1. От автора или предыстория

               
Начало - см.по ссылке http://www.proza.ru/2011/08/19/1142

На фото автор с родителями.
Калуга. Скоро война.



Жизнь - это не те дни, что  прошли,
а те, что запомнились.

                Габриель Гарсиа Маркес
Колумбийский писатель.               


               
  1. От автора или предыстория

  Мое детство протекало вполне благополучно. Таким же благополучным обещало быть и отрочество.

  Жили мы в Калуге на тихой улице, ранее именовавшейся Солдатской, а после революции переименованной в Пролетарскую. В бывшем купеческом доме наша семья занимала две большие комнаты и кухню с русской печью. А семья наша состояла из шести человек.

  Отец Иван Константинович – партийный работник. Происхождения был крестьянского. Трудовую деятельность начал с 13 лет, выезжая с артелью отходников мостить улицы в Калуге, Туле, Москве и других городах. Потом, уже после революции, сменив десяток профессий, дослужился до инструктора горкома партии.

  Мать Тамара Николаевна - всю свою жизнь проработала телеграфисткой Управления Московско-Киевской железной дороги, пойдя по стопам своего отца, который тоже работал в Управлении, но тогда оно называлось Управлением Сызрано-Вяземской железной дороги.

  Бабушка Клавдия Сергеевна (баба Клаша) - нигде не работала, хотя имела профессию портнихи. В 20-е годы пережила пожар, затем смерть мужа. Её муж, мой дед, Николай Николаевич Дьяконов работал счетоводом в службе движения Управления железной дороги. В 1921 году, в послереволюционную разруху и голод, Центрпродкомом был командирован в Сибирь за хлебом для рабочих железнодорожных мастерских. В пути подхватил страшную болезнь – холеру, был снят с поезда в Кургане, там умер и был   похоронен в братской могиле.
  Оставшись вдовой с двумя детьми на руках, баба Клаша не пала духом. Во время нэпа обшивала нэпманских жен, а после ликвидации нэпа шила только для своих близких и знакомых. В голод тридцатых годов все свои золотые украшения снесла в Торгсин в обмен на масло, муку, крупы и другие продукты. Из полученной муки пекла в русской печи вкуснейший хлеб.         

  Мама тряслась надо мной, и я рос избалованным чадом; был не только капризным, но и, как говорят, «уродиной».  Выражалось это хотя бы в том, что я воротил нос от самых вкусных и полезных продуктов: не только от  пенок  в молоке или лука в супе, что свойственно многим детям, но не ел и  много чего другого, например, сметану, творог, сливочное масло.
         
  Мама искала у меня несуществующие недуги и водила в железнодорожную поликлинику к доктору Клейнеру, очень известному в Калуге педиатру (к великому сожалению, он погиб на войне). Клейнер советовал маме не растить из меня эгоиста, а завести еще детей. Мама вняла совету и в марте 1937 года родила мне сестру Элу, а в сентябре 1939 год – брата Виталика.
          
  Теперь трудно понять, повлияло ли на меня рождение сестры и брата. Наверное, повлияло и повлияло положительно. У меня появились новые заботы и обязанности: нянчиться с ними, ходить за молоком и кефиром в молочную кухню. Мне стали меньше уделять  внимания и меньше баловать, и  я перестал быть пупом земли.

  Как теперь  мне представляется, мое дворовое и босоногое детство было беззаботным и ни чем не омраченным. С наступлением лета я освобождался от верхней одежды и обуви, и все лето, почти до самой осени, бегал босиком в одних трусах и майке.
         
  При доме был большой двор, заросший травой. И все наши ребячьи игры проходили на воздухе. Играли мы в лапту, штандер, чижика и другие игры, теперь совершенно забытые. А на улице, на которой редко можно было увидеть проезжающий автомобиль, мы, ребятня, запускали змеев и монахов.
            
  Те сложности, которые иногда возникали в семье, меня мало затрагивали. Массовые же репрессии 30-х годов ни нашей семьи, ни родных и близких не затронули, да и всей убийственной правды мы не знали, а потому казалось, что всё идет своим черёдом, всё идет, как следует. Хотя отец после очередной чистки партийных рядов или очередного ареста кого-нибудь из работников горкома (и там бдительные пинкертоны выявляли «троцкистов», «шпионов» и «диверсантов») приходил домой в  полуобморочном стрессовом состоянии.  Не понимая, что могло случиться с отцом, я смотрел на него с удивлением и страхом. Наверное, отец маме что-то рассказывал по секрету, но до моих ушей  это не доходило.         
            
  Вместе с тем, сообщения по радио и в газетах о разоблачении очередного «врага народа» воспринимались мною, да и другими ребятами, как само собой разумеющееся.  Когда «разоблачили»  полководцев Блюхера, Тухачевского, Егорова, Якира,  учительница в школе велела нам в учебнике истории замарать их портреты, и это не вызвало у нас никаких вопросов – если враг народа, то не место ему в учебнике.
             
  Так что жизнь шла вроде бы как надо. Даже климат в те годы был благоприятный: зимы морозные, с сугробами и скрипучим снегом, ходили в валенках, а лето – умеренно жарким, с теплыми грибными дождями.  А оказалось, что в те годы все ходили по лезвию бритвы, все были под колпаком, а в жизни страны всё было как в той песне, которую исполнял Леонид Утесов:
               

  Всё хорошо, прекрасная маркиза,
  Дела идут и жизнь легка,
  Ни одного печального сюрприза,
  За исключеньем пустяка…
 
 А  те пустяки  были совсем нешуточные…

  К концу 30-х годов, несмотря на увеличение количества ртов, благосостояние нашей семьи улучшилось. В квартире появилась новая мебель: шифоньер, диван, буфет. У отца и мамы – обновы в гардеробе.  Стали лучше питаться. Жили с надеждой на еще более лучшее будущее, когда будет не «каждому по труду», а «каждому по потребности». И многие верили, что если не они сами, то их дети или внуки доживут до того прекрасного будущего. А не верить было нельзя: как я понял, когда повзрослел, за неверие можно  было поплатиться - получить клеймо антисоветчика и "загреметь"  в далекие края по пресловутой 58-й статье.


Продолжение: http://www.proza.ru/2011/08/19/1138