Через шестьдесят лет

              Посеянные в душу идеалы работали

Совсем не первый раз пытаюсь  найти и  дозвониться до  «своей юности».  Трубку долго никто не брал.  Уже  хотел положить её на аппарат,  как вдруг в ней зашелестело, заскрипело и  уверенный голос  произнёс  «Алло!».
– Скажите,  пожалуйста,  могу ли я поговорить с Ольгой  Дмитриевной?  Простите, я не знаю её фамилии,  но в девичестве она была  Дульник,  жила на  Рогатинском переулке.
– А кто это говорит?
–Извините, я не представился.  Её ищет   Игорь  Теряев.
– Кто?  Кто?
– Игорь  Теряев.   «Кашка».  Давно это было,  в 1949 году.  «Кашка».
Конечно, неожиданно вернуть человека на  шестьдесят с лишним лет назад   удаётся  не сразу.  Нужно дать ему время  понять, кто его собеседник  и  чего он добивается.   Но имя, фамилия и, главное, название цветка, которое было  «паролем» у каждого из нас в юношеских  играх «в цветы»,  должны были помочь собеседнице  вернуться в далёкие  детские  забавы, в первое романтическое увлечение, которое было, скорее, надуманным,  чем реальным. 
Я прижимал трубку к уху, слушая сквозь повисшую тишину  стуки своего  же пульса,    терпеливо ожидая  «погружения»   моего абонента  в то далёкое время,  когда мы, получившие аттестаты  зрелости,  полные светлых надежд, распевая  песни,  с широкими улыбками  бродили по ночным  улицам  Харькова,  уверенно чувствуя себя  уже  на прямых и светлых  дорогах вселенной,  мысленно занимая  посты  в выбранной профессии.
Наконец, бодрый голос ответил:
– Да,  это я,  Ольга  Дмитриевна  Дульник.

И вот я уже на  условленном месте встречи.   Сижу на скамейке сквера площади Конституции  с букетом на  коленях,  и вращаю глазами  по всем проходящим дамам  глубоко  забальзаковского возраста.  Как же узнать ту, о которой  иногда  вспоминалось, которую хотелось расспросить о её  пути  по жизни  и которой мечталось рассказать  о себе.   Слишком много прошло времени с того момента, когда мы расстались на перроне Харьковского вокзала,  и  я отправился  вдаль,  «по дороге, ведущей в небо».
Трудно было представить себе,  как теперь выглядит  моё  юношеское  увлечение,  и  я внимательно присматривался  к  подходящим к скверу женщинам. Наконец, в одной из них,  внимательно разглядывающей сидящих на скамейках, мелькнуло что–то знакомое. Что именно,  не знаю, но что–то именно знакомое,  виденное ранее.  Неужели в памяти могло что–либо остаться?    Эта  дама  тоже,  пройдя взглядом по сидящим, надолго  остановила его на мне.   Решился,  встал  и робко спросил:
– Скажите, пожалуйста…
– Да,  я не ошиблась.  Вы,  прости, ты – Игорь Теряев,  «кашка»…  А я  Ольга Дульник  с Рогатинского переулка.  Надо же, прошло более шестидесяти лет с  того дня, когда я проводила  Вас,  тебя,  во Фрунзе, в  лётное училище.
Мы сели на скамью.
– Шестьдесят лет!  Прошла целая  жизнь!  Но я  отлично помню наш с тобой последний день.  Много тогда мы бродили по лесопарку, горячо  обсуждали  варианты будущего, планировали    предстоящую  жизнь и не могли наговориться, хотя  не  чувствовали, что расстаёмся навсегда.   Порядочно за  день устав, я села под могучий дуб, прислонилась к нему спиной.  А ты лёг на траву и положил голову на мои колени.  Долго мы молчали,  каждый о своём.  У нас ещё не возникало желания  мечтать о чём–то совместном, об этом  мы и не догадывались  думать,  не видели себя в  будущем рядом.
Помнится, что ты любил дарить цветы по всяким поводам и без  них.  Это были и громадные букеты  сирени, и, чаще, ветки любимого мной  жасмина.  В нашем саду тоже росли и обильно цвели и сирень, и жасмин.  Но именно те букеты, что, стесняясь и краснея,  дарил ты, казалось,  благоухали богаче, запах источали  тоньше и стояли в вазах дольше.
Мне кажется, совсем недавно большой компанией мы ездили на пруды у Высокого посёлка. Целый день плавали, ныряли, прыгали в воду с каната, подвешенного к высокому, нависшему над водой  дереву, а вы с Аликом Чернетченко  показывали  нам  акробатические  номера.
          – А какие праздничные вечера проходили в вашей женской школе,–  вмешался я, – танцы  танго, фокстрот и обязательный  вальс кого–либо из нас, приглашённых из спецшколы кавалеров, с вашей классной руководительницей.  Помню,  как–то подошла к нашей компании  третьеклассница  и я, смутившись, сказал, что это моя сестра.  В последних классах  школы, мы чувствовали себя совсем взрослыми.
        –  Ох,  Игорь,  тогда я не могла определить,  что связывало  нас, но, когда мы оставались наедине,  то, помнишь, надолго замолкали, тяжело вздыхали и дарили  друг   другу  многозначительные  взгляды.
        -– Оля,  так удалась  ли твоя мечта?  Стала ли ты геологом?
–  Да, Игорь.   Лето нашего расставания, прошло, как и было заведено в то время: отдых после выпуска  из  школы, вступительные экзамены в институт,  месяц  работы на картофельном поле колхоза и два семестра за партой  в учебных корпусах института  и  в  лабораториях.  Интересное  началось следующим летом,  на производственной практике в геологической экспедиции.    Вот уж тут и было полно  совсем не женского труда  при собирании образцов грунта или породы, выдерживание атак  комаров,  мошкИ и гнуса,   перебоев с продуктами питания,  всяких приключений  и  ужасов.  Но  все эти  мытарства  были окутаны  бодрящей  гитарной романтикой.    И с каждой  экспедицией  мы всё  более  врастали в настоящую жизнь геолога.  Нам нравилось менять зимнее сидение в пыльных аудиториях  на простор  в летних экспедициях, на преодоление всяческих трудностей  в походах, на палаточный быт  и неустроенность,  на бардовские песни под гитару у костра.   Особенно радовали удачи в поисках нужных образцов  породы  и скупая похвала начальника  за  особо выдающиеся  находки.  Да мы  и сами уже могли  оценивать  свой труд  и даже не унывать,  возвращаясь иногда  из экспедиции  почти  «пустыми».  Случалось,  не  удавалось радовать  руководителя  ценными приобретениями,  хотя и трудились  «в поле» добросовестно ежедневно  от  рассвета и до  заката.   
Набралась  опыта, узнала и освоила многое  необходимое  и  поступила в аспирантуру.  Опять аудитории, снова экспедиции,  но на более высоком уровне и с большей ответственностью.  И этот труд увенчался успехом.  Затем постоянная   работа в  аудиториях и кабинете,  но  «в  поле», то есть в экспедиции, я отправлялась  в  каждый  сезон, старясь собрать  материал к докторской диссертации.  Тщательно готовилась, не жалея себя и времени, и эти затраты не ушли в песок.   
В последние годы чувствовала, что приношу пользу   моей профессии,  видела, что знания и опыт  не пропадали  зря.    Я щедро делилась ими с  молодой  порослью  учёных.  И  ученики делали  заметные успехи.  Они  тоже, наравне с научными трудами – моя гордость.  Сейчас я на пенсии,  но приходится бывать в институте – мои знания и опыт  востребованы  при решении  многих серьёзных  проблем.
Это мои шестьдесят лет  после нашего расставания на перроне  харьковского вокзала.
–  Рад за тебя,  Оля,  рад твоим урожайным годам, твоим успехам.
А сам я с того момента, как ты проводила меня во Фрунзе, многое пережил из того,  чего никак не мог ожидать.  Даже учёба  оказалась намного сложней, чем виделась из–за парты спецшколы.  Пришлось заставить себя  управлять  чувствами,  желаниями.  А главное, – относиться к учёбе  серьёзно и полностью  отдаться стремлению  летать.  Оказалось,  что это не  пустые слова, а настоящая  перестройка себя. И  это было самым трудным в освоении лётной профессии.
 О своих  шестидесяти годах  скажу, что  тоже провёл их не зря.   За этот срок я прожил две жизни.   Первую целиком отдал авиации.  Вторую – посвятил литературному  труду.
И в самом деле, истребительная авиация захватила меня, когда исполнилось пятнадцать лет.  И ты этот порыв, приведший меня в спецшколу ВВС,  помнишь.  Долгие годы обучения этому ремеслу тоже «не ушли в песок»:  я выполнял полёты  в разных погодных условиях, днём и ночью, осваивал новые типы боевых самолётов, выполнял задачи в боевых условиях. Заслужил высокую оценку  «Военный лётчик первого класса».
Помимо удовлетворения успехами  выполненных в воздухе заданий, вылеты сопровождались  получением массы восторгов от красот неба, от живописности облаков, от наблюдаемых явлений природы, от пейзажей разных климатических поясов планеты, виденных с высоты птичьего и намного выше полёта.  Всегда  хотелось передать восхищения  тем, кому не довелось любоваться этими прелестями самому.  Это и привело меня во вторую  жизнь.
Вторую половину жизни занимался литературой.  Написал и издал шесть книг.  Результатом  доволен.  За пятнадцать месяцев мои страницы в «проза.ру» посетили более шести  тысяч  читателей  и оставили массу положительных отзывов. 
Меня часто спрашивают: какая часть жизни дороже?  Трудно определить однозначно, да и не нужно.  Вернее будет помирить их:  каждая увлекала в своё время.  И обеими дорожу в равной степени.  Поэтому храню удостоверение военного лётчика первого класса  и билет члена Союза писателей России  вместе.

       Много времени мы сидели на этой скамейке, спрашивая и  рассказывая,  каждый о большом  жизненном пути, о наиболее важных  поворотах  в судьбе.

      Наконец, настала пора  расставаться.  Обменялись телефонами, адресами,  Е–mail,  добрыми пожеланиями.   Оля ещё раз посмотрела на меня продолжительным взглядом,  решительно  встала и  ушла.
Бросились в глаза  её  уверенная походка,  стройная  осанка, чуть приподнятая голова.  Эти черты меня ещё раз убедили в благополучном положении  моего  юношеского увлечения:  ей  есть чем  гордиться.   Она       достойно  провела свою жизнь,  годы, отпущенные  судьбой  для полезной деятельности.  Путь, пройденный ею,  ещё раз подтвердил известный вывод – воспитание молодёжи в послевоенные годы на боевых и трудовых традициях  народа  дало положительные результаты; посеянные в душу  идеалы  «работали  всю сознательную жизнь».

фото:  геологи