10. О Шапке

Телевидение СНГ показало на днях трагикомедию «Шапка», отснятую на «Мосфильме» по повести Владимира Войновича (сценарий и постановка Константина Воинова). В картине занято созвездие прекрасных актёров, среди которых – Олег Ефремов, Евгений Весник, Олег Табаков, Лидия Федосеева-Шукшина, Вячеслав Невинный, Армен Джигарханян… Однако я не собираюсь писать рецензию, а лишь хочу поделиться с израильтянами, читающими по-русски, некоторыми  своими мыслями, нахлынувшими в связи с фильмом. И дело, конечно же, не в случайном совпадении  фамилии автора этой статьи с той, которую носит главный герой фильма (роль советского писателя Рахлина мастерски играет Владимир Ильин) и даже  не в том, что (как я вынужден с прискорбием признать) у меня с ним немало общего (правда, он писатель – я журналист; он сочинил одиннадцать  романов «о  хороших людях», а я – сотни или тысячи статей, и все о том же; общие у нас – и злокачественное добродушие, и  те закоренелые иллюзии, от которых его избавил, пожалуй, только инсульт, а меня – всего лишь репатриация)… Нет, истоки моего особого интереса к фильму гораздо глубже, хотя имеют, конечно, и много личных моментов.

Главная причина – в том философском смысле фильма, который открылся мне благодаря сопоставлению его с другим произведением – стихотворением  Александра Безыменского «О швпке». Давным-давно, в первые советские годы, оно было очень популярно среди молодых читателей. Сейчас его по заслугам забыли, и потому придётся заняться пересказом, а кое-что и процитировать.

Стихотворение начинается непререкаемой сентенцией:

«Только тот наших дней не мельче,
только тот на нашем пути,
кто умеет за каждой мелочью
Революцию мировую найти.
Кто – о женщине.
Кто – о тряпке.
Кто –о  песнях прошедших дней.
Кто о  чём.
А я – о шапке.
Котиковой.
Моей»

И далее комсомольский поэт  повествует, как в девятнадцатом году приехал с фронта в Киев на отдых, но:

«…два дня лишь покою отдав,
 на третий – в окопы лёг».
…В этот день мы без пуль покорили
воссташий Девятый полк», -

вспоминает Безыменский, а дальше рассказывает, как после этого исторического события – бескровного покорения группой киевских комсомольцев-агитаторов мятежного Девятого полка Красной армии ему по специальному ордеру была выделена  реквизированная у буржуев котиковая шапка.

Стихи написаны несколькими годами позже – во время НЭПа, когда «революционный энтузиазм» столкнулся с невыносимой для  тех, кто «экспроприировал экспроприаторов» («грабил награбленное», в переводе В. И. Ленина) картиной «буржуазного возрождения». А. Безыменский спешил успокоить «ррреволюционеров» – для  этого и было написано всё стихотворение, в конце которого – такие строки:

«Пусть катается нэпман на «форде»,
Проживает в десятках квартир…
День придёт – мы предъявим ордер
– не на шапку, - на мир!»

(Цитировано по памяти, так что не исключены мелкие неточности).

Стихи, конечно, «бузовые» (чего стоит хотя бы «рифма» мельче – мелочью: почище, чем рука – нога!), но молодые энтузиасты воспринимали их как высокую поэзию. Отец мой, много лет спустя, будучи уже давно исключённым из ВКП(б), с воодушевлением их декламировал. Потом, по «второй волне» репрессий, ему самому предъявили ордер, но не на шапку, и даже не на мир, а – на арест. «Особое совещание» прислало из Москвы приговор: 10 лет лагерей особо строгого (читай: каторжного) режима. Благодаря Никитиной (хрущёвской) «оттепели» через 6 лет советский суд (самый справедливый в мире!) отменил приговор и реабилитировал «преступника», после чего тот вскоре скончался от инсульта  (болезни, весьма характерной для лиц нашей фамилии).

В один день с отцом арестовали и мать – она отбывала тот же срок сперва тоже на Воркуте, а потом – в Мордовии. Выйдя досрочно из заключения, получив реабилитацию и похоронив папу, мама стала «персональной пенсионеркой местного значения» - 60 руб. пенсии в месяц плюс ряд  мелких коммунальных и медицинских льгот были ей определены за заслуги, среди которых едва ли не главная – та, о которой писал Безыменский: наша мама тоже  участвовала (и об этом в архивах сохранился документ!) в том самом, «без пуль», покорении Девятого полка. Безоружные молодые агитаторы сумели доходчивыми словами убедить повстанцев покориться советским властям. Позже, после бегства из Киева в Москву от наступавших деникинцев и их разгрома, её командировали обратно в Киев, включив в оргкомитет по восстановлению комсомола Украины. Ехала через Харьков, из Москвы босиком, и в первой столице Украины получила (как поэт Безыменский) ордер на реквизированную у буржуев вещь, только не шапку, а – ботинки с высокими «халявками», шнуровавшиеся до колен…   Умерла она, как и папа, рано, однако на несколько лет позже него, и не от инсульта, а от инфаркта…

Теперь обратимся к фильму. Ни словом не упоминая о стихотворении Безыменского, Войнович, конечно же, знал его: ведь этот шедевр неизменно включался в антологии советской поэзии. Но повесть «Шапка» (и фильм по ней), почти одноименные со стихотворением, кажется, имеют совершенно иной сюжет… Кажется!

Для тех, кто не читал повести и не видел фильма, передам его фабулу. Романист Ефим Рахлин узнаёт, что в Литфонде шьют писателям шапки, причём, строго по рангу: самым маститым – пыжиковые,  не самым – ондатровые, иным – из меха сурка… И, наконец, всякой литературной шушере – кроличьи. У Рахлина есть неплохая шапка – волчья, но у его сына-аспиранта – нет, и по настоянию своей жены, тележурналистки Кукушкиной (Л. Федосеева-Шукшина), Ефим  идёт в Литфонд. Директор литфондовского промкомбината  Чубов, брошенный сюда «на укрепление» из «органов» (О.Табаков), накладывает  на заявление Ефима резолюцию:  пошить ему шапку из меха… «кота домашнего средней пушистости». То есть, наш герой даже на кролика не потянул! Неслыханное оскорбление!

Но жалобы Рахлина остались втуне: секретарь Союза советских писателей Лукин (прошедший «путь» от надзирателя до генерала КГБ) читает просителю патриотическую нотацию – да, не в шапке суть, а в принципе, в коем он, Лукин (О. Ефремов) ни на миг не усомнился. А маститый писательский бог, лауреат, депутат и главный редактор толстого журнала Василий Каретников (И.Владимиров), находясь в состоянии алкогольного куража, подносит Рахлину к носу фигу: мол, накося, выкуси!

И робкий, вежливый, «интеллигентный» Ефим – выкусил! Да-да: он вцепился в вельможную фигу зубами!

На другой день зарубежный «голос» разнёс по всему свету весть о том, что «ведущий советский писатель Ефим Рахлин совершил покушение на управляющего писательским союзом». Фима неожиданно для себя становится диссидентом. По телефону раздаются наперебой приветствия типа «Мы гордимся Вами» и «Погоди, жидовская морда, вот мы тебе голову оторвём!»

По жалобе укушенного Каретникова собирается писательское правление, на котором  несчастного героя «прорабатывают», доведя до  упомянутого инсульта. Потеряв дар речи, он еле мычит жене своё последнее желание: «Шапку, ша-а-пку!» Ничего не поделаешь: Кукушкина едет на свидание к своему застарелому хахалю – маршалу Побратимову (А. Джигарханян), и он по её просьбе заставляет писательского секретаря Лукина принести к одру умирающего уже практически ненужную вещь – пыжиковую шапку. Фима с трудом складывает из слабеющих парализованных пальцев букву V («Victoria» - победа!) - и  умирает.

Все эти события происходят на фоне постоянных разговоров части писательской общественности о «жидомасонах», «засилии сионистов», о «пятой графе»,  – словом, о том, от чего мы с вами, дорогой читатель, в сущности, и убежали.

Как известно, все мы вышли из двух шинелей: гоголевской – и сталинской. «Шинель» писателя Ефима Рахлина – это его вожделенная шапка.. Он добивался её – чтобы не быть человеком второго сорта, «осетриной третьей свежести». Его жаль – но он ничтожен, как ничтожны буквально все, кто его окружают, - как ничтожна и обречена была взрастившая его система распределения ордеров на шапки, ботинки, на жизнь и смерть. Всю жизнь он писал о «хороших людях», а оказалось – все вокруг так плохи, что ничего не остаётся, как только умереть. Даже  единственный сын готов отказаться от родного отца, как уже отказался от его неудобной национальности,  записавшись, по матери, русским. Он  кричит отцу: «Тебя в Мордовию зашлют!»  - какой  знакомый адрес…

Но какое  отношение всё это теперь имеет к нам – гражданам Израиля? К нашему прошлому – да, имело. Но к настоящему? К будущему? Отвечаю: самое прямое.

Сопоставление двух произведений о «шапках»: одного – написанного на заре советской власти – и другого, созданного при  её закате,  –   заставляет призадуматься о конфликте между идеалом и действительностью, мечтой и реальностью, желаемым и сущим. На одной шестой части мировой суши  составляющие этих пар разошлись настолько, что потрясены устои всего мира. Между тем, известно, что тысячи людей, вдохновлённых «великой идеей», были искренни, отличались личной честностью, нравственной чистотой (которую зачастую, правда, нельзя отличить от глупости). Ржавчина разъедала их души постепенно, однако для того чтобы в жизни сложилась ситуация, достаточная для написания правдивой повести и съёмки по ней  правдивого фильма «Шапка», хватило семидесяти лет.. Кратким оказался путь от «встревоженного котика» до  ободранного кота «средней пушистости».

Маленький Израиль в 1000 раз меньше бывшего СССР, но у них есть одна принципиальная общая особенность: он тоже основан на идее, мечте, желании. Разные, правда, стержни у этих идей: там – «классовость», здесь – «братство всех евреев». Погоня за «классовой справедливостью» выродилась там  в небывалую сословную иерархию, от «кота пушистого» до пыжиковых и собольих высот.

А у нас здесь разве не возникает на практике понятие сортности евреев: по одной шкале на вершине – харедим (ультрарелигиозные иудеи), по другой – ашкеназим (выходцы из Европы), по третьей – наоборот: «мароккаим» - евреи марокканского приисхождения, евреи из Йемена и т.д. А кое-кто уже объявляет квинт-эссенцией  еврейства нас с вами – «русскую» алию…

Опасные тенденции, смертельные игры!  Особенно если учесть крошечную площадь нашего государства, на которой  собрана треть мирового еврейства. Гитлеру, чтобы уничтожить подобную долю нашего народа, понадобилось свозить евреев в отведённые места. А мы здесь сами сбежались!  Судьба превратна: даже к такому колоссу, как США,  она в один ужасный момент может повернуться спиной. На этот случай есть только одно, что нас может спасти: наше единство.  Как его добиться – не знаю. Но надо чётко осознать: лишь в нём –  спасение.  Шапками наших врагов  не закидать!

«Иерусалимский еженедельник», 6 ноября 1992 г.