Братья

Перевод с украинского. Оригинальный текст: http://proza.ru/2011/08/15/64

Артур Сиренко

Братья

«...люди давно на свете живут и уже всё придумали»
(Андрей Платонов)


Настроение у брата Бартоломео было замечательным. Ещё бы – воздух утром был свеж, прохладен и удивительно бодрил. Облака плели в небе какие-то сказочные узоры. Хотелось дышать и работать. Он любил свою работу. Брат Бартоломео возглавлял Святой отдел расследований еретических грехов городка Сан-Петро. Проще - местную инквизицию. Работы в последнее время было много, и этот хороший день был не исключением. Брат Бартоломео намеренно не спешил на службу. Хотелось идти тихими утренними улицами, слушать звуки своих шагов, чувствовать всем существом свежесть.

Иногда ему попадались люди. В их глазах появлялся страх, когда они видели его высокую фигуру в чёрной сутане. Он любил такие взгляды и ощущал этот человеческий страх на расстоянии - спиной. Это вдохновляло Бартоломео, даровало ему чувство величия и значимости, смысла собственного бытия. Прогуливаясь, он поправлял свою чёрную сутану инквизитора. Он любил свою сутану, относился к ней, как к женщине, поглаживал и разговаривал с ней.

Братья Григорио, Антонио и Пауло были на месте, и можно было начинать. Он не любил пресные лица Антонио и Пауло - свою работу они делали механично, без восторга и азарта. И не утешало, что они со всем соглашались и всё подписывали. А этот Григорио… Ну, кто, кто прислал его в святой трибунал? Ну, какой из него инквизитор? Это худое заострённое лицо, тщедушная фигура. Сопляк. Молокосос. Только и годится – что протоколы писать.

Привели какую-то девушку лет двадцати. Дочь местного виноградаря, что помер от чумы два года назад. Знает он этих местных виноградарей! Среди них водилась ересь альбигойцев, которая всё ещё теплится...

Дело было простым и ясным. Соседки донесли, что подсудимая колдовала и выражала еретичные суждения. Так, в день святого Анастасия она вывесила сушиться чулки, при этом у её ворот лежала дохлая крыса, и тут же началась страшная буря, которая наделала в городке много беды. А в страстную пятницу посмотрела каким-то странным взглядом на козу - и молоко у козы пропало. Местный пастор - отец Глорио доложил, что церковь она посещала редко и на исповеди давно не была.

При обыске у девушки нашли две явно еретические книги. Одна на греческом (эх, жаль, братия греческого не понимает, иначе доказательства были бы налицо). И ещё одна, где написано, что «Промчались дни мои быстрее лани". Ересь! Явная ересь! Жизнь - это дар божий, а не шаги оленей. Хм ... Какой-то Петрарка написал. Явно, еретик, не иначе. Кроме того, на рынке слышали, как эта девушка говорила, что братия в здешнем доминиканском монастыре только и делает, что пьёт и занимается развратом. Ясно! Клевета на святую церковь и инквизицию. Типичная еретичка! Осталось добиться от неё признания и раскаяния. Кроме того, у неё могли быть сообщники... Кто-то же эти еретические мысли навеял и колдовству научил. Кто? Но девушка упрямо всё отрицала, говорила, что, мол, всё это клевета, а в книгах никакой ереси нет. Пришлось применить «допрос с пристрастием».

Как правило, эту процедуру доверяли местному палачу. Но сегодня у брата Бартоломео было вдохновение! Допрос он устроил собственноручно. Сначала применил «испанский сапог». Бесполезно. Не помогло. И немного перестарался - ногу подсудимой совсем раздавил... Потом подвесил её на дыбу - тоже бесполезно... Твердит то же самое. Несколько раз теряла сознание, пришлось отливать водой. Нет, тут усилия напрасны...

- Всё с нею ясно. Еретичка и ведьма! Сжечь её сегодня же! На огонь! - разочарованно выдохнул брат Бартоломео.

Брат Антонио уже махнул рукой, давайте, мол, протокол – подпишем. Брат Пауло зевнул и потёр руки, мол, с этим покончено. Но взгляд Бартоломео упал на брата Григорио. Он ничего не писал, руки у него дрожали, в глазах было смятение - смесь жалости, сомнения, отчаяния. Бартоломео подошёл к столу и в упор посмотрел ему в глаза:
- Ты, вообще, веришь, что Иисус был сын божий?
- Верую! Но... Так... Так... Так нельзя! - в глазах брата Григорио жалость и сочувствие были вытеснены одним - великим страхом.
- Вере и святой церкви угрожает ересь! Мы окружены врагами! Сейчас не время для сантиментов и чистоплюйства! Ты или с нами, или против нас. Третьего не дано. Решай. Если не с нами, то сам понимаешь, какие выводы мы сделаем...
- Я с вами... С нами... Сейчас допишу протокол...

На аутодафе брат Бартоломео не пошёл - хоть старался не пропускать таких событий. Знал, что и без него всё организуют безупречно, но не поэтому. Он остался в келье и думал - из головы не выходил сон. Много раз ему снилось одно и то же - словно у него есть брат. И не просто брат, а брат-близнец. Только живёт он совсем в другой стране и что удивительно - не одновременно с ним, а в каком-то другом времени и между ними века...

Настроение у комиссара Поликарпова было замечательным. Ещё бы – воздух утром был свеж, прохладен и удивительно бодрил. Облака плели в небе какие-то сказочные узоры. Хотелось дышать и работать. Он любил свою работу. Варфоломей Поликарпов возглавлял местную чрезвычайную комиссию. Революционный трибунал городка Фастов. Проще - местное чека. Работы в последнее время было много, и этот хороший день был не исключением. Варфоломей Поликарпов намеренно не спешил на службу. Хотелось идти тихими утренними улицами, слушать звуки своих шагов, чувствовать всем существом свежесть.

Иногда ему попадались люди. В их глазах появлялся страх, когда они видели его высокую фигуру в кителе и галифе. Он любил такие взгляды и ощущал этот человеческий страх на расстоянии - спиной. Это вдохновляло Поликарпова, даровало ему чувство величия и значимости, смысла собственного бытия. Прогуливаясь, он поправлял кобуру своего маузера и легко поглаживал рукоятку. Он любил своё именное оружие, относился к нему, как к женщине - ласкал и разговаривал с ним.

Гришка, Антошка и Пашка были на месте, и можно было начинать. Он не любил пресные лица Антошки и Пашки - свою работу они делали механично, без восторга и азарта. И не утешало, что они со всем соглашались и всё подписывали. А этот Гришка... Ну, кто, кто его прислал на службу в трибунал революции? Ну, какой из него чекист? Это худое заострённое лицо, тщедушная фигура. Сопляк. Молокосос. Только и годится – что протоколы писать.

Привели какую-то девушку лет двадцати. Дочь местного мелкобуржуазного интеллигента, что помер от тифа два года назад. Знает он этих местных интеллигентов - буржуазное охвостье! Среди них было много эсеров и меньшевиков – и до сих пор есть...

Дело было простым и ясным. Соседки донесли - подсудимая говорила, что расквартированный в Фастове красноармейский полк особого назначения только и способен, что крестьян грабить да насиловать, а как придет Петлюра, то разбегутся эти мародёры, как крысы. Местный партийный активист - Горлов доложил, что идти на митинг в честь дня Парижской коммуны она отказалась, ещё и заявила при этом, что марксизм - это опасная утопия, а красный флаг над своим домом никогда не вывешивала.

При обыске у девушки нашли две явно контрреволюционные книги. Одна на французском (эх, жаль, товарищи французского не понимают, иначе доказательства были бы налицо) - явно от агентов Антанты. И еще одна, где написано про какого-то студента, бабушку топором зарубил и затем философствовал о людях обычных и необычных. Явная контрреволюционная пропаганда. Хм... Какой-то Достоевский написал. И точно, контра и буржуй, не иначе. Кроме того, на рынке слышали, как эта девушка говорила, что в чека заседают садисты. Ясно! Клевета на советскую власть и чека. Типичная контра! Осталось добиться от неё признания и раскаяния. Кроме того, у неё могли быть сообщники... Кто-то её этому научил и науськал. Кто? Здесь явно контрреволюционная организация... Но девушка упрямо всё отрицала, говорила, что, мол, всё это клевета, а в книгах никакой антисоветчины нет. Пришлось применить «допрос с пристрастием».

Как правило, эту процедуру доверяли красноармейцу Зобову - мастеру этого дела. Но сегодня у Поликарпова было вдохновение! Допрос он устроил собственноручно. Сначала просто бил по морде буржуйской. Бесполезно. Не помогло. Руки выламывал и немного перестарался, что-то там сломал - хрустнуло... Потом подвесил её за руки, предварительно скрученные за спиной - на крюк от люстры и бил железным прутом - тоже бесполезно... Твердит то же самое. Несколько раз теряла сознание, пришлось отливать водой. Нет, тут все усилия были даром...

- Всё с нею ясно. Контра! Эсерка! Расстрелять! - разочарованно выдохнул Поликарпов.

Антошка уже махнул рукой, давайте, мол, протокол – подпишем. Пашка зевнул и потёр руки, мол, с этим покончено. Но взгляд Поликарпова упал на Гришку. Он ничего не писал,  руки у него дрожали, в глазах было какое-то смятение - смесь жалости, сомнений, отчаяния. Поликарпов подошёл к столу и в упор посмотрел ему в глаза:
- Ты, вообще, веришь в победу мировой революции и коммунизма?
- Верю! Но... Так... Так... Так нельзя! - в глазах чекиста Гришки жалость и сочувствие были вытеснены одним - великим страхом.
- Революции и Советской власти угрожает контра всех мастей! Мы окружены врагами! Сейчас не время для сантиментов и чистоплюйства! Только беспощадный красный террор спасёт коммуну! Ты или с нами, или против нас. Третьего не дано. Решай. Если не с нами, то сам понимаешь, какие выводы мы сделаем...
- Я с вами... С нами... Сейчас допишу протокол...

На расстрел Поликарпов не пошёл - хоть старался не пропускать. Знал, что и без него всё организуют безупречно, но не поэтому. Он остался в кабинете и думал - из головы не выходил сон. Много раз ему снилось одно и то же - словно у него есть брат. И не просто брат, а брат-близнец. Только живёт он совсем в другой стране и что удивительно - не одновременно с ним, а в каком-то другом времени и между ними века...
*
21811

Фотомонтаж автора перевода.