Как не стать алкоголиком. Два простых правила

.
  Я наверняка не дожил бы до этих дней, если бы не встретил этого человека. Его звали Дмитрий Григорьевич Деревянко. Я с ним проработал более тридцати лет и вспоминаю его не реже, чем мать. Я восхищался его умом, искрометным  неисчерпаемым юмором и большой человеческой порядочностью.  Я его любил как отца, мой отец погиб во время войны, а он относился ко мне как  сыну, может быть потому, что его дочь, примерно моего возраста, погибла в блокадном Ленинграде.

  Дмитрий Григорьевич был замечательным конструктором аналитического приборостроения. Мы с ним работали в одном институте, а познакомились за праздничным столом. Отмечался какой-то советский праздник, кажется первое мая. После уличной демонстрации, куда надо было ходить всем обязательно, он пригласил меня, и еще десяток коллег к себе домой на «рюмку» чая. Люди были разные. И по темпераменту, и по возрасту. Но управлял  разношерстной компанией Дмитрий Григорьевич. Так получилось, но уже в  середине застолья мы развлекали и управляли компанией  вдвоем слаженным дуэтом. Нам было легко и весело. Пили много не для того, чтобы напиться, а чтобы не потерять градус веселья. Надо отметить, что мне тогда было чуть за тридцать, а Дмитрию Григорьевичу около шестидесяти, но разницы в возрасте я не чувствовал, и по форме юмора, и по форме отношения к спиртному.

   Потом, довольно часто мы встречались с ним в разных компаниях. Вместе балагурили и выпивали. И вот как-то утром, на  следующий день после одного такого веселья, когда выпито было сверх нормы, и я был не в лучшей форме, Дмитрий Григорьевич  подсел ко мне и сказал:

- Я работал с выдающими химиками, ранга Менделеева, но  их никто не знает. Знаешь почему? Они были алкоголиками и умерли  под забором. Один их них сказал мне, тогда еще молодому инженеру:- Дима, пока не поздно, запомни очень простое правило обращения со спиртосодержащими жидкостями:
 
  ПЕЙ ЧТО УГОДНО, ХОТЬ ДЕНАТУРАТ. ПЕЙ СКОЛЬКО УГОДНО, ХОТЬ ВЕДРО. НО ТОЛЬКО ОДИН РАЗ В СУТКИ. НИКОГДА, КАК БЫ ТЕБЕ НЕ БЫЛО ПЛОХО, КТО БЫ ТЕБЯ НИ УГОВАРИВАЛ, ДАЖЕ ПОД РАССТРЕЛОМ, НЕ ОПОХМЕЛЯЙСЯ.  В ОРГАНИЗМЕ ЧЕЛОВЕКА ЕСТЬ ЗАЩИТА ОТ ЗАПОЯ – ГОЛОВНАЯ БОЛЬ ПОСЛЕ ИЗРЯДНОГО ВОЗЛИЯНИЯ. ЧЕЛОВЕК ДОЛЖЕН ПЕРЕБОЛЕТЬ ЕЮ НЕ МЕНЕЕ ДВАДЦАТИ ЧАСОВ И БЫТЬ СВОБОДНЫМ. В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ, ОН РАБ, ОН АЛКОГОЛИК.

   С тех пор, я никогда не нарушал это правило. И у  меня никогда не было желания выпить одному, хотя с приятелями пил часто. Но  возникла другая проблема.

  Меня  часто выбирали «художественным» руководителем пиршества. И я с удовольствием принимал  это поручение. Я входил в кураж. Мне было интересно без сценария, часто в незнакомой компании, создать веселую, добродушную, бесшабашную обстановку. Это достигалось тем, что я в быстром темпе объявлял тосты и тут же, выпив сваю стопку водки, продолжал свой монолог, втягивая подвыпивших  гостей обсуждать начатую мной тему разговора.  Я был крепким парнем и мог выпить  много,  по моему поведению весь вечер не было видно опьянения, я оставался добродушным и веселым. Но часто не успевал закусывать, так как уже назревал новый тост. Однако, вскоре появилась и «профессиональная» болезнь. Наступал момент, когда я, казалось бы  совсем трезвый, засыпал там, где находился. В туалете, на стуле, даже стоя. Особенно запомнился один курьезный случай.

  Мой  приятель  попросил меня быть тамадой на его свадьбе. Все прошло хорошо и весело. Я с женой собрался уходить домой, а жених с невестой пошли нас провожать. Было лето. Белые ночи. Ленинграда. Мы с группой провожающих вышли на улицу, остановились около двери парадной, и стали ждать прибытия такси. Но потом у меня случился провал памяти. Я ничего не помнил. Об этом происшествии мне рассказывали  моя жена и приятели на следующий день.

  Все, в том числе  я с женой, стоял кружком, и  весело обсуждали свадьбу. Но  вдруг кто-то заметил, что я исчез. Вернулись домой, полагая, что я вернулся в туалет, но меня там не было. Выбежали на улицу, стали спрашивать у прохожих. Никто меня не видел. Из квартиры жениха спустились встревоженные гости. Стали разбираться с кем я вышел, сколько прошло времени. Всем  стало тревожно, хотя обстановка в Ленинграде, в то время, была спокойная. Искали в соседних подъездах. Безрезультатно. Жених так разволновался, что захотел писать. Он раздвинул кусты, окружавшие площадку у подъезда, расстегнул гульфик, посмотрел на траву и за кустами  увидел меня,лежащего на земле.  Меня подняли с земли, удостоверились, что  я невредим,  и с радостными криками понесли тамаду  назад, в квартиру молодоженов.Видимо, я заснул стоя, потерял равновесие, упал на кусты, они разошлись, пропустили мое тело на землю, сдвинулись в исходное положение  и сделали его не видимым. Все гости вернулись, и свадьба продолжалась с еще большим весельем до утра. А я спал.

  Конечно, меня и супругу эти случаи волновали. Но что делать мы не знали. Толчком к решению проблемы стал случай с участием моего малолетнего сына. В это время мы жили в громадной коммунальной квартире на Литейном проспекте. В квартире был длинный коридор, из которого многочисленные двери вели в комнаты жильцов. Наша комната была первой от входа. А туалет был в противоположном конце коридора, до которого от входа было не менее двадцати метров. Жильцов в квартире было около полусотни. Люди были разные по образованию, возрасту и культуре поведения. Два молодых парня были людьми хорошими, но только тогда, когда были трезвы. Но это состояние было редкостью. Возвращался такой голубчик с работы и не мог попасть ключом в скважину замка входной двери. А ему было нетерпеж, хотелось писать. Он так долго мучился, что не мог уже добежать  до туалета и  мочился прямо при входе в квартиру, около  двери нашей комнаты. Частенько, тут же в луже, и засыпал. Страдали все. Но особенно мой малолетний сын. Кроме противного запаха, эти, спящие в луже на полу  соседи, мешали сыну открыть дверь. Он не понимал, почему эти дяди так плохо себя ведут. Мы, родители, объясняли пятилетнему мальчику, что этот дядя больной, он алкоголик, а сын не понимал, почему человека с таким тяжелым заболеванием не лечат и не  кладут в больницу.

  Дмитрий Григорьевич жил тогда тоже на Литейном проспекте, но на противоположной стороне, напротив  моего дома. На одном из «заседаний» нашей компании я много шутил и много выпил. Как это стало происходить часто, я тихо, незаметно от всех, уснул. Жены со мной при этом не было, и когда гости стали расходиться, Дмитрий Григорьевич позвал мою жену будить и забирать своего мужа. Жена пришла не одна, а с пятилетним сыном. Каким-то способом все вместе они поставили меня на ноги, но, видимо до конца так и не разбудили. Картинка была ужасная. Здорового мужика, еле стоящего на ногах, передвигает женщина и маленький мальчик. Я это плохо  помню. Но как удар по голове, дошел до моего сознания плач сына. Я услышал ясно этот плач и сквозь всхлипывания слова:
 - Мама! Ведь наш папа, правда не алкоголик? Правда?
Я моментально проснулся и отрезвел. Мне стало горько и стыдно, что я заставил своим поведением переживать ребенка.  Я остановился посреди большого проспекта, опустился на колени на трамвайные пути перед сыном, прижался лицом к его фигурке  и не стесняясь своего плача сказал:
 - Прости меня сынок. Такого позора ты больше никогда не увидишь. Меня никто никогда не назовет алкоголиком.

  К решению этой проблемы я подошел, как и инженер-исследователь.  Полностью исключать употребление спиртного я не стал. Не хотелось навязывать компании, своим друзьям, особые условия для себя. А вот мою собственную технологию потребления спиртного я решил пересмотреть. Требовалось, каким-то образом, уменьшить суммарное за вечер потребление алкоголя. Хотя бы на треть с тем, чтобы я не достиг «убойной, усыпляющей» дозы. И надо было это сделать незаметно, так, чтобы  никто не обратил на меня внимание. Поэтому, например,  исключалось наполнение рюмки наполовину. А вот когда наполненный до краев бокал выпивают наполовину, практически никто не обращает внимание!

  ВОТ УЖЕ ПОЧТИ СОРОК ЛЕТ Я ВСЕГДА ПОДНИМАЮ ПОЛНУЮ РЮМКУ, БОКАЛ, СТАКАН (КАК НАЛИВАЮТ), А ПЬЮ ВСЕГДА ПОЛОВИНУ.

  Мой взрослый сын знает, что я пью только водку и только с близкими мне, хорошими людьми. Я уверен, что никогда моему сыну не сказали, что его отец алкоголик.