Как я стукнул по лысине и был обвинен в шпионаже

Однажды, во времена моей офицерской юности, в процессе широкомасштабных учений, я был прикомандирован к штабу армии в качестве начальника пункта фельдсвязи. Пункт фельдсвязи обеспечивает доставку документов высшего уровня секретности, которые запрещено пересылать любым другим способом, включая даже электронные средства связи, обеспечивающие кодирование информации. Это, конечно, не имеет никакого отношения к моей военной специальности, но в тот момент в распоряжении командующего не оказалось другого офицера, имеющего допуск к работе с документами нужного уровня секретности.
Штаб армии был, на время учений, расположен в лесу на территории одного из полигонов. Работы было много. Мои фельдъегери едва успевали доставлять документы — на самолетах, вертолетах, автомобилях с красными флажками на капоте и вооруженным автоматчиком на заднем сиденье.
И вот, в один прекрасный момент, когда все фельдъегери были в разгоне, поступил приказ срочно доставить в Штаб руководства учениями пакет. Пришлось отправляться мне самому.
Когда я зашел за пакетом в КУНГ, где находилась в тот момент секретная часть штаба, оказалось, что пакет представляет собой большой длинный рулон. К моему удивлению, рулон этот не был даже опечатан. В ответ на мой вопрос, почему документ не опечатан, начальник секретной части заявил, что поскольку на рулоне отсутствует гриф секретности, то и опечатывать его не надо.
Я внимательно осмотрел рулон. Грифа на нем действительно не было.
Рулон этот был настолько длинным, что даже не помещался в штабном УАЗике. Мне пришлось открыть кузов сзади и всё время, пока мы ехали по лесной дороге к вертолетной площадке, удерживать рулон, стараясь, чтобы он не выпал и не задел где-нибудь на повороте за ветви деревьев.
Мне повезло. За мной прислали вертолёт командующего — большой, с двумя рядами мягких кресел, в проходе между которыми как раз и поместился мой рулон.
Секретная часть штаба руководства учениями, куда я должен был сдать документ, находилась в одноэтажном здании на углу аэродрома. Вертолет приземлился аккурат там, где нужно. Я, стараясь ни за что не зацепиться, вытащил рулон из салона и, поскольку доставить его нужно было срочно, почти бегом, так быстро, как только позволяли его размеры, направился к этому зданию.
Крыльцо было изогнуто под прямым углом и для того, чтобы втащить рулон в дверь, мне пришлось зайти сбоку и перекинуть его через перила. На крыльце стоял какой-то лысый полковник и молча смотрел на мои ухищрения. Он мешал мне, но даже и не подумал подвинуться. Я всё-таки протиснулся в дверь, но, при этом задел его рулоном по лысине. Он, казалось бы, не обратил на это никакого внимания. Однако, в помещение секретной части этот лысый полковник вошел сразу же следом за мной. Там он, подождав, пока я отдам рулон секретчику, предъявил мне удостоверение офицера особого отдела Генерального штаба.
Особые отделы в то время были во всех воинских частях и являлись армейскими подразделениями КГБ. Их сотрудники следили, кроме всего прочего, и за тем, чтобы офицеры свято блюли военную и государственную тайну. А за нарушение режима секретности грозило очень строгое наказание, вплоть до тюремного заключения.
Первым делом полковник потребовал, чтобы я предъявил своё офицерское удостоверение и долго изучал его, медленно перелистывая страницы.
— Почему пакет не опечатан? — спросил он у меня, продолжая держать моё удостоверение в руках.
— Потому что на нём грифа секретности нет, — ответил я, — посмотрите сами.
Он уверенным движением поднял рулон и немного развернул его. На внутренней стороне, в самом верху, жирным шрифтом было написано: "Совершенно секретно". Сначала я буквально оторопел. Потом посмотрел внимательнее. Но нет, всё было как полагается. Присутствовали и подпись начальника секретной части и соответствующая печать.
— Но я ведь не должен был заглядывать внутрь рулона, — начал оправдываться я, — более того, я даже не имею на это права!
Однако этот лысый особист не хотел меня слушать. Он достал из внутреннего кармана записную книжку и начал меня допрашивать, делая при этом какие-то пометки. Он выведал у меня всю мою подноготную, достал до самых печенок. Надо отдать ему должное — он умел допрашивать. Искусно вывел меня из равновесия, заставил волноваться, сбиваться и путаться. И это при том, что все экстрасенсы, с которыми, случайно или по необходимости, мне приходилось иметь дело, отмечали мою устойчивость к гипнотическому воздействию.
Как ни крути, выходило, что я, стремясь узнать военную тайну, сорвал печать с засекреченного документа и ознакомился с его содержанием.
Это сейчас всё произошедшее кажется несерьёзным, а тогда мне было не до шуток. То, в чем он обвинял меня, грозило трибуналом. Видно было, что этот полковник получал удовольствие даже от самого процесса допроса. Закончив допрос, лысый аккуратно закрыл свою записную книжку, положил ее обратно во внутренний карман и приказал мне срочно вернуться в расположение штаба армии и доложить обо всём случившемся начальнику особого отдела армии.
Вертолет ждал меня, не выключая двигателя. Минут через двадцать я был уже на месте.  Возвращаясь с вертолётной площадки обратно в расположение штаба, увидел на полянке, неподалеку от дороги, начальника особого отдела штаба армии, собирающего землянику. Его можно было безошибочно узнать даже издали. Это был, я думаю, единственный офицер во всей нашей воздушной армии, который носил форму с красными просветами и фуражку с красным, пехотным, околышем. Поскольку особистам можно было носить форму любого рода войск, он выбрал ту, которая была ему роднее. Это сейчас красный цвет соответствует пехоте , а когда-то …
Я остановил машину и, подойдя к особисту, начал:
— Товарищ полковник! Разрешите доложить…
Он посмотрел на меня с улыбкой, и мне показалось, что он уже обо всём знает. Однако он сказал:
— Ну-ну, докладывай. — И терпеливо выслушал всё, что я хотел ему рассказать.
— Ладно, не расстраивайся, всё будет нормально. — добродушно сказал он мне, когда я завершил свой рассказ.
И  действительно, всё было нормально. Больше мне об этом случае никто никогда не напоминал.