Ненавижу школу. продолжение. Часть VI

И снова здравствуй, школа! «Деловой стиль». Деловее некуда


С недавних пор в школах стал принят так называемый «деловой стиль». Что это такое? Разберёмся в терминологии. В их понимании деловой стиль — это безликие черные или тёмно-серые штаны (брюками это трудно назвать) и что-то такое безликое невнятного цвета сверху, какая-нибудь бесформенная кофта, рубашка (блузкой это тоже не всегда можно назвать). В их понимании деловой стиль — это только черно-белая–коричневая–тёмно-синяя гамма. Они вводят запрет на красный, розовый, в общем, на все яркие цвета, в то время как большая часть именно деловых людей — бизнесменов, бизнессвуманов, банкиров и их секретарей, адвокатов и т.д. — давно надевают розовые галстуки, фиолетовые рубашки, желтые блузки, цветные колготки и т.д.

Какое убожество! Да вы прежде узнайте хоть, что такое «деловой стиль», а потом его вводите! Например, шорты-бриджи у них запрещены, тогда как этот вид одежды давно стал атрибутом женского гардероба, как когда-то им стали брюки (до того бывшие исключительной прерогативой мужчин). А какие-то непонятного цвета, бесформенные, длинные, болтающиеся юбки или платья и такие же свисающие с плеч бесформенные жакеты, платки — это для них хорошо — деловой стиль! Ужас. Хоть плачь, хоть смейся. Колхоз на выезде. Ну, а уж если училка обзавелась более-менее нормально сидящим брючным костюмом, как она в нём вышагивает, с каким пафосом она его на себе носит — это надо видеть собственными глазами. Это песня. У них даже есть список рекомендованной одежды и список запрещенной одежды — и это они называют правилами делового стиля. Они даже не подозревают о том, что стиль — это не список одежды, а искусство сочетания одежды, аксессуаров, цветов, это умение подобрать фасон, ткань, обувь и т.д.

А дети, на которых эти правила прежде всего направлены, как ходили в джинсах, свисающих с попы и с торчащими оттуда трусами, так в них и ходят. Как ходили в футболках, так в них и ходят. Их отчитывают по утрам при входе в школу, пишут замечание в дневник, а они всё равно ходят в джинсах. Тогда директор говорит на педсовете: у нас деловой стиль — учителя должны подавать пример детям. Да не дай бог такой пример детям! Девочки-подростки, старательно пытающиеся добиться «делового стиля» в одежде, терпят фиаско — и выглядят не как юные, полные молодости и сил создания, а как недоделанные тётьки неопределённого возраста, с трудом переваливаясь и неуклюже громыхая в туфлях на высоких каблуках и в каких-нибудь дурацких, узких, неудобных юбках. Пусть лучше ходят в футболках и джинсах. Или просто введите форму — пусть все ходят в одинаковой форме, как это было раньше и есть теперь в некоторых школах. И никаких «стилей», если вам самим неизвестно, что это такое. Люди, не разбирающиеся ни в стиле, ни в моде, учат других, как им одеваться. Бред. Очередная профанация. И это ещё мы всё время ругаем Советский Союз, когда не разрешалось носить серьги девочкам. Сейчас то же самое. Выписка из правил школы: «Если вы пришли с вызывающим макияжем или экстравагантной причёской в школу, завуч имеет право заставить вас смыть этот макияж и переделать эту прическу». Я сразу вспомнила случай, когда в советское время наш классный руководитель выстраивал в шеренгу девочек, носящих серёжки, и собственноручно снимал их с ушей.

Я не за то, чтоб подростки приходили в школу, одевшись и накрасившись как на дискотеку, я за то, чтобы ученики одевались опрятно, со вкусом, выглядели аккуратно и чувствовали себя в школе, как в учебном учреждении, т.е. более дисциплинированно. И в этом им может помочь красивая школьная форма или специальный курс по стилю и культуре внешнего вида. Но курс этот должны вести профессиональные специалисты, а не сумасшедшие тётьки-дядьки, прочитавшие пол-учебника по этикету и получившие корочку об этих полукурсах, чтобы потом засорять детям мозги всякой низкоквалифицированной бредятиной. Сразу скажу, хороших специалистов система образования детям точно не обеспечит (такие специалисты не пойдут работать в школу), и вообще, таких хороших специалистов ну очень немного, поэтому их по количеству никак не хватит (даже если всех-всех собрать и силой направить на работу в школы). Отсюда выход один — форма, как сейчас принято во многих школах европейских стран. А учителей всё-таки — я вас умоляю — придётся оставить в покое: если у человека к 30–40–50 годам не сформировался вкус в одежде, то это ж какими убогими неандертальцами тогда можно представлять себе наших учителей, чтобы составлять для них списки допустимого и недопустимого? Чтобы оградить коллег и учеников от какого-то настолько вызывающего внешнего вида (кстати, и не весь внешний вид: скажем, допустимые виды ногтей, причёсок, бижутерии списками не перечисляются), что даже нужно перечисление списком этих «непотребств»! И многое, очень многое из внешнего вида действительно остаётся вне поля зрения бдительного ока поборников формальной эстетики. И, как все вокруг понимают, именно потому, что всё это очередная профанация благих идей и затей. Чтобы создавать видимость работы и убивать любые настоящие движения в направлениях подлинного новаторства, подлинно нормальных, работающих инициатив и умных, качественных преобразований.

Конечно, необходимо останавливать молодых учительниц, приходящих в школу в ажурных колготках или супермини-юбках, или с лифчиками наружу (или без лифчиков), но делать это надо грамотно, а не с валенком на голове — от чего всем вокруг только тошно в очередной раз. А дети в очередной раз только и извлекают из этого, что на самом деле всем на всё наплевать, была бы галочка в отчёте, и всё прекрасно, и так и нужно! А потом охи-ахи, «коррупция», понимаешь, какая-то навалилась, ух, она такая-сякая!



О соблюдении правил


Однажды на моё замечание о неграмотности и бескультурности речи, а также нарушении правил одежды в школе моя ученица мне сказала, что в её планах унаследовать мамину фирму, поэтому она не обязана уметь культурно и грамотно разговаривать: у неё (как и, видимо, у её мамы) и так всё в ажуре. Началась эта история с того, что утром дежурный учитель остановила эту девочку в вестибюле, потому что девочка пришла в школу в джинсах, что было нарушением школьных правил о форме одежды, ей разъяснили её некорректное поведение и написали замечание в дневник. Я проходила мимо в тот момент. Спустя минуту, проходя по коридору к кабинету, в котором у нас был урок, я слышу разговор этой ученицы с другой девочкой:
— Что там случилось?
— Да ерунда, написали в дневник, что я пришла в школу в джинсах, но мне пофиг, моя мама не обращает внимания на такие замечания в дневнике.
Вы бы видели, с каким рвением и упорством, просто с пеной у рта, дежурный учитель (замдиректора, между прочим) объясняла этой распальцованной козявке неправильность её поведения. А та отошла на два метра и просто плюнула и на этого учителя, и на правила школы (которая даёт ей бесплатное образование, без которого вообще немыслима более-менее приемлемая жизнь любого современного человека), и на другого учителя (меня), которая слышала её неуважительные выражения и сделала ей замечание.

Кто виноват, эта набалованная, самоуверенная малявка? Нет. Её мама? Тоже лишь отчасти. Виновата школа, которая оставляет учителя одного сражаться со вседозволенностью и разнузданностью имущих людей. Учитель стоит на такой низкой ступеньке социальной лестницы, что об него можно любому вытереть ноги, и, самое главное, — никто не обратит на это внимания. Школа не придумала и не организовала никаких мер по предотвращению или разрешению таких ситуаций, как нарушения школьных правил, но при этом школа поставила на входных дверях в восемь часов утра абсолютно безоружного учителя, превратив его в швейцара, или вахтёра, с соответственным отношением к нему учащихся. Несчастного, подневольного, затюканного учителя, который пришедшего без сменки не может ни домой отправить, ни взять штраф, ни назначить трудотерапию по вымыванию грязного пола после уроков, ни чем-либо ещё который не имеет права воздействовать на учеников, кроме тупого, никчёмного, однообразного ора. Который ничего, кроме этого своего надрывного, некрасивого и неэффективного поведения, не может противопоставить школьнику почти ни в каком случае его хамского или грубого, развязного, неэтичного поведения!

И вот эти учителя кто как справляются с поставленной задачей: кто стоит, задумавшись, пропуская мимо себя и тех, кто без сменной обуви, и тех, кто в джинсах, и тех, кто в мини-юбке и т.п. А рядом те, которые дерут глотку и с пеной у рта по тысячному разу объясняют подросткам, что в джинсах и без сменки нельзя (как будто те не знают, что нельзя), давай дневник и т.д. и т.п. И всё, что может, помимо пустого лязганья зубами, сделать учитель, — это написать замечание в дневник. Но тинейджер хорошо знает, что завтра в восемь утра будет стоять другой дежурный учитель, который просмотрит и сменку, и мини-юбку, и всё будет нормально. А потом, ну и что — замечание в дневник — родители на такую ерунду сегодня даже не обращают своего драгоценного внимания, их же к директору из-за этого в школу не вызывают! А если и вызовут, то одного-двух родителей ну самых злостных нарушителей, и то также только для галочки. И все равно так и будут продолжать приходить в джинсах и т.п. Спрашивается: для чего тогда эти правила, которые всё равно не соблюдаются, и за нарушение которых нет никаких санкций. Всё это очередная насмешка над учителями, позор перед детьми. Они ведь не дураки, чтобы не видеть очевидного — профанации, ерунды на палочке, всей этой филькиной заботы для видимости, в отличие от тех же учителей и завучей, для которых эти правила и отсутствие механизмов их воплощения в жизнь — норма жизни (настолько они все привыкли к этому бардаку и лицемерию). А дети и особенно современные подростки — они это всё секут, сканируют, и не испытывают никакого уважения ни к учителям, ни к школьным правилам. И правильно делают, должна заметить. Бытие определяет сознание.

Дети не раз заводили со мной разговоры на тему противоречивых порядков школы. После таких разговоров, услышанных из уст детей, я шла и слушала никакущие, пустые разговоры учителей в учительской — и у меня рождалась только одна мысль: да ведь эти дети во многом умней, внимательней этих учителей! Кому б кого ещё учить-то?! Но при этом я не раз убеждалась и в том, что многое в этих детях уже убито бытом и людьми, их окружающими. Не раз после урока, посвященного вопросам здоровья, питания или защиты окружающей среды я удостоверялась в том, что эти дети, подростки, уже настолько приучены говорить одно, а делать совсем противоположное: например, на уроке о питании они могут красиво и грамотно объяснять, что фастфуд — это вредно и почему вообще нельзя есть что попало и уж тем более там, где пища из ГМО-компонентов, до сих пор не обладающих статусом безопасных. Почему нельзя питаться в макдональдсах и подобных заведениях, нельзя есть чипсы, пить сладкую газировку и мн.др., что вреднее любых сигарет. А потом я узнаю, что после этих самых уроков и бесед они спокойно себе и в макдональдсах едят, и чипсы запивают газировкой… Говорю им: как же так — говорите одно, а делаете обратное, т.е. вы знаете, что отравляете организм, и, осознавая это, спокойно это делаете?! Они мне отвечают: нет, не так, мы это делаем, потому что все вокруг это делают. Вот так, товарищи взрослые, и кто после этого пустозвоны и кривляки, клоуны, отставшие от своего цирка-шапито?

Приходя работать с новым классом в новом учебном году, я всегда, просвещая детей по поводу небезопасности средств мобильной связи и правил пользования мобильными телефонами, предлагаю им взять в привычку перед уроком выключать свои мобильные телефоны, тем более хотя бы потому, что ими просто запрещено пользоваться во время урока. Они дружно кивают головами, а когда дело доходит до исполнения договоренностей, у них находится куча предлогов, чтобы не отключать телефон перед уроком. Не раз приходилось индивидуально разговаривать с подростком о том, что носить телефон на теле, в кармане одежды нельзя из-за вредного воздействия этого устройства на организм человека. Какую реакцию я всегда встречала? Недоверчивый взгляд. Я смотрю в глаза ученику и вижу, что он мне не верит. Я задаю ему вопрос о том, разве ему наплевать на свое здоровье, благополучие и работоспособность внутренних органов? На это он мне говорит, что ведь все так делают: носят телефоны в кармане, на шее, спят с ними в обнимку, говорят по ним часами каждый день — и ничего, не умирают же в страшных конвульсиях. Я объясняю ему, что чётко проследить то, как сказывается действие мобильных телефонов не так-то просто, и то, что вокруг люди страдают множеством различных заболеваний, может быть, вызванных и этим воздействием, просто никто у нас не следит за этими процессами. И производители этих средств очень не заинтересованы, чтобы кто-то этим интересовался. При этом учёными уже многократно были проведены исследования, выявившие негативное влияние микроволнового излучения и, в частности, мобильной связи, и пренебрегать этими фактами — быть себе врагом. Опять смотрю на реакцию моего юного собеседника: формально кивает, делая вид, что понял, что впредь будет внимателен. Думаю: «Хорошо, посмотрим на деле, как ты понял». Приходит на следующий же урок, спустя день-два, и опять телефон в кармане одежды, перед уроком не выключает. Я спрашиваю: «О чём мы с тобой говорили на днях?» Улыбается, ничего не отвечает или формально затягивает: «Нууу дааа…» И дальше всё происходит без изменений. А знаете, почему? Потому что, как я убедилась на опыте, я единственный человек в жизни этих детей, который поднимает подобные вопросы, напрямую касающиеся их жизни и здоровья, а также жизни и здоровья их потомков. Я одна, а на другой стороне — полчища других учителей, которые не то что никогда не позаботятся о здоровье своих учеников, а они сами же ведут крайне нездоровый, неразумный образ жизни: 99% учителей — женщины, и больше половины из них курят, причём курят много, причём курят прямо в школе, приспосабливая под курилку какую-нибудь подсобку, бегают туда парами и тройками на переменках. А дети прекрасно знают, куда учителя бегают и зачем. Все учителя (кроме меня) не выключают во время учебного дня в школе свои мобильные телефоны, носят их всегда с собой, и в туалет, на себе, в карманах одежды, треплются по мобильнику часами. То же поведение демонстрируют родители этих детей и родители всех их знакомых, в общем, все окружающие. Я не встречала ни одного исключения, поэтому даже при огромном желании не могу на него указать. И дети, видя всё это поведение каждый божий день и вдруг услышав от какой-то учительницы о каком-то там вреде, — не верят мне. Они не могут поверить мне одной, когда остальные делают обратное!

А с экранов телевизоров и трибун, на встречах педагогов и врачей с президентом нам продолжают говорить о пропаганде здорового образа жизни
для молодёжи: нет курению, алкоголю, фастфуду, наркотикам! Да кто будет пропагандировать здоровый образ жизни?! Эти же училки, которые курят, как паровозы, к некоторым из которых и подойди неприятно из-за сильного запаха табачного дыма? Это они призваны прививать детям здоровый образ жизни?! Это они, питающиеся полуфабрикатами и глотающие горстями таблетки от всяких, даже самых малых недугов: от стресса, бессонницы, насморка, всего-всего на свете, — будут прививать детям правила здорового питания и образа жизни?! И не такая же, что ли, профанация все эти заботы «о здоровье подрастающего поколения», о «здоровье нации», о каком-то, отличном от всего остального общества «образе жизни»?

А ведь это я здесь описываю только те случаи, которые лично видела своими глазами. Я намеренно пишу только из собственного опыта, хотя знаю, что существует практика, когда учителя с педдипломами, разрядами и званиями вообще не тому обучают детей: учат школьников по иностранных программам, как надевать презервативы, правильно заниматься онанизмом, и даже групповым сексом и мн.др. Всё это делается в школах, учителями, иногда открыто, иногда в секрете от родителей. Это я ещё не рассказываю о случаях, когда дети на уроках умирали от передозы наркотика, употреблённого на переменке в туалете. Хотя, узнав о таких случаях, нельзя не задуматься об эффективности антинаркотической пропаганды в школах. Пустой и никчёмной пропаганды. Да, теперь во всех школах висят плакаты «Наркотики — это бяка!». Я даю именно такую версию названия, потому что она хорошо соответствует всей несерьёзности, поверхностности и смехотворности содержания таких плакатов.

Я сама не видела, как дети колются в школьных туалетах (только слышала и читала об этом), зато я видела, с какими лицами и словами школьники-подростки выходят после лекций о вреде наркотиков или после таких же по качеству нравственно-патриотических мероприятий, например, в день памяти блокады Ленинграда, где им под громкую трагическую музыку показывают документальные съёмки с горами трупов и плачущих, умирающих от голода и холода детей. Как-то раз я дежурила возле зала, где происходило это действо, и ждала, когда выйдут дети, чтобы посмотреть их реакцию. Они выходили, либо абсолютно равнодушно продолжая свои обыденные разговоры (пойдём в тубзик в зеркало посмотримся, пойдём в столовку похаваем, слушай, я вчера такой прикол видел, чума…), т.е. то, что они смотрели и слушали буквально секунду назад, не произвело на них вообще никакого впечатления. Либо они выходили, хохоча, просто ржали, надрывая животы, — то ли над лектором, то ли над показавшимся им смешным выражением лица умирающего из документального фильма о войне, то ли над самой темой, никак не соответствующей их жизни с плеерами, жвачкой, чипсами, крашеными волосами…, то ли над одноклассниками, то ли от всего этого вместе. Т.е. в любом случае просмотренные и прослушанные страшные кадры войны и смерти не произвели на них никакого трагического эффекта или не вызвали хотя бы задумчивости. В общем, смеются, стебутся над всей этой пропагандой. Почему? Наверное, эти дети — отморозки, — скажут мне обыватели, — такие всегда были в обществе, не надо на них равняться. Нет. Я этих детей знаю лично, в отличие от обывателя, это совершенно обычные, нормальные дети, никакие не отморозки. Тогда вернёмся к вопросу, почему они так реагируют. Да всё потому же — что всё это та же гнусная профанация, лицемерие, показуха для галочки. По-простому говоря, враньё! И дети это видят, чувствуют, поэтому и реагируют на это адекватно — цинично или равнодушно. Эти училки со своими лицемерными бездарными лекциями против наркотиков и т.п. воспитывают циников, знающих обо всем по верхам, не разбирающихся ни в чём глубоко, не сочувствующим никому и ничему. Я своих учеников потом спросила, что вам показывали, зачем, что вы вынесли из этого. По их ответам я поняла, что они так толком и не поняли, зачем им устроили это мероприятие, ну, кроме того, что нужно формально отметить историческую дату в календаре.

Сейчас много говорят о введении предмета о православии, или мировых религиях, или Закона Божия — не дай Бог. Не дай Бог, чтобы эти профаны, лицемеры рассказывали детям ещё и про Бога, нравственность и духовную жизнь. Тогда уже точно никакой нравственности и культуры в наших детях не останется и в помине. Я лично на себе испытала в гимназии курс «Духовность и нравственность», это были обязательные по расписанию уроки, которые вела всегда кричащая, орущая на натянутых связках, с брызжущей изо рта слюной и набухшей натянутой от натуги жилой на шее, неприятной наружности женщина. Это так, крича с пеной у рта, она говорила нам о духовности и нравственности: я не запомнила ни слова из того, что она нам вещала, но прекрасно запомнила то, что мы вытворяли на её уроках нравственности — хулиганили, причём хулиганили все, включая самых-самых зубрил, тихонь, отличников со всегда безупречным поведением. На уроках «духовности» всех просто подмывало ржать, говорить гадости про эту учительницу, перекидываться записочками. Лучшей дискредитации учебной дисциплины трудно представить и придумать.

И никто никогда не гарантирует вам, что в той или иной школе тот или иной предмет будет преподавать хороший специалист и педагог, а не кто попало. Как правило, как раз всегда это кто попало. Ну, если, конечно, не повезёт несказанно. И никто вам не заменит кого попало на лучшее, потому что некем. Хорошие кадры никем не растятся, опять же, некем, а если они и появляются каким-то чудесным образом, то не идут в это болото, в эту трясину. Они уезжают за границу искать лучшей доли и в основном там и остаются навсегда, или работают в частных заведениях. В обычную школу их силком не затащишь. А сколько я знаю просто хороших, интересных людей, которые могли бы дать много полезного детям, но они никогда не придут работать в школу, вопервых, потому, что их там никто не ждёт, никому они там не нужны, а во-вторых, потому, что они не заточены под эту жёсткую структуру, требующую исключительно заточенных кадров. Они там задохнутся, да и социальный статус учителя у нас настолько ущербен, учитель настолько уязвим перед всеми участниками учебного процесса: перед своим начальством, перед родителями и перед учениками, априори не уважающими ни школу, ни учителя. Учениками, чьей настоящей школой давно стали телевидение, интернет и сверстники на улице, а школа и училки для них «полный отстой», вымирающий вид. Условия работы оставляют желать лучшего. А иногда просто отсутствуют. Однако я знаю людей, и сама такой являюсь, которые бы смирились даже и с этим безобразно низким социальным статусом работника школы, детского сада, но смириться с крысиной возней в этих заведениях нормальный человек не захочет, и поэтому такие люди не идут и не придут работать в школу, детский сад. Сама система гнилая насквозь. Да, во всей стране, наверное, найдется несколько исключительных, действительно хороших школ (я таких школ не знаю и ни от кого не слышала никогда, но, будучи оптимистом, могу такое предположить), где как раз и собрались лучшие специалисты и педагоги, но на нас на всех этих четырёх школ не хватит. Там учатся детки избранных.

Меня однажды старшеклассницы спросили, зачем я работаю в школе, ведь нелегко, поди, с нами-то, мы такие распущенные, ленивые... Почему вы не пошли работать в университет и т.д.? Что стоит за этим вопросом — правильно, тот же стереотип (и современный подросток не исключение), что школа — это «отстой», отстойник для неудачников, стойло. Зачем людям с хорошим образованием работать в таком «лузовом» месте — считают подростки, мои ученики.



Очередная профанация — «Практика»


Какая мысль приходит взрослому человеку, а также подростку, когда он слышит слово «практика»? При слове «практика» человек думает о практической деятельности в той или иной профессиональной сфере. Например, «практика иностранного языка» предполагает применение знаний языка на практике, т.е. в общении на профессиональном поприще, будь то работа переводчика или, скажем, какие-то встречи с носителями языка или с преподавателями-иностранцами. Что называют словом «практика» в наших государственных школах? Этим словом называют генеральную уборку школы: помывку стен, драенье полов, покраску обшарпанных дверей, заборов и т.д. Раньше это называли трудовым воспитанием, приобщением детей к трудовой деятельности на благо школы. Теперь трудовое воспитание в нашей стране не в почёте, поэтому такое понятие изъяли из употребления. А драить школу кому-то же надо! Желательно забесплатно, без расходов средств, заложенных на все эти работы. Вот и назвали это милым словом «практика».

Я ничего не имею против трудовой деятельности учащихся по облагораживанию школы. Я ничего не имею против того, чтобы дети научились держать веник, тряпку и совок в руках, ухаживать за комнатными растениями или клумбами, чтобы они при этом приобретали понимание того, что убирать за кем-то грязь — это тяжелый труд, чтобы в другой раз они поколебались при желании намалевать что-нибудь на стенах и партах или плюнуть жвачку на пол. Я только за. Но нельзя это называть практикой, потому что практикой это не является. Это первое.

Второе: как это организуется администрацией школы и классными руководителями. Рассказываю, как это происходит на деле. Когда я училась и у нас была такая практика, мы работали под началом нашего классного руководителя. Теперь не так, классный руководитель занимается своими делами, а уборку с детьми проводят другие учителя, даже не ведущие у них уроки. Нас, учителей, поставленных на практику (у всех, как я уже писала, очень разная эта «практика»), никто не проинструктировал что-где-как делать. На ходу нас раскидывали по кабинетам, лестницам, коридорам: тебе кабинет номер два, тебе чёрная лестница, тебе раздевалка и т.д. Дети приходили на практику, также имея смутное представление о том, что надо делать: классные руководители не разъяснили детям ни смысл данной деятельности, ни этапы работы, ни подготовку к ней (принести необходимые принадлежности: тряпки, губки, моющие средства, перчатки, респираторы, если будет осуществляться покраска). Стадо детей собирают в накопителе, на ходу делят на группы и отправляют к завхозу за тряпками, вёдрами, средствами, швабрами… Находящегося в арсенале у завхоза на всех (конечно!) не хватает. Что делать — учитель бежит в ближайший хозяйственный магазин или отправляет кого-то из детей. При этом не все из учителей, не говоря о детях, знают, какую грязь каким средством надо отмывать. Получалось, например, и так, что от порошка грязь только размазывалась большим пятном, но не смывалась. Т.е. организации никакой, просто никакой, совершенно никакой. А надо было предварительно собрать назначенных на практику учителей и чётко их проконсультировать, что и как делать. Потом эти учителя должны были провести подобное предварительное собрание с учениками со всеми необходимыми, ясными, подробными разъяснениями. А в этом бардаке: если это учитель добросовестный, то детям повезло, им всё будет объяснено, им будет оказана помощь, за ними будет осуществлён должный контроль, их похвалят и поблагодарят за усердный труд, и дети с приятным чувством выполнения полезного труда пойдут домой. Но таких учителей раз-два и обчёлся. Если же дети попадают в руки среднестатистической училки-формалистки — их гонят, отдают команду, бросают без присмотра, приходят формально принять выполненное задание и ставят 5 в дневник. Подросток, лениво проведший тряпкой ровно два раза по перилам лестницы, не отмывший ни единого пятнышка, ни промывший как следует пол (только грязь развёл), — учится труду, труду на пользу общества! А на самом деле — и это все здравомыслящие люди прекрасно понимают — он учится тому, что можно ничего не делать, просто тупо отбыть установленное время и поскорее свалить с места ненавистной обязаловки, причём с пятёркой в дневнике! А те, кто старались и трудились, — те получаются лохи лохами, потому как большей оценки, чем тот, кто не работал, они всё равно не получат!

Мне однажды достался такой подросток, который ничего не хотел делать, разговаривал со мной, повернувшись ко мне исключительно спиной, лениво размазывал грязь по стене (зрелище ещё то). Я пыталась с ним по-нормальному разговаривать, но он только что-то недовольно мычал, а на мои вопросы вообще просто не отвечал (и послал бы матом, да нельзя всё же, пока в школярах-то). Тогда я ему сказала, что если он не будет разговаривать, повернувшись ко мне лицом, а не спиной, если он не будет отвечать на мои вопросы, если он не будет прислушиваться к моим рекомендациям и прилагать хоть минимальные усилия (а ту многолетнюю грязь, которая нам с ним досталась в спортивной раздевалке было практически невозможно отмыть), то я ему поставлю два. На него это немного подействовало. Потом я решила приобщить его к работе собственным примером, начала драить стены вместе с ним, хотя, заметьте, подавляющее число учителей не работали вместе с детьми, только ходили, раздавали команды и попивали кофеёк. Я так не могу. Вот мы с ним начали драить, я ему показывала, как надо это делать, он смотрел, сравнивал мой результат со своим: там, где мыла я, становилось чисто, там, где мыл он, чисто не становилось, и тогда он принимался мыть второй раз уже с учётом моих советов, и т.д. Наконец, результат не заставил себя ждать. Пока мы так работали, слово за слово, он и говорит:
— Не хочу этим заниматься: это не практика, практика — это по профессии.
Я ему объясняю, что это не профессиональная практика, а трудовая, а про себя думаю: «А ведь он прав!».
А тот добавляет:
— Я лучше найму человека, заплачу пять тысяч, чтобы он здесь всё вымыл.
Я спрашиваю:
— А пять тысяч откуда возьмёшь, заработал?
Он отвечает:
— Да, я зарабатываю.
— Где же ты зарабатываешь в 8 классе?
— Я играю в пейнтбол, являюсь участником команды, мы ездим по миру, принимаем участие в соревнованиях, мне платят 25 тысяч в месяц. «Неплохо, — думаю я, — за игру в стрелялки, в войнушку, получаешь больше, чем я, специалист с высшим образованием, с двумя иностранными языками!»

В двух словах о том, как я вообще узнала об этой практике, и что я в ней задействована. Конец мая, планёрка, на планёрке назначается день педсовета по итогам года. Наступает день педсовета, я прихожу в школу, собираюсь идти на педсовет. Вдруг ко мне подлетают с выражением озабоченности на лицах:
— Эй, ты где ходишь? У тебя же практика!
— Какая практика?
— Уборка.
— Как уборка, а педсовет?!
— На педсовет не пойдёшь, ты на практике, срочно иди туда-то, туда-то. Вот приказ, распишись. Я в белом жакете, в туфельках на каблуках шла на педсовет, а попала на генеральную уборку с грязными вёдрами, такими же грязными казенными тряпками, в куче пыли, потому что мне достался один из кабинетов, который вообще в течение года не убирали. Первые несколько дней практика шла почти бодрячком: носили книги, подкручивали стулья и парты, мыли лестницы, красили двери. Потом организаторы всего этого подустали. Работы вроде ещё полно, но они почему-то не знают, чем детей занять. Дети тоже устали несколько дней подряд мыть, таскать, драить химическими моющими средствами, без перчаток, у некоторых кожа пострадала. Но детей не отпускают на волю, дети толпятся в актовом зале, кто-то хочет спать, мается, кто-то уже бесится. При этом дети видят, что взрослые сами не знают, что делать. Дети начинают вреднюкаться, канючить, баловаться.

Итак, вернёмся к педагогической цели данной практики — воспитание умения трудиться на благо школы. А какой результат: детей тошнит от трудовой деятельности, они поняли, что никому это особо и не надо, значит, всё это туфта, очередной «отстой», как они говорят. Они соответственно проводят связь с тем, что общественный труд вообще — это фигня, бред, отстой. Воспитательная цель не то что не достигнута, а достигнута прямо противоположная цель — воспитание нелюбви к общественному труду, воспитание желания отлынивать от подобной работы, и именно с этим желанием дети выйдут из школы и пойдут жить и работать где-нибудь. При любой необходимости общественного труда, будь то уборка или ещё что-либо, у них автоматически будет срабатывать воспитанное школой желание откреститься, свалить её на кого-нибудь, не участвовать в этом. Такие воспитанные школой люди не захотят принимать участие в субботниках по облагораживанию ни территории перед их домом, ни детских площадок во дворе дома, где будут играть уже их дети, они не позаботятся убрать мусор, в том числе стёкла от битых бутылок в прибрежной зоне, у речки или пруда, где они будут загорать в кучах мусора с летающими над мусором мухами, и где их дети будут строить домики из пустых бутылок и куличики из песка, вперемешку с окурками, плескаться на бережку и резать ноги теми стёклами, которыми завалено всё вокруг. У нас везде, куда ни пойдёшь, куда ни глянешь — мусор, мусор, мусор. Складывается одно впечатление, что это страна людей, которые только жрут и гадят тут же, под себя, не поднимая задниц. И это люди, воспитанные уже не советской системой образования, а современной школой и законами-обычаями нашего современного общества. Люди, выросшие в советское время, — это как раз те, которые ходят и ещё подбирают мусор за молодым поколением (до 40 лет).

Я как-то на отдыхе взяла платную экскурсию на катере от Лазаревского до Сочи. С нами ехало много людей с детьми. Так вот, их дети всё время что-то ели: то чипсы, то мороженое, то пили газировку — ели без остановки, бегая в бар и тряся там выклянченными у родителей денежными бумажками. А фантики, пакетики и другую упаковку просто бросали за борт — в лазурное море. Пока мы плыли, а плыли мы с добрый километр или даже больше от берега, — я видела столько мусора, проплывающего мимо нас, плавающего всюду в воде вокруг катера!!! У меня прямо сердце сжалось от этой вырожденческой картины. Я сделала замечание одному ребёнку, чтобы он больше не бросал мусор в море. Так меня чуть не заклевали его родичи. «Своих рожай и воспитывай, а к моему ребёнку не лезь!» и т.п.

Моя подруга, молодая мама, начинает выходить со своим годовалым сынишкой на детские площадки, и какую картину она там наблюдает, в Москве-то? Мамаши сидят с детьми на площадке, пьют пиво и дешёвые алкогольные коктейли, курят тут же рядом со своими и чужими детьми и окурки тут же на площадке бросают. Их малолетние дети только и делают, что постоянно дерутся из-за игрушек, а мамаши каждая своего выгораживает. Почти все дети в их районе (м. Молодёжная) с малых лет матерятся. Подруга моя не знает, как будет расти её сын, с кем ему там общаться, — она не хочет, чтобы он матерился, курил, пил и гадил, как все вокруг. Какая связь всего этого со школой? Школу отстранили от процесса воспитания детей, школу превратили в структуру, тупо натаскивающую по предметам. Многие из родителей, живущие там, где провозглашены ценности «греби под себя и чихай на всех», — являются абсолютно бескультурными, опустившимися, аморальными людьми. И что мы слышим из уст чиновников от образования, учителей, общественных деятелей: виновата семья, семья должна воспитывать своих детей, прививать им культуру, а не школа, не общество, которые теперь ни при чём, им теперь не до такой «ерунды», когда нужно бабульки успевать строгать. Только как же такие родители могут воспитать своих детей, если сами они бескультурные, матюгающиеся, харкающие, пьющие люди?! Не все родители такие, но их очень много. И они постоянный, наглядный пример для других детей. Дети же из воспитанных семей тесно общаются в школе с бескультурными, огрубевшими детьми, воспитанием которых не занимаются ни родители, ни учителя, т.е. никто. И закономерность такова, что зачастую не невоспитанные дети берут пример с культурных детей, а, наоборот, воспитанные дети учатся у невоспитанных похабному, асоциальному поведению, пофигистскому отношению к жизни. Почему? Во-первых, потому что количественное соотношение не в пользу редких нормальных родителей (живущих не в рвачестве добывания сомнительных благ или в цинизме своего батраческого, бесправного положения на услужении первых). Потому и воспитанных детей гораздо меньше, чем бескультурных. И, во-вторых, падать вниз, деградировать всегда легче, чем подниматься с колен из своего быдляческого четвероногого положения, чем совершенствоваться. Детям нужна в этом помощь, поддержка — как это сейчас происходит во многих европейских школах. Там, как я написала в отдельной главе, огромное внимание и время отводится воспитанию положительного общественного поведения. Они проводят специальные занятия, семинары, и с участием родителей, и мн.др. А наши дети деградируют только потому, что их окружают и воспитывают деградированные безответственные взрослые.



О чём говорят учителя, что есть смыслы их жизни?

О ремонте в квартирах, но больше всего учителя любят говорить о поездках в Египет и Турцию, любят показывать фотографии с отдыха, вот я в туре «все включено», вот я тут, вот я там, а тут я у такой-то клумбы для фотографирований, там у такого-то куста, пальмы и т.д. Еще учителя любят говорить о шубах: хочу шубу, но не могу купить, или не могу найти такую шубу, как у подруги, а другую не хочу. Где, почём, какие лучше, какие дороже-дешевле и т.д. Собственно, примерно этим круг их интересов и ограничивается. О детях и педагогике они вообще не говорят, а если и говорят, то только негативно – дети тупые, дети гнилые, дети неадекватные, дети тормоза, дети ленивые, не то что мы были раньше. А меня так и подмывает сказать: а может, у нас и педагоги были не такие, как сейчас, и общество в целом было не такое, как сейчас? Дети не умеют то, не могут сё… А я сижу и думаю: а вы их научили уметь «то» или «сё», или хотеть хоть что-нибудь делать вообще? Хоть к чему-нибудь вы вообще способны привить тягу, увлечь ребёнка, открыть ему его способности, я уж не говорю о «жажде знаний»? А ведь это вообще-то ваша работа, господа дипломированные педагоги! Вот у меня почему-то дети умеют делать всё (почти), что я от них ожидаю, потому что я целенаправленно, постепенно готовлю их к тому или иному умению. А эти проведут один раз какую-нибудь рекомендованную деятельность – и говорят: нет, это неэффективно. Да когда с одного раза было эффективно?! И это говорят учителя высшей категории!!! Они, высшие и лучшие, не знают таких элементарных вещей, что знают любые нормальные родители без педобразования. Что надо месяцами и годами работать над чем-то, а потом уже говорить об эффективности. Я уж не говорю о том, а правильно ли ты всё организовала и провела работу с детьми. Я знаю по себе: если у детей что-то не получается, всегда в этом есть прежде всего доля моей вины, моей недоработки, моей невнимательности. А там, где я поработала внимательно и грамотно, там всегда положительный результат у детей. Проверено, и не один раз. У них же, у подавляющего большинства учителей, этот вопрос – вопрос следственно-причинной связи между работой учителя и результатами учеников в учёбе – не возникает никогда, хотя они регулярно ходят на курсы, где им в сонных вечерних аудиториях профессора от педагогики вещают об этих, казалось бы, прописных истинах: любовь к детям, мотивация, индивидуальный подход, дифференцированный подход и мн.др. Но нет, никакие это не прописные истины, как оказывается. Эти истины действительно прописаны в учебниках, в монографиях, но дальше бумажных страниц этих книг они не продвигаются, учителя этих истин не знают, не понимают и, главное, не хотят понимать, они давно предпочитают обвинять во всём родителей и учеников. Это как наши законы: они расписаны, записаны, но не исполняются. И это не голословное обвинение – я не раз, и не два имела разговор с учителями по этому вопросу. Она: «Ах, эти ужасные дети, лентяи, хамы малолетние, ничего не хотят, ничего не делают, грубят мне». Я: «Надо попробовать другой подход, пересмотреть, поменять свое отношение, дети чувствуют твое недовольство, твой негатив и автоматически вступают в противодействие». Она уже на словах «поменять своё отношение» перебивает, не хочет дослушивать, вслушаться, вдуматься, переводит тему или спокойно продолжает рассказывать, какие дети распущенные, глупые, не понимающие. Я пытаюсь сказать, что дети такие, какими их делают окружающие их взрослые и… И опять она меня не слушает или слушает со стеклянными глазами и формально кивает головой, а сама в своих мыслях. Или такой разговор: вот нам рекомендуют, даже навязывают использование игровых технологий в работе с учениками, я попробовала, а они играть-то не умеют, они вообще общаться не умеют, ничего им не интересно, ничем их невозможно заинтересовать, ничего они (ученики) не хотят… Другие учителя вокруг стоят, слушают, одобрительно кивают головами на слова этой учительницы. Я: «А вы сколько раз проводили подобные мероприятия? Разве с первого раза может всё сразу получиться? А кто учил детей общаться? А кто учил детей работать в команде?» И стала рассказывать, как я провожу подобную работу. Вы думаете, меня кто-то стал слушать? Тут же начались переговоры о других вопросах, кучка минуту назад заинтересованных училок испарилась, и все они разбежались по своим делам. Рассуждения о совершенствовании педагогической работы им неинтересны, в отличие от разговоров о том, какие ученики тупые и ленивые.

А ещё в учительской можно услышать и такое от учительницы (она же завуч): «Мой муж мне всё время говорит, какая я у него красавица, а я ему говорю: «Смотри, не изнасилуй меня в гробу!»» Все одобрительно смеются. Здорово, да?! Я всего-то не стану тут пересказывать, всей той сексуальной пошлятины, что довелось тогда услышать в этом непринуждённом весёлом разговоре заслуженных педагогов в учительской. Да-да, – та «недоизнасилованная красавица» действительно является «Заслуженным педагогом» российского образования, учителем со стажем, работает в двух школах, занимает должность завуча (какая востребованность!), ходит царственным шагом, за что родители перед ней преклоняются, не зная, что это за чмо на самом деле. Какая гадость, меня чуть не стошнило прямо на неё, когда она это изрыгала из своего орального аппарата, сидя недалеко от меня. А через несколько месяцев я случайно узнаю, что это не просто какая-то ополоумевшая училка-хабалка, прибившаяся к учительской профессии не призванию благодаря, оказывается, она и в другой школе работает завучем. Ну уж вы-то, уважаемый читатель, не думаете же и вы, что такие вот «безобидные» разговоры не говорят, не вопиют о том, что несёт и даёт этот человек затем детям, выйдя из курилки. Не может же нормальный, адекватный родитель рассуждать об отсутствии здесь какой-либо причинно-следственной связи, об отсутствии влияния контекста: дескать, на урок же к моим детям она с такими разговорами не приходит, а в учительской или в курилке пусть что ей хочется болтает – это не наше дело. Но почему же тогда столько внимания другому контексту, в котором ваш ребёнок получает знания: к его джинсам, или к форме, или обуви, или к ремонту в классе и т.д., – если это не имеет прямого отношения к получению знаний? Ведь тогда и их мат на переменках тоже не мешает получению знаний на уроках?! Необходимо совершенно чёткое понимание того, что человек похабный, вульгарный не может перевоплотиться в умного, культурного человека, переступая порог класса, в котором он ведёт урок. В класс к детям она приходит именно таким же похабным, вульгарным человеком, каким она является у себя дома или в компании с подружками, только в завуалированной, лицемерной форме. Конечно, такие училки не все столь ярко-карикатурные тётки с домами на головах и плёткой дрессировщика в руках, и у них не капает ядовитая слюна с клыков при разговоре с «любимым» учеником. Если бы всё было так явно! Как же было бы тогда хорошо, всё очевидно и понятно! Но нет! Всё очень завуалировано, наряжено в одежды благочестия и благонравия, спрятано за фасадом строгой нравственности и высокой культурности, неких этических принципов и т.д., и в этом вся фишка. Они прекрасно умеют велеречиво и чинно говорить, красиво рассуждать, т.е. выставить себя в лучшем свете, когда надо, например, перед родителями. Конечно, такая училка не будет рассказывать вашим детям на уроке о том, как она опасается, что муж изнасилует её в гробу, но она на более мелких, тонких, бытовых вещах постоянно демонстрирует вашим детям свою похабность, грубость, распущенность. Грубость не столько внешнюю, сколько внутреннюю – грубость мыслей, грубость чувств. Это омерзительно. И вы ошибаетесь, если думаете, что дети всего такого не замечают, не видят. Напротив, они такие вещи очень чутко чувствуют и хорошо замечают, и учатся этому, именно учатся. И это происходило не раз на моих глазах, когда дети начинали копировать интонации, с которыми говорила их распальцованная училка, её тон общения, они переносят это на общение со своими одноклассниками, друзьями-сверстниками. Мне всегда так грустно видеть, как маленькие симпатичные нежные по природе девочки (а все неиспорченные дети именно такие, включая мальчиков) начинают высокомерничать, подличать, пытаясь манипулировать своими более простыми сверстниками. И как им нравится, когда они видят эффект от такого доминирующего поведения. Другие дети обижаются, у них возникает неосознанное желание тоже стать высокомерным и властным, грубым, заносчивым, небрежным, они пытаются изобразить себя теми, кем они пока и не являются, но так как они эту маску рисуют себе каждый день годами, то со временем эта маска прирастает к лицу навсегда, и именно эта уродливая маска становится личностью бывшего ребёнка, а теперь взрослого человека.



Учитель, я скажу тебе, сколько ты стоишь


Учителя всё время что-то делят или пытаются делить: премии, рабочие часы, классы, кабинеты (кому получше, кому похуже, кому ничего). Почему-то премии всегда получают те учителя, у которых и без того всё на мази: и кабинет свой, просторный, оборудованный, и разряд от 12-го и выше, а значит, зарплата выше, чем у обычного учителя (зарплата напрямую зависит от разряда). Руководство школ считает, что именно эти благополучные учителя и достойны премий. А те учителя, которые работают без кабинета, т.е. ведут уроки в разных кабинетах (чужих, да ещё постоянно ссорясь из-за них с «хозяйкой» кабинета и друг с другом), не имеют высших разрядов, т.е. имеют меньшую зарплату, не удостаиваются ни дольки и от этого предновогоднего апельсина — премии. Рабочий день такого учителя — это нескончаемая гонка по лестничным пролётам, коридорам и кабинетам с сумкой наперевес и в обнимку с пособиями. При этом учитель за перемену должен не только взять всё необходимое для следующего урока, сбегать с четвёртого этажа на первый и ключ сдать, другой ключ взять, бежать за детьми и вести в другой конец школы, он ещё должен успеть подежурить на одном из этажей или холлов школы. Как вы понимаете, встаёт вопрос о том, когда этому учителю подготовиться в чужом кабинете к уроку, достать из сумок всё необходимое, раскрыть, вспомнить, что у него сейчас будет на уроке, элементарно приготовить доску, включить аппаратуру, не говоря о том, чтобы собраться с мыслями, сконцентрироваться, настроиться на предстоящее занятие. Это — отсутствие условий работы для педагога. Так вот, самое интересное, что это не заботит абсолютно никого: ни администрацию школы, которая создаёт такие условия работы учителям, ни самих учителей — почему? Потому что они в постоянном собственном бесправии постепенно привыкли к отсутствию нормальных условий работы и давно перестали готовиться к урокам — всё на бегу и тяп-ляп.

Но есть, конечно, и исключения — есть учителя, работающие на бегу, при этом затрачивающие все свои интеллектуальные и душевные ресурсы на качественную подготовку и проведение уроков. Такой учитель вкалывает каждый день, как проклятый, не имея никакого своего рабочего места в школе и стараясь держать при этом высокую планку своих уроков и качества знаний учеников. Руководство в курсе всего этого, ну так удостойте хотя бы два раза в год такого учителя хоть небольшой премией (на Новый год и День учителя), в виде компенсации за ненормальные условия труда! Нетушки, когда настаёт время раздачи и делёжки премий, они выпадают своим да нашим, которые работают в гораздо более комфортных условиях и с более высокой зарплатой. Например, глава методического объединения, которая ну ничегошеньки не делает для своего методобъединения и почти всю бумажную работу и поездки по совещаниям сбагривает на молодых специалистов, ей подчиняющихся, но, подчёркиваю, не обязанных за неё выполнять её работу, — так вот, она получает на Новый год свою премию, тогда как остальные учителя не получают ни копейки, включая тех, которые за неё ездили, сидели-клепали какую-то липовую документацию. Захотите ли вы после всего этого сдавать 300 рублей на новогодний учительский сабантуй (корпоратив)? И сидеть там с ними пить, есть, улыбаться по сторонам или задумчиво пялиться от скуки и грусти в неведомую даль? Конечно, нет. Ах, ты не хочешь с нами сидеть пить-есть-сплетничать, тогда определяем тебя в касту отщепенцев, будешь и дальше влачить серое, нищее существование, а мы будем уже следующие премии делить-получать, ха-ха-ха!

Если бы не дети, моего бы духу в школе вообще не было. И вне любых там живописных картин предновогодней премиальной дележки. Они там все из-за зарплат, разрядов и премий, а я там из голой любви к детям. Но насколько долго меня так хватит, и других таких же? А уж после этой книги… — думаю, после дерзости открытого слова мне теперь дорога в школу уже будет заказана. Но я знала, на что иду, открывая неравнодушным людям глаза на наш «храм знаний», наш оплот воспитания лучшего в детях. И вообще, я почему-то не очень расстраиваюсь по этому поводу, наверное, потому, что как я не нужна такой школе, так и мне не нужна такая сегодняшняя наша школа. А вот у детей-то выбора нет.



13-й, или Что должен уметь чёрт


13-й разряд — это уже серьёзная прибавка к зарплате учителя. Это мечта, которая некоторыми ушлыми пронырами достигается совсем несложным путём. А что такое вообще учительский разряд? Это номер, якобы обозначающий степень профессионализма учителя: от 8-го до 14-го. До 12-го разряда присвоение зависит лишь от воли директора, который оценивает своих сотрудников не по профессиональным качествам, как мы уже выяснили, а по степени лояльности и ведения дружбы с определенным кругом приближенных. 13-й и выше можно получить у окружного методиста. Как это сделать? Надо написать заявление, пригласить методиста, дать открытый урок и продемонстрировать свое педагогическое мастерство.

Но это не самое главное, что нужно сделать. Рассказываю, как видела это собственными глазами. Картина маслом! Середина учебного дня, три учительницы, претендующие на вожделенный 13-й разряд, бросают свои уроки, освобождают целый кабинет, где «накрывают поляну» для методиста, от которого зависит судьба их разрядов. Накрывается стол с блюдами и напитками, преподносятся подарки, ведётся укромная беседа. А брошенные ими ученики стоят в коридоре, звонок на урок прозвенел, вбегает одна из вышеупомянутых претенденток на 13-й разряд в кабинет, где я провожу свой урок: «Мне некогда!» — задыхается она. Я по доброте душевной — не к ней, а к брошенным в коридоре ученикам — беру их на свой урок. Методист в это время в соседнем кабинете, всё видит и слышит. Вы думаете, такое поведение той учительницы его насторожило? Нет, он доволен: кушает, пьет, отдыхает, ой, простите, работает — работа у него такая: ходить по школам, пить, есть и подарки принимать (если подарки хорошие, дорогие, то можно и открытый урок ему не показывать). И обратите внимание: всё это проделывается не тихонько, укромно, а беззастенчиво, как говорится, посередь бела дня. А кого им бояться-то? (Уж если липовые расходы бюджета школы с несуществующими ремонтами без всякого стеснения вывешиваются на всеобщее обозрение на двери школы!) Я-то по глупости ещё подумала, что директор, наверное, об этом не знала. Оказалось же, что директор не то что знала, а всё это делалось под её чутким руководством. Я им говорю: «Некрасиво это, господа педагоги». А они мне: «Все так делают, это не мы придумали, мы-то сами не любим подарки совать, но что поделаешь». Я смотрю на них и думаю: ах, вы бедные-несчастные, через «не хочу», вот она, доля-то учительская, тяжёлая, ползаешь-ползаешь на карачках, такой вот он, горький хлебушек учительский! Только ведь не о хлебушке тут слёзоньки-то, вот в чём дело! Не на хлеб ведь не хватает! Но есть и другие аргументы: «Я сопротивлялась, но заставили, дескать, мне по статусу положен 13-й, и для школы престиж!» Вот как оценивается профессионализм учителей, которые обучают ваших детей, возглавляют методические объединения в школах и т.д.



Междусобойчик. Тихий, змеиный, почти семейная идиллия


Однажды я пришла к директору с инициативой организовать кружки (дополнительные занятия для повышения мотивации и более углубленного изучения предмета, а также для подготовки желающих к поступлению в гимназические классы), на что мне было тут же указано ею: «Сейчас не время — в текущем году никаких новых кружков организовать не можем, поэтому теперь только на следующий год». Ладно, понятно, не время — значит, не время, значит, на следующий год. Но не проходит и месяца, как на собрание учителей приходит одна из замдиректора с подобными предложениями на этот год! И это преподносится как инициатива администрации школы. Какая прелесть. Ну, думаю, ладно, пусть это будет их инициатива, хоть бы была, и то неплохо. Помимо нескольких прочих предложений (из которых, в конце концов, ими была воплощена в жизнь лишь одна), планируется организовать летний лагерь в школе. Я обрадовалась — это прекрасная возможность творческой работы с детьми, я это обожаю, я сразу выразила свою заинтересованность и рассказала, что имею опыт работы в лагерях. На что мне сразу ничего не ответили. Что дальше? А дальше вообще больше ни слова о лагере, проходит месяц, два, три — ни слова. И только в июне я нечаянно узнаю о том, что лагерь открыт, вовсю работает и работают там другие учителя, избранные. А знаете, чем продиктовано их желание работать в этом лагере? Тем, чтобы не участвовать в генеральной уборке школы и другой грязной, нежелательной работе. Это проскользнуло из их уст ещё на том собрании несколько месяцев назад. А тут они при деле, при лагере. Никакой программы работы лагеря, конечно, они не сделали, ни программы, ни концепции, ничегошеньки, формальные занятия, питание и прогулки. И через несколько дней работы этого лагеря он практически опустел, дети перестали приходить туда. Ещё бы, иначе и быть не могло.

Вот так втихую проворачиваются, обстряпываются ими свои делишки. А всё жалуются, что в школе плохо работать. Это порядочным людям плохо, а хитрым, наглым и меднолобым очень хорошо там работается. Или вот ещё пример. Это песня. Но песня адовых голосов. В Год учителя (!) сверху спускают указание о сокращении учебной программы, слиянии учебных подгрупп, слиянии параллельных классов, что приводит к сокращению необходимого количества учителей. Значит, кто-то из ныне работающих в школе учителей становится лишним, т.е. будет уволен, сокращён. Что происходит? Кучка училок-карьеристок во главе с серым кардиналом (это женщина предпенсионного возраста, которая аккуратно манипулирует молодой председательницей методического объединения) собираются тайком от других учителей этого объединения и распределяют все оставшиеся часы таким образом, чтобы себя, любимых, не обидеть за счёт другого учителя-пенсионерки — ей они не оставляют ничего, т.е. её часы они поделили между собой, а ей как бы ничего не осталось. Они от неё это тщательно скрывают до поры до времени и объявляют ей прекрасную новость в последний момент как об уже свершившемся, бесповоротном факте. Дескать, вот, реформа, всё согласно инструкциям… Всё, человек остался без работы. А они при делах,
при часах, нормалёк.




Осталось всего чуть больше полутора десятков глав:


Здесь никто ни за что не отвечает

Школа, школа, дом родной!

Несколько мыслей о том, как я стала тем, кем являюсь сейчас

Дежурство с мухами

За бумажку я в лепёшку, я в коровью расшибусь!

А есть ли на свете другие образовательные механизмы, и как они устроены, как работают?

Количество или качество?

А как и с кем детки проводят дни школьных каникул? Лагерь

Ещё об образовании

Полная несостоятельность системы управления школами. (Крик души. Выскажусь уже так, чтобы и на всех молчунов хватило.)

Визит к замминистра

Вперёд к прогрессу и процветанию! Где тут стоп-кран, хочу сойти!

Лапша на уши, как и положено, любимое блюдо в меню, предлагаемом нашему человеку

В заключение

Послесловие


Рецензии