя этим бюстом - резко, резко, резче - вот сейчас кто-нибудь подойдет, заглянет, заглотнет наживь; тогда придется быстро поставить его на место тоже. Быстро и быстрее. Вдруг она кричит. Бюст уходит внутрь ее, теряясь. Девушка теряет равновесие, падает. Все же она так неженственна. Опять эти сухие губы крупным планом.

Нет, лента зажевана, наверное. Старомодный аппарат зажевал ее с самого начала, и продолжает свое разрушительное видеотворчество луча, лучины. Лучиани, я люлю тебя - люблю то есть. (Впрочем, зачем я говорю эти глупости?) Но ты - ты все равно лучший из худших, хух (выдох).

0.

Девчонка. Ждет, чтобы ей вдули свое «я». Вечер проходит в утомительном ожидании Цая. Вот и он – решительно входит, и, словно продолжая давний разговор, весело тарабанит: «…толковали о правах на переименование города. Заждалась, малышка?» «Ну да, переименовать в Полис (г-на) Цай», - думает она, начиная улыбаться. Ее месячный господин чертовски рад такому непринужденного приему.