Птицы

Чертовы слепые птицы летают даже по ночам, попадаются под ноги, их давят машины, потому что они глупые никчемные создания, не умеющие думать и созданные для баланса насекомых в природе.
Эти животные  вечно мешаются, им мало места, днем их много, ночью мало. Но даже ночью…

За ее окном начали появляться птицы. Это значит, что скоро снова станет светло.
Темнота уползала куда-то в потаенные уголки света, а она могла уползти лишь в самый-самый темный угол этой комнаты. На одник руках, на кончиках пальцев, так, чтобы все суставы ныли весь следующий светлый день. Весь чертов следующий день. Весь проклятый солнечный день.
Птицы начинали летать за окном.
Шторы начинали слипаться, и комната больше не поглощала утренный темный свет фиолетово-серого неба.
Это ее гнездо, но у нее шевелились только руки. И больше ничего. Ничего. Только руки.
Дожить бы.

Пешеходы не замечают. Они бегут, толкают друг друга, мчатся быстрее машин. Их много, они мешают один другому, толпа сливается с толпой, поглащает ее, бурлит.
А птицы могут летать сверху. Это их пространство. Это их территория.
Вниз им нельзя.
Внизу люди. Внизу опасно.

Шторы раскрыли свои сонные глаза. Она тихо сомневалась, что доживет до этой ночи.
Она напрягла мышцы руки и попыталась доползти до окна.
Это было непросто, но возможно. Просто потому что это был ее последний шанс.
Она открыла окно и рухнула вниз.

Машины будут тормозить, если кошка или собака попытаются перейти дорогу.
А птица?
Люди будут обходить, кошку или собаку, сидящую на дороге.
А птицу?
Ее легко не заметить. Ее ни к чему замечать.
Мы наступаем на них и не видим, потому что нам некогда.
Мы думаем, птицы не страдают.
Мы даже не догадываемся…

Пешеход молча шел по тротуару. Важный звонок. И все изменится.
Звонок.
Но ничего не изменилось.
Это его проблема. В которой сейчас виноват весь мир.
И эта птица, черт бы ее побрал! Распласталась прямо на дороге своими крыльями.

В разбитое окно залетал холодный предрассветный ветер. Подоконник был очень холодный, а утро было таким близким.
Между раскрытых губ сливались прохладные дождинки, так никогда не напиться, как никогда уже не подняться.
Темные плотные занавески грубо касались сломанных рук – им все равно, а руки ничего не чувствуют. Больше. Совсем.
Она похлопала ресницами. Она была такая маленькая. А в квартиру никто уже не придет. Из квартиры никто уже никогда не выйдет.

Уже почти рассвет.

Солнце бликовало на оконых рваных осколках, и теплые лучи вязко пережимали горло.
Там, наверху, где-то очень далеко, летали дневные птицы. А она смотрела на них и задыхалась.

Они, наверное, видели ее. Неподвиджную, парализованную.
Они там, наверху, они вне опасности.

Она напрягла тело и перекатилась к краю уличного подоконника.
Там внизу, не небо.
Но ведь иногда случается чудо.