Про Музыкальную Жизнь 1. Правила дорожного движени

1968г.

  - Эй ты Шульберт четырёхглазый! Куда намылился? - раздаётся злорадный голос за моей спиной. Я делаю вид, что ничего не слышу. Я иду в музыкальную школу.
В правой руке большая чёрная папка с нотами. Чёрная папка с двумя чёрными верёвочными ручками
На боку у папки тиснёный, чёрный портрет П.И.Чайковского.
- Ты чё, оглох по ходу, поц?-, молча иду.
На улице март. Ночью подмораживает, а после обеда пригревает солнышко, снег начинает таять, звенит капель.
- Ах ты сука -, мокрый комок грязного снега больно ударяет Чайковского в нос и в правый глаз. Второй снежный комок звонко стукает меня по затылку. Дружный смех за спиной.
Иду. Только не оглядываться, не бежать, а спокойненько так выйти из квартала.

  Надо мной издевается местная шпана в составе Гришки Добровольского и клана братьев Кузовлевых (их 3 человека). С Гришкой мы учимся в одном классе. Он на голову выше меня и гораздо сильнее. У него родители хирурги. Он тоже живодёр будь здоров, даром, что Добровольский.

  Как-то раз в раннем детстве я попал вместе с Добровольским на городскую ёлку. Как только нам выдали подарки, Гришка открыл пакетик и начал быстро засовывать в рот его содержимое. Съев весь подарок, он забил кулёк обёртками от конфет и кожурой от мандаринов. Свой поступок Добровольский пояснил следующим образом: "Если я подарок домой принесу родители половину сожрут." Вот тебе и люди в белых халатах с маленьким солнцем в груди. Возможно, что это у них профессиональное: лазить в разные полостные отверстия, доставать всё, что плохо лежит и пробовать на вкус.

  Клан братьев Кузовлевых представляет из себя набор разнокалиберных низкорослых хулиганов, каждый из которых обладает недюжинной силой. Если клан присутствует в полном составе, то сила клана не утраивается, а удесятеряется. На Кузовлевых надеты ватники, подпоясанные военными ремнями, на ногах кирзовые сапоги.

  Чутким музыкальным слухом улавливаю за спиной неумолимый топот сапог. Это один из Кузовлевых бежит за мной, оскальзываясь на талом весеннем снегу. Бух- бух, чмяк, бух-бух, чвяк.

  Иду. Иду как ни в чём не бывало. Бух-бух, чмяк. Звуки погони совсем рядом.
Догоняющий Кузовлев профессионально, по трудовому хекает, и через секунду мои худые ягодицы получают чётко выверенный фирменный поджопник кирзовым сапогом. Поджопник придаёт мне дополнительное ускорение, я почти бегу, наклонившись вперёд, поскальзываюсь на мокром снегу и падаю на колени. Быстро поднимаюсь, иду.
  Раздался дружный гогот толпы.
- Чё, обосрался музыкоед? -  орки умиротворяются и на короткое время переходят в спокойное состояние. Гыгыкают, курят и плюются во все стороны.

  Я выхожу из квартала на проспект. Первый уровень пройден. Чайковский от обиды и боли плачет снежными весенними слезами.
- Не бзди Пётр Ильич, будет и на нашей улице праздник - шепчу я Чайковскому. Да, музыка это мой крест. Тяжёлый и горький. Удивительно: почему, когда я выхожу во двор без чёрной папки с нотами, никто не обращает на меня внимания, но стоит мне показаться с ней, как мир становится злобным и жестоким. Получается, что во всём виновата большая чёрная папка, а не музыка? Стоит взять папку в руки и выйти на улицу, как происходит превращение: я - матадор с чёрной мулетой, мир - арена, люди - злобные быки. До меня их унижали, злили пикадоры и бандерильеро жизни. Они жаждут мести, они ждут маленького очкастого подростка с чёрной мулетой, чтобы унизить и растоптать его в грязи, точно также как, топчет и унижает их планета Земля.
- Мы ещё посмотрим кто-кого!- мысленно духарюсь я.
Хотя что здесь смотреть? Всё и так понятно..
Что делать? Как быть? Кем быть?

  Вот и постылая Музыкальная Школа. Уныло открываю входные двери, медленно захожу. У меня в начале сольфеджио, потом специальность. На уроке сольфеджио меня ждёт сюрприз. Первая любовь. Я об этом ещё ничего не знаю. Мне четырнадцать лет. Моя музыкальная жизнь тяжела, но увлекательна.