Мордовские зарисовки

Было это в Мордовии, вдали от крупных культурных центров, посреди бескрайних хлебных полей, неподалеку от столичного города Саранска.
Мы, слушатели университетской военной кафедры, должны были, прежде, чем нам присвоят офицерское звание, пройти армейские сборы. Воинская часть, офицерскому персоналу которой было поручено отправление этого таинства, была дислоцирована в Мордовии.
Всех нас переодели в новую солдатскую форму и каждому выдали  погоны рядовых, которые велели нацепить себе на плечи. Был, правда, среди нас один мужичок, по имени Семен, который, будучи на несколько лет старше остальных, успел до поступления в университет отслужить срочную и получить звание старшего сержанта. Но он не хотел нами командовать и поэтому, зная, что местным отцам-командирам лень будет копаться в личных делах, попросил никому не говорить о том, что он уже служил в армии, и тоже нацепил погоны рядового.
     Часть, в которой проходили наши сборы, была расположена неподалеку от небольшой мордовской деревни, состоящей из двух-трех десятков крытых соломой приземистых крестьянских домов. Между частью и деревней, прямо через поле, пролегла широкая тропа. Тропу эту протоптали солдаты, которые бегали по ночам в самоволку, находя у большегрудых мордовских девушек, всегда готовых угостить военного кружкой самогона и согреть его истосковавшуюся по ласке военную душу своим девичьим теплом, не только искреннее понимание насущных солдатских проблем, но и готовность оказать бескорыстную помощь в их разрешении. Вокруг колосились бескрайние мордовские поля, которые, словно аллея просторную парковую лужайку, рассекала  бесконечно-прямая грунтовая дорога, густо обсаженная деревьями.
Жизнь наша солдатская шла скучновато. В самоволки мы не ходили. Сборы длились один месяц, и за этот срок мы не успевали настолько соскучиться по женской ласке, чтобы кинуться в гостеприимные объятия местных красавиц. Днем мы уходили за пределы территории части, легко проникая сквозь дырявый забор из колючей проволоки, и дулись в карты, уютно расположившись среди густых ржаных колосьев. Офицерам, попечению которых мы были вверены, это нравилось, поскольку, мешаясь у них под ногами в помещении пункта наведения, мы нарушали неспешный ритм жизни удаленной "точки" и мешали им спокойно заниматься основным своим делом, тем самым, которым они начинают заниматься сразу после окончания военного училища – ожиданием прихода пенсионного возраста, а таковой приходит к военным достаточно рано.
Если нам надоедало дуться в карты и мы оставались на территории части, нас всё равно всячески старались выпроводить за забор. Даже суточные наряды – дежурство по кухне или заступление в караул – были для нас своего рода развлечением, поскольку они хоть как-то разнообразили наше монотонное существование.
     Места в казармах для нас не нашлось, поэтому жили мы в больших брезентовых палатках, расставленных между довольно высокими насыпями, на которых были установлены вертушки радиолокационных станций и качели высотомеров. Проснувшись ночью, мы ленились идти в солдатскую уборную, расположенную в дальнем углу территории, за казармой, и справляли свою нужду прямо на эти насыпи. Поскольку нас было довольно много – сборы проходили слушатели военной кафедры с двух факультетов, – то вскоре и радиолокационные станции и высотомеры оказались плавающими в зловонном облаке миазмов, обретающих убойную силу к полудню, когда степное солнце жарило особенно усердно.
     Высоконадежная военная техника не стала от этого работать хуже, но когда случайным порывом ветра аромат студенческих испражнений был  занесен в штабную форточку и у командира части, некстати зевнувшего именно в этот момент, захватило дух, воздух был сотрясен словоизвержениями такой силы, что  электроника не выдержала и показания высотомеров зашкалило.
     Студенты строевым шагом ходили весь день, от рассвета до заката, к  песчаной куче и обратно, нося в ладонях вытянутых перед собой рук песок, которым им велено было засыпать следы своего бескультурья. На следующий день, как только солнце осветило эту свежепосыпанную желтенькую красоту, командир был уже тут как тут. Он внимательно осматривал склоны насыпей, стараясь обнаружить хоть какие-нибудь следы ночных посягательств. Но, поскольку студенты, гулявшие с песком в руках весь световой день, крепко спали этой ночью, обнаружить ему ничего не удалось, и он удалился в сторону штаба, недовольно бурча что-то себе под нос.
     Солдаты срочной службы, отбывавшие в этой части воинскую повинность, тоже скучали. Конечно, самоволки и шашлыки из диких степных голубей, пойманных на чердаке казармы, скрашивали солдатский быт. Но не настолько, чтобы заставить их не искать других развлечений.
     В народе широко известен самодеятельный жанр солдатских шуток. Тех шуток, которые требуют для своей реализации наличия некого объекта, терпеливого и безответного. Таким вот объектом солдатских шуток стал один из новобранцев, крупный, неуклюжий и добродушный. Он производил странное впечатление. Казался беззащитным и безобидным. А скорее всего, не просто казался, а именно таким и был. Однако, странным образом, те, кто пытался шутить над ним, сами зачастую оказывались в неловком положении.
     Так, как-то раз, желая позабавиться, сержант послал его к командиру части за получением личного оружия. Зная крутой нрав командира, сержант рассчитывал, что тот, даже не пытаясь ни в чем разобраться, накричит на солдата и с позором выгонит из штаба.
     Но когда Гриша (новобранца звали Гришей) громко, как учил сержант, постучав десять раз в дверь командирского кабинета, подошел строевым шагом, держа у виска руку в бравом воинском приветствии, к командирскому столу и, четко выговаривая слова,  громким голосом доложил, что явился за получением личного оружия, командир части, уже открывший было рот для того, чтобы заорать, что являются не солдаты, а привидения, и что с каких это пор привидения ходят к нему требовать личное оружие, которое полагается только офицерам, вдруг задумался, посмотрел внимательно в честные Гришины глаза и спросил его ласковым голосом:
— Скажи-ка, кто это тебя ко мне послал?
     Выслушав искренний ответ ничего не подозревающего Гриши, он, еще более ласковым голосом, произнес:
— Иди, скажи ему, твоему сержанту, пусть зайдет быстренько ко мне…
     И, секунду помолчав, добавил:
— Сразу на всех получит.

Некоторое разнообразие в нашу жизнь внес и выезд в подшефный колхоз, на уборку корнеплодов. Специально по такому поводу сняли с консервации один из автомобилей, не использовавшихся в повседневной жизни, но стоящих, на случай объявления боевой тревоги,  в состоянии готовности.
Сначала всё шло неплохо. Проехав километров пятнадцать, мы оказались на колхозном поле, где уже работала полеводческая бригада, почти целиком состоящая из молодых женщин. Работа в компании женщин, сразу окруживших нас своим вниманием, и  сопровождающаяся незамысловатыми народными шутками, шла быстро, весело. Раньше мы и подумать не могли, что пребывание человека в военном коллективе делает для него столь приятным общение со всеми, без разбора,  представительницами слабого пола.
Потом нас кормили обедом. После солдатского пайка гороховый суп с мясом показался чрезвычайно вкусным. Колхозницы заботливо подливали нам добавки. Еще и еще. После обеда работать мы были уже неспособны. С трудом перевалились через борт кузова и тронулись в обратный путь.
Но полностью насладиться прелестями жизни в тот день нам было не суждено. Не доехав до части десяти километров, машина встала. И завести ее  никакими способами не удавалось. Случись такое в какой-нибудь гражданской организации, способы борьбы с последствиями поломки могли бы быть разными и, наверное, потребовали бы некоторых раздумий. А тут проблема была решена по-военному просто. Последовала команда выйти всем из машины и, уперевшись как следует, катить ее по дороге. Так что через каких-нибудь три часа мы уже закатили нашу машину в ворота части. Жаль было только испорченных воспоминаний о вкусном колхозном супе.

    Запомнился и охотничий пёс, еще щенок, очень породистый, которого кто-то из солдат украл в деревне, во время самоволки, у заезжего охотника. Пес был всеобщим любимцем, но жалко было смотреть, как породистая собака превращается в дворнягу, болтаясь целый день по территории части и выпрашивая подачки.  Мы решили, в свою очередь, стащить щенка. И, когда сборы закончились, ночью, перед отъездом из части, мы втроем —  я, Семён и Серега Антонов, с которым мы вместе тренировались в городской альпинистской секции "Буревестника", отчаянный парень из небольшого владимирского городка Вязники, отправились "на дело". Это потом, когда  он уже заведовал кафедрой в университете, Серега стал важным и толстым. А тогда, пока мы с Семёном лежали "на стрёме" в неглубокой канаве, он проник, через маленькое окно, на охраняемый часовым объект и забрал щенка. Благо, что тот уже хорошо знал нас и не гавкал, а только вилял хвостом. Вывезли мы пса за пределы части в большом пустом чемодане, а потом Семён отвез его в свои родные Вятские Поляны.
Таким вот образом мы и были подготовлены к тому, чтобы стать настоящими офицерами.
Когда мы, после каникул, пришли в университет, на доске объявлений деканата висел список организаций, на работу в которые нас должны были распределять. Мы с интересом прочитали этот список и лишь потом, в самом конце увидели заголовок: Министерство Обороны. Там было написано десять фамилий. Это были фамилии тех, кого призывают на службу в Армию. Была в этом списке и моя фамилия.
Университетский диплом мне выдали только после того, как я сдал свой паспорт сотрудникам военкомата.