Не для стихов в стихах живут поэты

(о стихотворении Ильи Татьянина*)

I

Осенью 20 года между Есениным и Мандельштамом произошла мелкая
стычка. Наблюдатель, оставивший нам об этом свидетельство, запом-
нил и донес до нас слова Есенина:  "Вы плохой поэт! Вы плохо вла-
деете формой! У вас глагольные рифмы!"**
Есенин, конечно,  бил ниже пояса.  Любой брюсов мог предъявить
ему те же обвинения.  Ибо поэт,  пока жив,  формой не владеет. Он
борется во тьме,  как Иаков, с ангелом формы, пока не изнемогает,потому что в конце концов ангел уходит,  а тьма обступает. И раздавленный  голым страшным содержанием поэт умирает.  И только остывшие следы этого единоборства  поздний  исследователь  нарекает "владел формой". Именно о форме возмущенно-риторически спрашивает поэта его метафизический  собеседник  в  стихотворении  Цветаевой
"Разговор с гением":  "Кто когда –  мог?! " И косвенно о том же говорит Мандельштам в конце жизни:  "Не сравнивай:  живущий несравним."
Смешно сегодня слышать, что Мандельштам плохой поэт. И уж сов
сем нелепо  звучит  глагольность рифм как доказательство плохости поэта. И у самого Есенина глагольность щедро рассыпана  и  до,  и после. Что  тогда  сказать и о Пушкине с его "уж и так мы голы"?!
Впрочем, Пушкин тут не авторитет: в XX веке в русской поэзии произошла революция рифмы — она стала практически безгранично разнообразной. Но это видно нам — на расстоянии.  А тогда,  в  разгаре событий, все  это  было вовсе не очевидно.  Так что выпад Есенина объясним лишь его имажинистской резвостью.
    А все-таки — закралось сомнение — может,  Мандельштам действительно на тот  период  сплоховал?  Открываю,  ищу  стихотворение,
близкое по времени к стычке и по возможности очень глагольно-рифменное. Так сказать, компромат. Нахожу. Сущий подарок для обвинителей!  В стихотворении из шести строф, т.е. из двенадцати традиционных пар-рифм,  обнаруживаю — ужас!  — целых шесть пар рифмующихся глаголов,  при этом у двух строф все строки наглейшим образом оканчиваются только на глаголы. А стихотворение изумительное,одно  из лучших у Мандельштама!  — "Я слово позабыл,  что я хотел
сказать..." А рядом, как будто в насмешку и чтобы уж совсем уничтожить смысл обвинения, стоит не менее прекрасный стих "Возьми на радость из моих ладоней..." — вовсе уж безрифменный, не уважаемый верлибр, а так, бог знает что...
Что же делать? Как помочь любителям и знатокам выйти из проти
воречия? Да, кажется, никак. Они народ упорный. Они на то и любители-знатоки,  чтобы любить и знать по-своему, то есть как им хо-
чется, а  не  как есть на самом деле.  Потому что "по-своему" это легко, а вот постичь "на самом деле",  для этого потрудиться нужно, а это скучно любителям.
    Ну, а тем,  кто хочет трудиться, но еще не разобрался что к чему,  я говорю: давайте признаем все подобные противоречия мнимыми и будем любить не стихосложение,  а поэзию, это верней и веселей.

* Псевдоним. К сожалению, с человеком, под ним скрывающимся, я незнаком.
Привожу его прекрасный стих, в связи с коим тут речь.

ХУДОЖНИК ОЧЕНЬ КРУПНОГО МАСШТАБА

Стихи – не цель, а средство выраженья.
Поэтов – тьма, бумаги не хватает.
Заглянешь в стол, а там сидят Петрарки,
бумагу пожирают ненасытно.
Стихи растут из образов и мыслей.
В каракули из чувства превращаясь,
срываясь с языка, взмывают в небо...
Итог метаморфозы – горсть копеек.
Из ста певцов один всегда непризнан.
Как правило, носки его дырявы,
он голоден, небрит, он здесь проездом,
его волнует то, что нам не светит.
"Земную жизнь пройдя до половины",
он постигает обреченность формы.
И воспевает Вечность как обычный
художник очень крупного масштаба.

Действительно, все бренно в этом мире:
дрожащая листва перед грозою,
притихшие поля, мельканье молний,
клубящийся туман над млечной речкой...
И даже звезд зрачки, и те – не вечны!
Так что же говорить о человеке?
Ничтожнейшая, жалкая букашка,
сметаемая войнами с планеты!
Все тленно, все живет и умирает.
Вот царь, вот раб. Какая глина лучше?
Хоть ты – Екклесиаст, хоть ты – Гагарин,
послужишь удобреньем для растений.
Над слабыми преобладает сильный.
Кто не согласен, пусть читает Маркса.
История гласит: тот, кто свободен –
и есть художник крупного масштаба.

Быть может, и не стоило рождаться?
Вселенская тоска и ожиданье.
Нас что-то держит здесь, а что – не знаем.
Не для стихов в стихах живут поэты.

А Он, придя, был удивлен бескрайне:
как изнутри мир выглядит прекрасно!
Открылась суть великого творенья
в гармонии, не видимой снаружи.
В озерах голубых плескались рыбы,
и теплый ветер обнимал деревья.
А по ночам рождения галактик
с Земли казались дырочками в небе!
Картиной восхищенный, Он пустился
в путь странствий, исправляя недостатки.
Он исцелял слепых и прокаженных
и наставлял букашек в мирной жизни.
Он нес любовь и говорил стихами.
Слова Его звучали непонятно.
Как можно жить, врагов своих прощая?
Как можно добрым быть в жестоком веке?
Он проповедовал единство мира,
который расчленен людьми на части,
учил, что ВСЕ – круговорот явлений
и усложнять бессмысленно простое.
А впереди вставала тень Голгофы,
и нищие плели венец из терна,
и тучи собирали капли влаги
в единый дождь, несущий очищенье.

Вонзились гвозди в жилистые руки.
Несчастные бросали камни в Вечность.
С креста смотрел сквозь Время на Народы
ХУДОЖНИК НЕБЫВАЛОГО МАСШТАБА!

Стихи – не цель, а средство выраженья.
Бумаги – тьма, Поэтов не хватает...

**  И.В.Грузинов. "С.Есенин  разговаривает о литературе и искусс-
тве"

Потому что я давно уже заметил,  что, когда в стихотворном тексте налицо стоящие чувства и мысли, силен образ или хотя бы обаятельно остроумие, то ты как читатель сразу забываешь, какие там рифмы и есть ли они вообще. Это становится несущественным, и ты понимаешь в этот момент всю второстепенность и подсобность рифмы и всего  такого прочего,  что в тексте может быть,  но вовсе не обяза-
тельно. Понятно, что бездарь, облекающий в слова содержание своих страстишек, скорее будет заинтересован в том, чтобы завуалировать свое ничтожество в звонкую и виртуозную рифму. Ну что  ж,  как сказал Олег Волов, лукавь, жалкий рифмач!

II

Как на  иллюстрацию  к  вышесказанному  и как на свидетельство вечноживущей поэзии,  не обращающей внимания на анатомический театр версификаторств  и  структуралистик,  я  хочу  указать вам на прекрасные современные стихи, которые мне посчастливилось найти и поместить во втором номере журнала. Я говорю о стихотворении Ильи Татьянина "Художник очень крупного масштаба", написанном презира-
емым белым стихом.  Вещь настолько хороша и удачна, что некоторые строки из нее сразу по прочтении захотелось  повторить  и  запомнить, например,  "стихи – не цель,  а средство выраженья", "его волнует то,  что нам не светит",  "Вот царь, вот раб. Какая глина лучше?", "Несчастные бросали камни в Вечность", "С креста смотрел сквозь Время на Народы / Художник небывалого масштаба" и др.
Присмотревшись, видишь, что не все ровно в этих стихах, не все идеи,  пущенные поэтом в оборот, достаточно им прорефлектированы,
и это несколько ослабляет целостный образ души Автора, рисующийся в стихотворении.  К примеру, "горсть копеек" как итог поэтической метаморфозы  – образ неточный и неубедительный даже и в ироническом смысле;  переход от непризнанного поэта в  дырявых  носках  к
"обычному  художнику  очень крупного масштаба" необязателен.  Банально звучат утверждения "ничтожнейшая, жалкая букашка, / смета-
емая  войнами  с  планеты" или "над слабыми преобладает сильный".
Многое из задетого автором ждет более сильного  выражения.  Такое впечатление возникает,  возможно, оттого, что поэт мимоходом коснулся тем,  требующих иного уровня воплощения. Поэтому по чувству вся  вещь  есть  нечто  среднее между растянутым стихотворением и наброском поэмы.
И, тем не менее,  в целом стих побеждает не поддающимся рацио
нализации обаянием. Он талантлив, он живет. Можно увидеть и оспорить ограниченность "концепции" или неполноту образа  уникального Художника,  воспетого в стихе,  но делать это не хочется,  потомучто у поэзии есть своя особая задача,  неведомая другим  способам мышления, и здесь она с ней отлично справляется.
    И, как бы отметая все дальнейшие возможные сомнения,  выделенное автором четырехстишие великолепно  развивается  из  банальной строчки  "Быть может,  и не стоило рождаться?" через шаблон "вселенская тоска", неожиданно и свежо разрушаемый словом "ожиданье",
к простым и удивительным словам:

             Нас что-то держит здесь, а что — не знаем.
             Не для стихов в стихах живут поэты.

    Ожиданье... нас что-то держит...  не для стихов... Очень хорошо!
      13-18 октября1996