Про врачей, Че, и польский язык

Слова «lece bo chce» переводятся как «лечу потому что хочу», нет-нет, я все именно так и перевела, когда слушала эту песню в первый раз, вот только про полеты я не думала, а про «лечу» как «лечение», «лечить», понимаете? Святое врачебное дело. Ох ничего себе, думаю – вот подлый врач: хочу – лечу, хочу – не лечу. Нет у меня знакомых врачей, один Че, старый приятель. Я и думаю: как же так? Ты бы так смог? Хочу – лечу, хочу – нет. Потом сестра, конечно, все разъяснила – дипломированный филолог слову не даст пропасть.


Есть в польском языке еще одна красота – «кохам Че». Все, конечно, так и должно быть. Че такой человек что его стоит любить, кохати, еще и как! Прекрасный польский язык. А он сам… Был ли он врачем-диагностиком или хирургом? Тем, кто видит в чем основа проблемы-заболевания, либо тем, кто вырезает ее скальпелем? В первом случае он был тем диагностом, который видит только одну проблему в организме – допустим: у вас, батенька, печень ни к черту, лечить надо; или: все ваши проблемы – от неправильного питания, как – в драке выбили? Ну так драка после чего была – а, после пьяни. Закусывали? Вот-вот, все дело в неправильном питании. При желании любая версия идеально ложится на проблему, рождая работу для хирурга, который острым-острым мачете отрежет все лишние куски от версии, если что будет не в пору. Вне зависимости от того, кем он был, проще сказать, кем он хотел быть: судя по тому, как он рвался в бой, он хотел быть хирургом. Без наркоза. Без оговорок. Без непоследовательности: резать так резать!


Что он видел в мире такого, чего не видели все другие? И имеет ли это отношение к тому, что он был врачом? Видел ли он мир ярче и иначе, чем те, другие, не-врачи? Врач определяет проблему и назначает терапию. Операционно – суто инструментально, он делает то же самое: мир прогнил и плох, в огне революции… Проблема определена, ее источник – тоже. Назначена и терапия, если только ампутация может считаться таковой. В принципе, любой социолог среднего разлива может сделать то же самое в своей кандидатской – выбрать проблему в обществе и в последней главе набросать решение проблемы. Скажете, разница в том, что социолог не практикует. Да, но не только в этом. Теория партизанской колонны Роже Дебре – это ли не сведение к правилу опыта Сьера-Маэстре? Но теорию написал Роже Дебре. Но стрелял не он. По крайней мере не там. При  чем тут Че? При  том, что его случай – это не просто чистая практика на деле. Это практика врача в революции. Это не следующий шаг марксиста, который читал-читал, а потом каак швырнет книжкой в угол и – за винтовку. Это нечто принципиально другое. Еще возьмите во внимание, что этот врач болен. Конечно, все составляющие можно свести воедино – какой-нибудь врач, марксист, больной, и революционер. Это он. Вопрос, пожалуй (for me) не в том, ЧТО это, а КАК это видит и смотрит. Самое гремучее пересечение взглядов – это врач и больной. Их взгляды должны быть противоположны. Врач смотрит на болячку, больной – через нее. Врачу плевать на чувства больного, больной ими живет. То есть Че –сам себе больной, сам себе объект, с которым можно и нужно быть безжалостней всего, поддерживать силы, сосредоточиться – но уже не как больной, а как врач. Чувствовать и устранять чувство. Сам себе полигон. (в некоторой мере человек, меряющий, скажем, на себя теории психоаналитиков, находится  в том же положении. Фокус в том, что способ (лечения или объективирования, разлагания) при желании работает, и себя не жалко. А еще с самим собой можно быть предельно честным). Возможно, далее срабатывает привычка к операционности – совершать одно и то же действие в отношении разных объектов. В данном случае выигрывают оба: и Че как обьект Че, и революция. Скажем: назначение самому себе терапии сигарами и присваивание Революции. Почему присваивание? Потому что он обходится с ситуацией как с больным, которого он знает как лечить. Но основной и привычный объект лечения – он сам (вопрос принадлежности тут не поднимается), значит  и революция должна пройти некое присваивание, эдакое включение-в-себя. Вот и выгода революции – она отождествляется с Че. Не Че становится символом революции, а он присваивает ее, как и свое больное тело для своего беспощадного хирургического ножа. Это не действие с ним как с телом (и символом), а действие его со своим телом. Все таки он хирург.


Как-то не по-коммунистически получилось. И еще – он вышел деятельностным субьектом, и я не ответила на основной для себя вопрос: как он видит. Как он смотрит на мир? Врач: видит болезнь, назначает лечение. Врач вне морали: он просто диагност, его дело выявить проблему. Другое дело, что наш врач – заангажированный. Стыд и позор. Больной: видит свою болезнь и мир, в котором надо выживать. Он очень близко знаком со стратегией выживания, поэтому ему так легко настаивать на этом для других – а не потому что он врач. Когда он требователен к другим, это его видение ситуации как больного, а не как врача. Врач умеет назначать лечение, он обладает знанием, больной умеет выживать. Врач видит гниль, больной умеет с ней бороться. Революционер – это не способ видения, а способ воплощения предыдущих видений в революцию. Поэтому важно, что он врач-больной-революционер, а не сам-по-себе-революционер. Революционерами не рождаются, в революцию приходят, причем с готовым зрением. Пардон за мой кивок в сторону всяких конструктивизмов.


На выходе у нас есть некто, кто обладает зрением врача и больного, но сам себя видит как революционера. Понятно, что происходит, есть тюремный надзиратель приходит работать в школу – он забирает с собой свои навыки. Не обходится без этого и в других случаях. Хирургический нож. Че предельно честный с самим собой и с миром. Во-первых, потому что он врач – врач говорит правду про неполадки в вашем организме, да еще и считает это хорошим делом. Но, во-вторых, и как больной – он признается в своей болезни, он вынужден это делать. Честность врача, уверенность врача, которая легко перешла в уверенность революционера. Врач не видит несоответствия в своем диагнозе – врач не ученый, не может принимать во внимание еще и китайскую традицию философствования, он должен стоять на одной позиции. Это больной может эксперементировать с методами лечения, врач же должен быть последовательным. И в этом не усматривается героизма и преданности – это профессия такая. Че все-таки больше врач, разделывающий свое тело и общество – стоя на одной позиции, не поддавая ее критике, либо иной традиции мыслить. Врач в деле революции.


Врач, уворачиваюшийся от своей же болезни. Увертка эта – предельное воплощение стратегии выживания. Продолжайте, пожалуйста, игру со словами.