Из хроник переходного периода. Илия. продолжение 4

8
Илия очнулся в темном коридоре. По запаху нетрудно было догадаться, что это больница. Рядом выла и сокрушалась какая-то женщина. Поначалу Илия даже подумал, что это Синклитикия и обрадовался, но потом понял, что ошибается, голос был совсем другим, да и слова, которыми пользовалась женщина, не были характерными для Синклитикии…

Как вскоре выяснилось, соседка Илии, которой принадлежал этот голос, Изольда Максимовна, преподавала иностранные языки в разных ВУЗах Москвы и всегда была очень востребованным специалистом. А в последнее время дела пошли еще лучше, поскольку спрос на уроки английского языка сильно возрос в связи с участившимися отъездами граждан за границу. Изольда Максимовна вдруг стала очень обеспеченной женщиной и могла, наконец-то, ни в чём себе не отказывать. А ученики  окружали её почётом и уважением.

И вот на фоне такого благополучия с Изольдой Максимовной вдруг происходит странная история. Однажды она в одиночестве едет на дачу, купленную недавно на заработанные своим трудом деньги. Обрядившись, в буквальном смысле этого слова, в лохмотья, лезет Изольда Максимовна на крышу с целью законопатить там какую-то дыру. С крыши она падает, сильно ушибается, и в бессознательном состоянии, окровавленная, в лохмотьях на «скорой помощи» доставляется в ближайшую больницу, где её принимают за бомжиху, и обращаются с ней крайне непочтительно. Изольду Максимовну помещают в инфекционное отделение и даже не в палату, а в коридор, где на поставленных вдоль стен койках лежат и мужчины, и женщины. Персонал относится к ним как к существам бесполым, может быть и потому, что пол многих из них уже не всегда удаётся определить с первого взгляда.

И вот Изольда Максимовна просыпается в этом непонятном заведении и не может осознать, куда это она попала, почему вокруг так воняет, и что за странная публика на неё поглядывает. Вспоминается история принца и нищего. И она решает для себя, что лучше всего продолжить сон, чтобы проснуться в нужном месте в нужное время. Но реальность врывается к ней в лице санитарки в грязно-белом халате, грохочущей пустым ведром, и обозначающей свое неуважение к обитателям коридора, в том числе и к Изольде, в крайне резких выражениях. Изольда Максимовна окончательно приходит в себя и умоляет позвонить её друзьям и рассказать им всё. Она обращает свои мольбы не к кому-то конкретно, а отсылает свои стенания в пространство. Но на её просьбу отзывается лишь грубиянка-санитарка, которая, впрочем, ей не очень верит, так как привыкла слышать легенды  бомжей об их благородном происхождении. Однако через какое-то время она все-таки дозванивается до одной из подруг Изольды Максимовны, которая оказывается еще и знакомой главного врача больницы…

Дальше начинается невероятный скандал. Главный врач врывается в инфекционное отделение, делая вид, что видит впервые, какие там царят нравы, дает персоналу хороший нагоняй с требованием немедленно навести порядок и вызволяет Изольду Максимовну из этого злачного места.

Все бегают, суетятся, но всем эта история кажется немножко смешной, удачной иллюстрацией к общеизвестной поговорке, что по одёжке встречают… В этой суматохе Илию вымыли и побрили, и вдруг все увидели, что он имеет довольно привлекательный и благородный вид. А поскольку Илия не помнит о себе ничего, персонал на всякий случай обращается с ним осторожно и даже почтительно, поскольку он вполне может оказаться и лордом, и миллионером, или даже инопланетянином. Заведующий отделением после осмотра Илии решает пригласить к нему психиатра, который может быть  восстановит его память. Он надеется, что шанс есть, да и доктор, которого вызовут, настоящий чародей.

9

Психиатра, который консультировал пациентов этой больницы, звали Александром Моисеевичем, а фамилия его - Шмендель. Невысокого роста, черноволосый и черноглазый, всегда загорелый как альпинист или горнолыжник, на первый взгляд он производил впечатление  совсем молодого человека. Но уже через несколько минут общения с Александром Моисеевичем возникало ощущение, что за его плечами не одно прожитое тысячелетие. При взгляде в его тёмные глаза, начинало казаться, что смотрит на тебя из глубин веков далёкий твой предок, всё понимает и всё тебе прощает…

Много лет своей жизни посвятил Шмендель борьбе с человеческим безумием и одержал в этой борьбе немало блестящих побед. Завистники и просто шутники сочиняли про него невероятные истории, что будто бы загорает он в отблесках адского пламени, когда спускается в преисподнюю для получения рецепта исцеления очередного безумца. Знания его, казалось, не имеют границ. Но сам Александр Моисеевич, несмотря на своё трудолюбие и безупречность в работе, редко был удовлетворён своими результатами. Ему всегда представлялось, что он пытается вскрыть тонкие души своих пациентов тупыми инструментами, и никак не может уловить самого главного. Он продолжал работать, иного не было выбора, но всё время надеялся, что произойдёт чудо, и ему откроется великая тайна. И однажды это случилось. К Александру Моисеевичу пришло совсем особое Знание. И пришло оно не обычным путём.

В одну из ночей приснился Шменделю вещий сон. Правда, то, что сон вещий, стало ясно лишь после того, как он сбылся. Александру Моисеевичу приснилось, что в его доме появились два неопознанных существа, два каких-то странных зверька, и вся семья придумывает им имя. Мизвик и Тверздик такие слова прозвучали в голове Александра Моисеевича и стали именами странных зверьков.

Спустя две недели, во время первомайских праздников, Шмендель с младшей дочкой поехал кататься на велосипеде по лесам в окрестностях своей дачи. Неожиданно он свернул на едва различимую в ельнике тропинку, и уже через несколько метров услышал писк и увидел два маленьких пушистых черных комочка на сухих елочных иголках. При ближайшем рассмотрении комочки оказались котятами примерно двух недель от роду. Первая странность этого события заключалась в том, что Шмендель вдруг испытал ничем необъяснимую радость от этой встречи, как будто бы он нашел что-то необычайно ценное и давно желанное. Вскоре подъехала его маленькая дочка и тоже обрадовалась, но ее радость была ему понятна, а вот свою он ничем объяснить не мог. Кроме них в этом месте не было более ни одного человека, и поэтому вся ответственность по спасению маленьких зверьков легла на Александра Моисеевича.
 Один котенок был совершенно черным без единого пятнышка, другой тоже был черным, но с белыми пятнышками на мордочке. И когда Шмендель наклонился, чтобы их поднять, обнаружилось, что один из котят калека, задние лапки бедняги были парализованы, он зацепился ими за куст вереска и не мог двинуться. Александр Моисеевич, было, подумал, что надо бы оставить парализованного в лесу, но тут же устыдился этой своей мысли. А котенок-калека, которым оказался тот, с белыми пятнышками на мордочке, вдруг посмотрел на него с негодованием во взоре и закричал резко и требовательно. Он кричал примерно так: «Почему ты так долго шел к нам, человек? Скорее забирай нас отсюда, мы голодны и хотим пить и мы боимся ворон, которые хотят нас заклевать, и они таки сделают это, если ты будешь медлить». Шмендель испытал какой-то суеверный трепет от взгляда и крика зверька, заметив при этом, что второй котенок уже почти не подавал голоса, а только открывал рот, он был совсем ослабшим, а весь шум исходил от калеки.

Александр Моисеевич положил обоих зверьков в свой рюкзачок, думая при этом, что котята очень слабы и, может быть, сами помрут, избавив его от необходимости принимать решение по вопросу, что делать с калекой. И они с дочкой повернули домой.

Но котята не умерли, а напротив стали быстро поправляться и набираться сил. Шменделю вспомнился его недавний сон, и котят назвали теми именами, которые прозвучали во сне: совсем черного Мизвиком, а калеку – Тверздиком. Сосед, невропатолог, осмотрев Тверздика, вынес свой вердикт: котёнок безнадёжен, лечению не подлежит и лучше всего его усыпить и немедленно. Невропатолог был военным врачом, работал в госпитале и разделял мнение своих командиров, что в первую очередь надо помогать тем, у кого еще есть шанс вернуться в строй. Его так учили. В силу какого-то странного совпадения фамилия невропатолога была Ворона.

С такой жизненной позицией Шмендель никогда бы не согласился. Будучи адептом иного учения, возможно в чем-то и устаревшего, он хранил верность клятве Гиппократа, и помогал всем живым до последнего их дыхания даже и тогда, когда понимал, что это безнадёжно.

Конечно же, совету Вороны Александр Моисеевич не последовал, а добрая и верная жена его сшила котенку несколько штанишек, в которые можно было вкладывать самодельные памперсы, и в таких штанишках котенок ползал на двух передних лапах, как удивительное двуногое существо.
 Соседей и друзей Шменделя история с больным котёнком сильно возмущала, и они наперебой советовали не мучить бедное животное, а просто усыпить якобы для его же блага. На это Александр Моисеевич приводил лишь один довод, что нет способа узнать мнение самого «бедного животного» по этому вопросу, а потому пусть живет. К тому же только один Шмендель видел и помнил тот требовательный и возмущённый взгляд котёнка тогда в лесу.

Была и ещё одна причина, по которой Тверздику суждено было жить, и заключалась она в том, что Александр Моисеевич вообще никого убить не мог, ни одной живой твари. Он был тем человеком, который, что называется, мухи не обидит, в буквальном смысле этого слова.

На чердаке его дачи пауки безбоязненно плели свои паутины, жизни их ничто не угрожало. Самое большее, что мог сделать хозяин, так это разрушить паутину, а её творцов разогнать по углам подальше от глаз человеческих. Но через какое-то время пауки выползали из щелей и вновь начинали своё творчество. Эти мохнатые создания настолько привыкли к повадкам живущего рядом с ними человека, что просто расползались по щелям, заслышав на чердачной лестнице шаги Александра Моисеевича, когда домочадцы посылали его поубивать всех пауков, поскольку маленькие дети их боялись. Шмендель даже комаров не убивал, а просто прогонял, объясняя это тем, что комары уникальные существа, обладающие способностью к телепортации. И он напоминал собеседнику, как трудно выявить комара, зудящего над ухом ночью в спальне. Вот он здесь и вот его нет… Александр Моисеевич уверял, что почуявший опасность комар перемещается в параллельные миры. В общем Шмендель буквально выполнял заповедь «не убий», и думал, что если все будут поступать так же, то, возможно, наконец, наступит-таки мир во всем мире.

И вот к такому удивительному человеку попали эти два странных зверька, один из которых был безнадежным калекой, а другой, совершенно чёрный к тому же с неправильным прикусом, выглядел таким невероятным уродом, что даже очень скоро начинал нравиться окружающим.
Но зато оба котёнка росли необыкновенно ласковыми существами, добрыми со всеми. Но особенно добрыми и ласковыми были со своим спасителем. Стоило Александру Моисеевичу появиться на тропе, ведущей к даче, куда он возвращался после трудового дня, как черная стрела вылетала навстречу и с победным кошачьим воплем кидалась к его ногам. Шмендель брал Мизвика на руки и под его радостное урчание возвращался домой, где ждал его Тверздик, который издавал такой же приветственный вопль и полз поближе к ногам своего спасителя, трогал его лапкой и корчил такие умилительно симпатичные рожицы, что  Шмендель и этого сажал себе на колени. А зверьки начинали радостно урчать, тереться об него и вылизывать его. И странное дело, через некоторое время Александр Моисеевич начинал чувствовать себя вновь бодрым и исполненным сил, проходила усталость и головная боль, как будто не было позади напряженного рабочего дня. Должно быть, так действовал на него этот, не известный науке, кошачий массаж.

Через год Мизвик пропал к большому огорчению Шменделя и его домочадцев. Наверное, кот пал в боях с соперниками или с крысами, потому что был страшным драчуном, судя по тому, как часто он возвращался израненным в последнее время. В том, что его больше нет в живых, никто не сомневался, поскольку его великая преданность Александру Моисеевичу была всем очевидна. Он бы вернулся, даже если бы его похитили и увезли хоть на край света.

А Тверздик жил ещё долго. Постепенно отношение соседей и друзей Шменделя к Тверздику изменилось. Уже более никто не заговаривал об усыплении кота, слава о котором шла уже по всему поселку и, как стал замечать Шмендель, многие приходили посмотреть на двуногое существо. Котёнок вызывал уважение своей жаждой жизни и стоическим терпением. Некоторые приходящие старались нечаянно к нему прикоснуться, как к талисману. Поползли слухи, что кот приносит удачу. Обычно Тверздик сидел подле хозяина в своих удивительных штанишках, завязанных под горлом, дремал или строго смотрел на собеседников Александра Моисеевича и всем своим видом напоминал самурая. А Александр Моисеевич, в то время сильно увлёкшийся метафизикой и буддизмом и искавший во всём тайные знаки, смотрел на своего маленького друга, пытаясь расшифровать знак, который нес в себе Тверздик. «Сначала вещий сон, потом необъяснимая радость от встречи и всё такое прочее. Ведь это всё не случайно и должно иметь какой-то смысл… С какой целью послан мне этот зверёк?» - спрашивал себя Шмендель и не находил ответа.

Но ответ всё-таки пришел и пришёл в тот день, когда бедный Тверздик тихо умер своей смертью. Шмендель сидел в большой печали над усопшим котом и снова задавал себе тот же вопрос, зачем таки ему был дан Тверздик. И вдруг получил ответ. Не котёнок был послан Шменделю для чего-то неведомого. Наоборот, это Александр Моисеевич Шмендель, большой, сильный и умный, высокообразованный человек, знаменитый психиатр, имеющий целую армию благодарных ему пациентов, учеников и почитателей, именно он был избран  неведомой силой для спасения маленького, казалось бы, не имеющего большого значения в этом мире, существа, которое очень хотело жить.

Ответ этот совершенно ошеломил Шменделя. Вдруг он ощутил себя ничтожно малой частью Вселенной, и одновременно всей бесконечной Вселенной, огромной, мыслящей и творящей. И бесконечно малое было равно бесконечно большому. Он переходил из одного состояния в другое много раз и совсем распался и растворился в бесконечности. И узнал он никогда ранее не испытываемое блаженство, и подумал, что это и есть Нирвана. И понял очень остро всем своим существом, что никто не главный в этом мире. И каждый есть малая часть одного бесконечно большого организма, не существующего без любой другой своей бесконечно малой части. И любая бесконечно малая часть одновременно является и всем бесконечно большим организмом. Осознание этого внесло в душу великую радость, и воцарилась в душе его гармония.
 Потом Шмендель окончательно вернулся в реальность, но это был уже совсем другой человек. Всё, что он ощутил и узнал в том состоянии, навсегда впечаталось в его сознание и не забывалось и не тускнело со временем. Котёнок расплатился со своим спасителем полностью по самому высокому счёту.

В тот день, идя на работу, во дворе своего института Шмендель встретил бездомного пса, который жил возле проходной. Его кормили вахтёры, а он в благодарность за это выполнял какие-то сторожевые функции. Неожиданно Александр Моисеевич почувствовал себя этим псом, и познал в это мгновение много новых ощущений, о которых никогда и не подозревал. Наиболее понятным было чувство голода. Александр Моисеевич вернулся к проходной и поинтересовался у вахтёра, кормили ли сегодня собаку, оказалось, забыли…

 Позже, принимая в своём кабинете посетителей, Шмендель вдруг обнаружил, что читает их мысли и даже как бы видит насквозь,и даже на мгновения становится ими. И окружающий мир изменился, стал ярче и отчетливей. И чувства обострились, душевная боль, любовь, нежность, жалость всё-всё стало пронзительнее и чище, как будто с Александра Моисеевича в один миг содрали кожу.

С этого времени прежний Шмендель умер, а вместо него появился совсем другой человек, однажды заглянувший за горизонт. Те ощущения, которые испытывал он теперь, не шли ни в какое сравнение с прежними его чувствами, а знания, которые он получил там, за горизонтом, были другими знаниями. Борьба доктора с человеческим безумием пошла еще успешней, а слава его как целителя росла. Но была и другая сторона этого состояния, которая омрачала его новую жизнь. Иногда Александр Моисеевич знал, что ничем не сможет помочь своему пациенту.  Знать, что ты ничем не можешь помочь, было невыносимо больно. Но даже тогда Шмендель продолжал бороться до последнего, как когда-то его учили. И еще он верил, что человек все же может победить свою судьбу.
(продолжение следует)