глава 2

  Дом, в котором она снимала комнату, был старинным трехэтажным особняком, с позеленевшими от времени стенами, большими окнами, выходящими на проезжую часть и парковку с одной стороны, и в тихий дворик, заросший древними огромными дубами, с другой стороны. Ее комната была на втором этаже, и выходила окнами в затененный двор. Хозяйка квартиры, полька Весела, занимала гостиную и спальню на первом этаже, и сдавала комнату на втором. Третий этаж практически не использовался - это была чердачная комната, продуваемая всеми ветрами и отводилась под кладовую ненужных или отслуживших свое, но все еще дорогих сердцу хозяйки, вещей. Другую часть дома занимала шумная американская семья, все члены которой были без исключения круглыми и румяными. Каждые несколько часов из-за стены слышался плач попеременно всех детей семейства - отчаянные драки были там обыденным явлением. И тем не менее, выходя из дома, все семество не могло не вызвать улыбки. Все, как на подбор, трое мальчиков были  расчесаны на косой пробор и были не в меру упитанными, никто из них не смел шалить на людях, дородные папа и мама важно вышагивали рядом до своего джипа, и только там, в машине, на заднем детском сиденье начиналась возня и слышались звонкие тумаки, раздаваемые друг другу.
 Сегодня Анна вернулась в свою комнату уставшая и разбитая. Она обошла, наверно, с дюжину ресторанов, перед тем, как найти тот, который ей понравился больше других своим старинным декором и в котором ей сразу же сказали, что к чему, когда начинать работать, и какой заработок ее ожидает, вопреки излюбленному американскому методу ходить вокруг до окола и так и не сказать ничего конкретного, пообещать позвонить и никогда этого не сделать.
  В дверь комнаты постучали. Анна оторвала пустой взгляд от окна, в которое бездумно смотрела вот уже несколько минут.
Это была Весела, которая сразу заметила ее усталость и несчастное выражение лица.
 - Это не мое дело, дорогая, но я  видела, как вы входили, вся такая понурая. Пойдем-те ка на кухню, я вас кое-чем угощу. - Ей было тридцать шесть, но она выглядела намного моложе: очень стройная, со светлыми волосами, собранными в хвост, с прозрачными светло-зелеными глазами. Что-то в ней было такое домашнее, что Анна даже не думала ей перечить, и безропотно позволила ей увести себя на кухню. Первую неделю она злилась на ее порой чрезмерное любопытство, но теперь она, кажется, начала уяснять суть этой женщины - то было, скорее, желание понять свою квартирантку и помочь, чем может. 
 На кухне стоял аромат только что приготовленной выпечки, пряный и густой, и Анна только сейчас поняла, как проголодалась.
- Вот, давно уже ничего не пекла, зато как вкусно получилось, - улыбнулась Весела. Она поставила пару бокалов на стол и плеснула себе и Анне светло - золотистого вина из бутылки с наклейкой. - Это сливянка, сама настояла. Вам сейчас в самый раз.
- Да, спасибо, Весела, все очень вкусно.
- Веси, называйте меня Веси. Так все друзья зовут меня.
- Давно вы в Нью-Йорке? - девушка уминала вкусный вишневый пирог, каких не ела с давних времен, за обе щеки, и Веси была ужасно рада, что кажется, приобрела новую подругу.
- Да, почти что с детства. До 8 лет я жила в Варшаве, в детстком доме, а потом американская семья удочерила меня. Акцент все так и не исчез, - толком, что закончила здесь школу и колледж. Я училась на маркетолога, да так по специальности и не работала никогда. Несколько лет назад закончила курсы на риэлтера, что сейчас, кстати, приносит, немалый доход. Даже учитывая весь этот кризис, - гордо улыбнулась она.
 - Удивительно! В Америке совсем нет американцев. Да и кто они? Все, кто не были коренными жителями этой земли - пришлые люди, путешественники, искатели счастья, мечтатели, ну, и обманщики всех сортов, конечно, - задумчиво произнесла она. - Ну или так, случайные американцы, вот как вы! - обе девушки весело рассмеялись. 
Домашняя наливка Веси оказалась чудным средством от тоски, и обе девушки легко забыли об условностях, будто были подругами давным давно.
- Скажи, а как это, быть моделью, быть у всех на виду, жить «богемной» жизнью? Если не хочешь, ничего не говори.. - заметив, что Анна нахмурилась, поторопилась добавить Веси.
- Да нет, все в порядке. Как? По-разному.. По началу приходилось очень много работать, подстраиваться под график фотографов, бегать на кастинги, а потом все как-то само пришло..  Как только я устроилась в QueenMA..
Она вдруг замолчала, слепо глядя куда-то в сторону, ее брови задумчиво и как-то горько сошлись на переносице.
- Да, я слышала.. - попыталась поддержать разговор Веси, - грязная вышла история. Я знаю, ты не причем, и взгляда на тебя хватит, чтобы все понять. Кому-то очень понадобилось убрать тебя. И хорошо, что не применили какого другого способа.. - тихо произнесла ее новая подруга.
Анна подняла на нее в испуге глаза. Ей и в голову ничего подобного не приходило. А ведь и правда, получилось, что ее убрали, и причем, еще повозились с газетчиками, с судом, наверняка во всем деле фигурировали немалые деньги.. Но для чего? У нее не было ни малейшей догадки, кому она так насолила.
Девушка на минуту задумалась, но вдруг улыбка скользнула по ее лицу.
- Ты права, Веси. А я все расстраиваюсь, что моя жизнь перевернулась кверху дном. Счастье, что жива, и еще у меня новая замечательная подруга! - подмигнула она польке.
- Да, я тоже очень рада, - так искренне произнесла она, что у Анны стало тепло на душе. Впервые за долгое время нашелся человек, с которым приятно поболтать о чем угодно и было так легко на душе, и за долгое время она словно впервые нашла пристанище, в котором по-настоящему было уютно и тепло.
Квартира, в которой она жила с мужем, была дорого и современно обставлена, находилась почти что в самом центре Нью-Йорка, но Анна всегда чувствовала себя неуютно, подсознательно ощущая пустоту вокруг себя.  А здесь, в этом просто, но уютно обставленном доме, чувствовалось, что на какое-то время все тревоги и волнения остались позади, отошли на второй план, они были где-то снаружи этого островка. А внутри тепло и покой.
- Ты устала, мы уже так засиделись, - произнесла Веси, видя, что Анна начала клювать носом. - Утро вечера мудренее.
Анна улыбнулась. Да, мудренее. Как в сказке.
Они тепло попрощались и Анна поднялась наверх, в свою спальню. Стоило только прилечь на подушку, как она провалилась в глубокий и целительный сон, каким не спала уже давно.
***
На следущее утро ее разбудил дразнящий запах с кухни - пахло яичницей и только что сваренным кофе. Было одиннадцать утра, и солнце, пробившееся сквозь голые дубовые ветви, ложилось светлыми полосками на паркетный пол. Легкие пылинки кружились в медленном вальсе внутри этих световых дорожек, и Анне показалось, что ей не двадцать четыре, а четырнадцать, и она дома, и совсем нет забот, и такое  же стоит зимнее теплое утро, и время тянется так томительно-долго, и приятно лежать в кровати и просто ничего не делать. Ей уже не казалась жизнь такой печальной и пустой, в это утро она словно проснулась от долгого и мучительного сна, и каждая мелочь радовала ее.  «И как я раньше могла ничего не замечать? Как долго жила я в мутном пространстве рутины, так страдала и так редко думала о себе..» И вдруг ей подумалось, что она просто свободна. Но это были не те мысли, что посетили ее накануне вечером. То было не мучительное чувство одиночества и ненужности, но новое ощущение себя. Снова, как в детстве вдруг показалось, что в жизни нет границ, и все может совершиться как в сказке, и вопреки всему, все наладится, и будет все хорошо, и жизнь продолжается. Вопреки.
 Ей подумалось о том, какую удивительную жизнь предложила ей судьба. Когда-то, будучи наивной девочкой, она выбрала свой путь, улетела в Америку по студенческой программе, и упорно шла к своей мечте. У нее был муж и она его любила, и были признание и деньги. Она была счаслива - и ей казалось, что это и есть счастье - добиваться и получать, пускай порой заглушать свой внутренний голос, который просил о передышке, о покое и свободе, напиться вина, заесть шоколадом, забыться тяжелым сном, и наутро снова вступать в борьбу с собой, усталостью, слабостью, улыбаться и быть уверенной и красивой, - ведь это все, чего требовала ее профессия.
Она потянулась, натянула любимую теплую пижаму от Victoria’s Secret, и посмотрела на себя в зеркало. Рыжие волосы были всклочены, заспанные синие глаза как-то по-новому сияли, и самой себе она показалась очень привлекательной. Тот путь, что она выбрала, лишил ее многого и ограничил во многом. Даже перед мужем она почти никогда не выглядела естественно, - макияж и прическа были ее вечными спутниками и оружием соблазнения. Вот бы увидел он ее такой! Он бы нахмурился, и непременно указал ей, что наверное, стоит расчесаться и хоть немного привести себя в порядок. При мысли об этом, она вдруг рассмеялась.
«Да, а я-то думала, это судьба.. Наверно хорошо, что все закончилось именно так. Непонятно, сколько бы мы еще друг друга мучили, пытаясь расстаться по-хорошему..»
 Было еще много незавершенного. Нужно было подать на развод, а это был процесс не из легких. Зачастую, насколько она знала, люди тяжело страдали не из-за самого факта расставания, но из-за течения бракоразводного процесса - делить все то, что нажили вместе - ведь непременно душу всколыхнут воспоминания о том счастьи, что было пережито вдвоем с тем, кого когда-то считал своей судьбой. Но почему-то сейчас ей ничего не казалось сложным. Она вступала в новую жизнь, и ничего не хотелось брать из прошлого. Она запросто бы согласилась отдать ему квартиру на Манхеттене, и свой новенький Порш, на котором она почти не ездила, предпочитая взять такси, или, закутавшись в шарф и очки, поехать на метро, что, конечно, ее бывший супруг считал верхом безрассудности, но это было одним из ее проявлений свободы, и ничто не могло ее остановить. Единственное, за что она бы поборолась - за свои накопления. Ей нужны были деньги на первое время, на отправку родителям в Россию, на приятные мелочи, которые она старалась позволять себе почаще, - что еще может сделать несчастливую женщину счастливой, как не поднести самой себе подарок? Она подумала о своих родителях, и светлая грусть пришла на место радости от ощущения своей свободы. Она недавно виделась с ними во время их последнего визита три месяца назад. Она давно предлагала им переехать в Штаты, но всегда получала мягкий, но уверенный отказ. «Пускай в России не всё для людей, - говорила мама, - но все же мы принадлежим ей. Нам с отцом сложно будет жить в твоих каменных джунглях. А ваши американцы доведут меня своей вежливостью до белой горячки», - смеялась она. Анна понимала, что для них это не только сложности с языком, работой, но и вообще с осознанием своей значимости, своей я-идентификацией. Если там, дома, в далеком заснеженном Омске все было им близко и знакомо, то здесь они терялись и ей странно было видеть своих уверенных всегда родителей такими беспомощными.
 Они все еще звали ее домой. «Далась тебе эта Америка. И у нас бы неплохо моделью зарабатывала. У нас хоть отдыхать умеют, а ты пашешь без выходных», - все сетовала мама. Анна лишь смеялась, странно скоро прижившись на этой земле. Тем не менее, она все еще не была здесь своей. Но и в России она была уже чужой. Так, часто она комментировала свое положение строками из Цветаевой - своей любимой поэтессы:
“Мне совершенно все равно — где совершенно одинокой быть, по каким камням домой брести с кошелкою базарной в дом, и не знающий, что — мой, как госпиталь или казарма..” и “..Мне безразлично — на каком непонимаемой быть встречным”..
 Одиночество было словно рефреном ее прежней жизни. Даже рядом с мужем она всегда ощущала ничем не заполненную пустоту. Не разница языков была причиной этому, но разница интересов и жизненной позиции. Только сейчас, наедине с собой, она вдруг почувствовала небывалую цельность, ощущая себя человеком, только что снявшим с себя тяжелые путы.

«Да, за свои накопления нужно будет непременно побороться», - думала она. Ей двадцать четыре, и пускай она была знаменита и богата, сейчас все по-другому, и все нужно начинать сначала. «Агенства не принимают меня, и я не становлюсь моложе или красивее. На чаевые официантки долго не протянешь. Нужно поступать куда-то учиться, и стараться жить как все.. Как все.. Я всегда стремилась к обратному..»
Странно, но сегодня размышления не пугали ее, как прежде. Она чувствовала в себе силы, и была красива и свободна, зная, что жить «как все» у нее все равно не выйдет, и что-то необычно-хорошее обязательно случится в ее жизни.
 
Спустившись на кухню, она застала Веси за приготовлением блинчиков. Яичница была уже готова, и девушка с удовольствием и благодарностью начала уплетать ее за обе щеки.
Когда с завтраком было покончено, перемыв всю посуду и немного прибравшись, девушки решили прогуляться.
- Знаешь… - Веси как-то странно рассматривала Анну.
- Что? - Анне стало даже как-то неловко.
- Хочешь, мы тебя перекрасим? - вдруг предложила она.
- Перекрасим? Меня? Мои чудесные волосы? - Анна прикаснулась к кончикам своих рыжих локонов и изумленно взглянула на новую подругу.
- Да. Если ты решила начинать новую жизнь, нужно расстаться со старой. Это, конечно, твое дело. Я просто подумала, что из тебя выйдет великолепная блондинка.
- Извини, но нет. Ни за что. - Отрезала Анна.