Партизан перестройки

        В соседнем районе пустили частную ферму на деньги господдержки! Дали — нужно «освоить»: спросят! И к нам сунулись — развивать.
        Собрали доярок, повезли на экскурсию. Меня мать захватила. Мол, вырастет, выучится — авось вернётся работать; оставить-то всё-равно не с кем…

        По дворам — здесь больше; но там село — есть церковь. Запомнились поддатые компании. Многие «навеселе». Их не гоняют. Хорошо, видать, живут.

        Корпус фермы пугающе впечатлял: большой, чистый. И всё без ватников. Униформа, лампочки, автоматика. Голов у нас раза в три меньше, а без сапог не пройдёшь — пол земляной — завязнешь; доярок тут шестеро; у нас по десять в смену да плюс за коровами убирать… 
        Народ, правда, интересовался: и работа у нас, и заработки, и натурой дают… Так зачем?
        Нам: удои, поголовье, программа района… Бюро утвердило. Короче — надо!!
        Кому?
        Вам! Что вы — хуже?..
        А-а-а… Ну, надо, так надо. Не откажешься — партия.

        Мать на руки тогда жаловаться начала — болят. Рассказала — незадача на ферме: и молоко прогорклое, и скотина нервничает. Сдаивают насухо, чтоб не заболела. И корма меняли, и время… Грешат на техника. Тот аж лицом осунулся, а толку.
        Однажды вечером позвал меня сосед — дед Митрич. Раритет: дитя ещё той — «гражданской», наверное. С характером мужичок. Стро-оги-ий!.. Но беспартейный. «Бог миловал — шутил он — не вляпался». Дед что-то там на ферме помогал. 
        Указав пальцем на лавочку, прокряхтел:
        — Болею… Пособи: дело важное, а сделать надо тихо — иначе хана нам…
        — Уж прям! Ну, смотря — что…
Старик привстал с кровати, я наклонился ближе.
        — Коровкам сделать надо кое что. Я научу, скажу как… Только тихо! Чтоб никто!..
        — Да понял я! А зачем?
        — Поболеют они, аппетит пропадёт, молоко горьким будет. Куда его — горькое? Пока разберутся от комплекса, может, и откажутся!
        — Дед! Ты — вредитель! Новый век, приватизация!
Дед пошамкал губами.
        — Что — о себе думаю?! Красиво, не спорю. Видел, на комплекс десять человек. Построят — народ куда? Все начинается — в «светлое завтра», мол, потом «потерпите», а потом и крайних нет.
        Если что — на своих руками накосим. На своих. Не впервой. А разгонят народ?! На завозных кормах молочко золотым станет. Завод итак берёт дешевле газировки. Прокорми-ка эту прорву!.. Тебя же не калечить просят или убивать, упаси Бог?! Пройдёт, забудется…
        — А поймают?
Дед махнул рукой.
        — Пацана ветеринаром взяли. Он и в девках-то не понимает… Что ему коровы?..  Выручай, сосед, а?
        — Ты, Митрич, изверг: пустят их на колбасу!
        — А мы умно — то есть, то нет, то у одних, то у других. Чтоб на кого угодно, но не на скотину. Это тебе впервой. Проходили уже — колхозы, кукурузы, садить-убирать по команде… Лучше жить стали? Стали? И не станем! Вот комплекс задумали, перестройку… Молоко было и есть из сисек! Чего перестраивать? Лучше б ремонт дали! Корова команд не понимает. У неё молочко на языке... Я, может, и за твоё будущее борюсь!!
        — Скотину жалко…
        — Ясно, жалко… Не звери… Коли государство с нами, как со скотиной, так и мы с нею, родненькой… Что остаётся-то?..— голос старика дрогнул.
        — Брось дед! Не твоё же!
        — Не моё!! А жалко… Было бы моё, я бы этих скотоводов-аграриев — показал вверх пальцем — сюда на километр!.. В плане стоит — на колбасу не пустят.
        — Неужели там?.. — и я тоже показал пальцем — Не знают? Говорят-то правильно-гладко…
        — Кому мы нужны, кроме себя? Дурак, ты и есть дурак, поскольку молод.
        — Чего дурак-то? А новых коров завезут? Импортных.
        — Хоть голландских! Главное — дурь остановить… Комплекс…
Дед резко лёг, закрыв глаза — старенький…
        Я не чувствовал себя подпольщиком в тылу. Скорее — заговорщиком на сходке в сумасшедшем доме.
        Не ответив, тихо выскользнул из избы и к себе — спать.

        Молодой сон крепок. Утро проспал. К деду не пошел: решил — осмотрюсь пока, так сказать… Незнакомцев коровы не жалуют. Мать говорила, иная так взбрыкнёт! Ого-го! Мужики в платочках ходят. А огромные, всё понимающие и терпеливые… огромные карие глаза… ресницами хлоп-хлоп… У кого рука поднимется?
        И на «дело» не решился; походил вокруг, а потом Митрича дети в город увезли — в больницу. Сюда «Скорые» не доходят. 
        А тут поступать надо. Уехал.
        Пять лет учёбы пролетели без тоски. Устроился на работу. В отпуск заглянул проведать.

        Хорошо — все живы-здоровы! Встретили радостно, хлебосольно. За разговорами узнал, что партизанская хитрость Ивана Дмитриевича не прошла: комплекс поставили, благополучно сдали — отчитались. Года три эксплуатировали и, завязший в долгах, закрыли. Сам себя, говорят, «съел». Даже на поголовье не «вышел» — инвестор, говорят, ушел. Скотину сначала хотели раздать, но потом вывезли. По суду. Оборудование соседи забрали. А на работу наших не взяли. Своих, говорят, хватает. Сейчас даже замки проржавели. Кто смог — перебрался в город — работы-то нет. Старики одни и остались. Навещают их редко. Приезжают дачники. Здесь теперь «не перспективно»…

        Пошел погулять: округу — не узнать! Ни парней, ни девчат… Заборчики — кривые, краска облупилась, тропинки поросли. Провода от косых столбов — в разные стороны… Дома, как в кино: брёвна чёрные, окна крест-накрест… Кое где из бурьяна одни головешки…
        Мужики в основном «навеселе». Да и бабы. А что им ещё?..
        На старом коровнике — трава на крыше выросла, берёзы ростки дали… Семирамида!
        Может, и грибы будут?..

        Удачно поддержали…
Не зря дед, читая газеты, возмущался: придет враг — выстоим, выдержим и побьем! Как своих дураков-реформаторов пережить?..
        Как отличить благих от блаженных?..
        Теперь понял, о чём он тогда…
        Повзрослел, наверное…