Не Римские каникулы 3 - 4

... Бабушка была удивительной. Личностью, сотканной из противоречий.

Она могла в течение двух-трех часов учить правильно сервировать стол и через какое-то время есть во дворе из старенькой тарелки суп, на скорую руку сваренный из концентратного пакетика; безжалостно выбивать диалектные слова из речи внучки и распевать по вечерам матерные частушки; работать сутками до изнеможения и затем  сутками лежать на диване, слушая песни Высоцкого.

Бывшая комсомолка, спортсменка и активистка, в компании могла себе позволить такие высказывания в адрес существующей власти, что присутствующие втягивали головы и оглядывались по сторонам. Она смеялась и говорила: «Раньше не посадили – теперь уже не посадят. Если что, валите все на меня, я инвалид, с меня взятки гладки».

Она прекрасно справлялась сама с нехитрым домашним хозяйством, не признавала палочку для слепых, передвигалась по дому и двору уверенно.

Раньше никогда не болела, ей было некогда. Изредка жаловалась на резь в глазах. Зрение пропало после 60 лет, внезапно.



...Во время войны ассирийка, которую прятала в своем доме от оккупантов, научила бабушку гадать на кофейной гуще, заглядывать в будущее. Внучке она не гадала никогда.

Но однажды  сама позвала ее, попросила сварить кофе. 

Долго молча сидела за столом, смотрела чашку.

- Ба, что там?

- Здесь жизнь, девочка, как бы мы к этому ни относились. Тяжелая жизнь.

- Что значит тяжелая? А сколько у меня мужей будет? И детей?

- Мужей – нисколько. Сын один.

- А как так - сын будет, а мужей нет?

- С синим пятном в паспорте мужики у тебя будут, но все чужие.

- Бабуль. Как это - пятно есть, а мужа нет?

 - Так чаще всего в жизни бывает. Живет рядом с тобой человек, прожив с ним много лет, понимаешь, что всегда он был для тебя чужим.

- Но ты ведь своих мужей любила. И они тебя.

- Вот за эту любовь Бог меня и наказал. Он много дал и еще больше отнял. Первый муж умер в двадцать два года. Сердце остановилось. А утром за ним на «Черном вороне» приехали. Это он нас с мамой твоей спасал. Не успели мы стать родственниками «врага народа». Второй на войне погиб. Но его пенсия летчика-испытателя от голодной смерти нас уберегла. Третий в послевоенные годы не дал нам пропасть. Любили, значит, крепко, оберегали и после смерти. Такое, девочка, редко встречается. И благодарна я им всю жизнь за это.

- Бабуль, и как жить мне с этим? Вернее, без этого?

- Спокойно, как жила.

- Но как же. Все девчонки влюбляются, о мальчиках своих рассказывают. А мне как?

 - А ты можешь вспомнить, чтобы о мальчиках своих рассказывала? Я и без чашки давно все о тебе поняла. Люди рождаются с одной рукой, без ног, без какого-то органа. И живут. И ты проживешь.

- Но разве можно жить без… любви?

- Вот ты и на слове этом спотыкаешься. Сама понимаешь, что я права. Тебе дана любовь к природе, родным, к людям, которым нужна твоя помощь. Но нет желания раствориться в чьем-то чужом, не вполне принимаемом твоей душой мире. Бог мужчину, которого ты могла бы полюбить, решил создать в другое время. И вам никогда не встретиться.


Вскоре бабушка потеряла зрение. Чувствовала, или знала наверняка?



… Она не могла припомнить, чтобы была кем-то увлечена в детском саду, в младших классах или сейчас, когда заканчивалось обучение в выпускном.

Дружила с мальчишками. С ними было проще, не нужно было изображать заинтересованность, как тогда, когда девчонки говорили о тряпках, куклах и том, кто как на кого посмотрел. В детстве – игра в «войнушки», секретный отряд, который носил воду одинокой соседке в выловленных на куче металлолома ржавых ведрах. Это она подбила мальчишек, пересказав им «Тимура и его команду». Ведер собралось больше двадцати, пока всю команду не шуганул сын-алкоголик их подшефной.

Потом у нее появились книги. Книги были всегда, библиотеку начал собирать дед. Но заполнили ее жизнь они классе в пятом. Она никогда не читала то, что ей советовали знакомые, стремящиеся блеснуть эрудицией и хорошим литературным вкусом. Читала то, что нравилось ей.

Она знала все шрамы на стареньких зеленых обложках собрания сочинений А.П.Чехова. В третьем томе подпись дедушки была не на семнадцатой, а на девятнадцатой странице. Он был не такой, как все, и был ей еще дороже.


Чуть позже девочки ее возраста начали бегать на танцы в городской парк, встречаться с мальчиками на лавочках, обмениваться  впечатлениями о том, «как там».

 Она не бегала. Ей было хорошо в обществе старой лампы и книг. Разговоры, мусолящие подробности того, что могло принадлежать лишь двоим, она не признавала категорически. Не любила читать описания «любви», отводила глаза от откровенных сцен в кино.

Она не знала что это - патология, врожденное уродство? Или отклонение в развитии? Душевная холодность, полное равнодушие к оценивающим и восхищенным, наглым и робким  взглядам толстых, тонких, старых, молодых, лысых и волосатых мужчин, которые не смущали ее, но и не возбуждали? Их для нее просто не существовало.

Позже она прочитает книгу Павла Вежинова «Белый ящер» и будет долго допытываться у отца – не проводили ли каких испытаний с ним во время службы на подводной лодке. Она считала отклонением от нормы отсутствие какого-то интереса к тому, чем все так дружно восхищаются. Но не могла себе объяснить – а что есть норма.

У нее был друг Сашка. Углубленный в математические формулы, тем не менее, был интересным собеседником и хорошим человеком. Разговаривать они могли сутками. Вспоминали смешные случаи из школьной жизни, говорили о книгах. Умный, ироничный и невероятно одаренный, Сашка был примером для подражания и предметом восхищения.

После выпускного вечера он сказал, что любит ее. Она почувствовала стыд и неловкость, словно виновата была в том, что ничего больше его слова не вызвали. Сашка перестал быть идолом, он как-то моментально потускнел.

Мальчиком он был умным и на следующий день уехал. 

Кто она – мутант, «белый ящер»?  Возможно.



… Она, наверное, плакала бы над историями чужой любви, просматривая фильмы о ней. Но не могла. Она, вообще, давно разучилась плакать.

И на похоронах бабушки не смогла. Мама, театрально прижимая платочек к губам, обозвала ее «каменюкой бесчувственной», но она не стала ей объяснять, что со смертью бабушки закончилась та жизнь, в которой кого-то любила.

Отец постепенно привык вечерами смотреть телевизор, обсуждать какие-то программы и безответственное поведение знаменитых артистов, по выходным забивать «козла» во дворе и пить с мужиками разливное пиво, за которым посылал младшего брата с эмалированным бидоном.

С младшим братом общего языка она не находила. Мама слепила его под себя и получила достойный продукт воспитания.

Оставались книги, музыка, работа, которая давала материальную самостоятельность и возможность как можно реже бывать дома. В семье человек может быть более одинок, чем наедине с самим собой. 

Ей нужно было понять, что с ней не так. Что это - нарушение психики или физиологии?


… Приблизительно раз в месяц маму пробивало на доверительные беседы, она требовала отложить книгу и начинала учить жизни. Она всегда так гадко отзывалась о семейной жизни, что становилось горько за отца. Ее любимым выражением было: «Я живу с ним только из чувства долга». И было желание спросить, что именно задолжала эта женщина, и как она собирается это возвращать. Ей было страшно от того, что мать свою она чаще всего про себя стала называть «этой женщиной». Ханжество и морализаторство маминых воспитательных бесед в сочетании с постоянным враньем и притворством  навсегда отвратили от семейной жизни.

Но в том времени, которое лицемерно называют «детством золотым» приобрела она важное качество, которое позже здорово выручало в жизни. Она никогда не пыталась продолжить беспредметный спор, если понимала, что, несмотря на свою правоту, собеседнику ничего доказать не сможет. Не потому, что доводы и аргументы были неубедительными. Просто потому, что оппонент ее не слышал и не слушал.

Часто мама затевала скандал из-за переставленных случайно вещей, купленного не вовремя хлеба или утерянных ключей. Сыпались оскорбления, самым мягким было «сволочи придурочные», обвинения в совершенных и несовершенных грехах. Ключи отыскивались в мамином кармане. Следовал вопрос:«А кто их мне туда положил?» Отец безнадежно махал рукой и уходил во двор играть в домино. Младший брат злорадно ухмылялся из-за маминой спины. Уйти к бабушке после такого концерта было нереально. Приходилось оставаться дома и выслушивать бурчанье мамино в течение двух-трех часов, до глубокой ночи.

У нее почему-то совсем не было в детстве кукол. В доме во всех углах валялись мамины золотые побрякушки, была масса тарелочек, вазочек, хрустальных фужерчиков, но кукол не было. Отец часто привозил из командировок забавные машинки и заводные игрушки младшему брату. Она помнит планетоход на квадратных батарейках, который переливался разноцветными огоньками, выл и ездил по полу, забиваясь под низкий диван, из-под какого его потом нужно было выуживать.

… День рождения у нее летом. Ночевала у бабушки. С утра пришел отец и сказал, что вечером ее ждет сюрприз. Целый день в предвкушении праздника она гадала, что подарят ей родители. Почему-то представлялась большая кукла в нарядном кружевном платье, с «настоящими» волосами. Ее можно было бы переодевать в самошитые платья, расчесывать волосы и разговаривать с ней. И она была бы самым настоящим другом.

Вечером пошла домой. За столом ей торжественно вручили… портрет Владимира Ильича Ленина на подставочке. С того времени она возненавидела собственный день рождения.

Она не любила обижать людей. Дома маме врала часто, это компенсировалось неумением лгать в других обстоятельствах. Иной раз вываливала то, что можно было не говорить или сказать мягко, тактично. Когда понимала, что неосторожным словом человека обидела – не находила себе места, маялась. В итоге, извинялась, не чувствуя дискомфорта от того, что признала свою неправоту.

Она после школы собиралась поступать в театральный ВУЗ. Отравленная с детства сказочным очарованием выдуманной жизни, готова была всю жизнь на сцене произносить фразу «Кушать подано», только бы быть задействованной в театральном действе.

Но мама долго и упорно твердила – «таких в столицах - на рупь ведро». В зеркале и глазах знакомых мужчин видела одно, в глазах мамы – другое. И она ей поверила. Поступила в провинциальный пединститут, на заочное отделение. Выбрала специализацию, которая никак не нужна была в городе, где народ привычно «хэкал», говорил на устоявшемся диалекте и столь же привычно использовал ненормативную лексику в обычной речи.
 

 
… Бабушкиным любимым фильмом были «Римские каникулы»  Она считала, что героиня Одри Хепберн очень похожа на ее любимую внучку, знала все движения и реплики героев наизусть.

И внучка мечтала о Риме, ночном, загадочном, так не похожем на собственный пыльный, скучный и пропитанный фальшью и пошлостью город…