Мастер и Маргарита Петровна 1997 г

Женщина сидит в квартире на кухне, правит тетради и ждет вызванного сантехника. Наконец, в дверь раздается звонок.
Женщина вскакивает, никак не может попасть ногой в тапок. Наконец, попадает и бежит открывать.
За дверью пожилой мужчина с чемоданчиком в руке.
— А звоночек-то с перебоями, — говорит мужчина и демонстрирует нажатую кнопку и молчащий звонок.
— Как-то звонит, и ладно, — машет рукой женщина и отходит в глубь коридора. — Проходите, разувайтесь.
— Извините, работаю только в обуви — принципиально.
Женщина теряется.
— Да? А я Вам тапочки дам.
— Да, ну, тапочки! Я их отродясь-то не обувал. Семечки!
Женщина молчит.
— Вот такое кино, — не замечает мастер недоумения хозяйки.— В коридоре, что ли, кран или, как у всех, в ванне?
— В ванне-е-е, — вяло отвечает женщина.
— Пойдем! Да не отставай — я скорость люблю. Что б как юла! А то сама постная — и у меня руки опускаются. Руки мастера должны огнем гореть.
— У мастера пусть и горят. А мне-то зачем?
— Как это? Ты да я — мы уже общество. А в обществе все интересы общие. В обществе каждый друг о друге заботится.
— Причем тут общество. Пойдемте кран покажу, и приступайте. Мне еще стирать — целый вагон.
— Успеешь, постираешь.
— Когда “постираешь”? У нас к вечеру воду отключают.
— А как же я проверять буду?
— Вы что же до вечера копаться собираетесь?
— Гонору в тебе много — оттого и одна.
— Ой, ладно! Судья нашелся. Тебя чего вызвали? Кран чинить — ну и чини.
— Кран-то я починю. Да ведь жалко тебя.
— Да чего меня жалеть-то? Я сама себя не жалею, а слесарь какой-то, да еще и незнакомый, обжалелся.
— Ни “какой-то” и ни “незнакомый”. Могу представиться: Иван Григорич.
— Ну и что? Что изменилось-то, я не поняла.
— Есть разница.
— Нет никакой разницы.
— Есть.
— Ты кран чинить будешь?
— Буду...
Оба молчат. Женщина показывает на дверь.
— Вот ванна, рядом туалет — воду перекрыть.
— Поучи еще. Меня мастера учили — в Кремлях унитазы меняли.
— За-нятно.
Сантехник открывает чемодан. Достает коробку с ключами.
— Немецкие.
— О-о-ох! — набирается терпения женщина.
— Я воду перекрою...
Оборачивается на хозяйку.
— Никуда не уходи.
— Куда ж мне... Видно до вечера тебя слушать.
— Опытного человека не грех и послушать.
— Иди, иди. Я здесь.
Мастер перекрывает воду. Оба крана. Возвращается в ванну.
— Краны совсем заржавели. Раз в полгода закручивать надо.
— Понятно.
— И трубы покрасить.
— Понятно.
— И лучше светлой краской.
— Понятно!
— Летом крась, что б блестели.
— Понятно!!! Сейчас-то что? Не лето?
— Сейчас не надо.
— Не надо — так не надо.
— А почему не надо — знаешь?
— Знаю.
— Почему?
— Знаю, знаю.
— Вот и скажи — почему?..
Женщина молчит.
— А потому, что...
Бубнение и гуд в кране и трубах, передавшиеся от соседей заглушают слова сантехника.
— Уразумела?
Женщина коротко и горячо кивает.
— Помой ручки у кранов. Ручки всегда кипельные должны быть. Вот инструмент мой. Глянь. Да ты глянь! Чи-истенький! Весь блестит!
— Слушай, ты может выпить хочешь? Я налью — у меня есть.
— Это никуда не убежит. Вот дело сделаем... Мой ручки пока.
Женщина моет из кружки водой ручки кранов.
— С мылом мой.
—Ты их все равно снимешь — тогда и помою.
Мужчина задумывается.
— Ну, вот. Одна голова хорошо, а две... Отходи тогда. Я снимать буду.
— Я пока на кухню пойду.
— Погодь! Понадобишься.
— Понадоблюсь — позовете!
— Мы, что?  В лесу, что ли? Буду через всю квартиру кричать.
Женщина обреченно опирается спиной о косяк, закрывает глаза.
— Держи меня,-- говорит мастер.
Женщина недоуменно открывает глаза.
— Чего Вас держать-то?
— Чего ты мне “выкаешь”? Все свои.
— Какие свои... Ладно, — быстро добавляет женщина. — Где держать?
— За ремень держи. Я наклонюсь, посмотрю под краны. Трещин еще не хватало.
Он наклоняется. Женщина вяло держится за ремень.
— Ты меня держи, —  бурчит мастер.
— А я что?
— А ты за меня держишься.
— Я Вам что — подъемный кран?
— Опять “выкаешь”, — замечает Иван Григорич.
— Как держать? — после паузы спрашивает женщина.
Мастер опять нагибается под краны. Шарит рукой.
— Ну, вот —  все в ржавчине, — недовольно бурчит он. — Руки измазал.
Женщина удивленно-насмешливо морщит лоб.
— Не морщь лоб, — замечает Иван Григорич. — Молодая еще для морщин.
— На себя глянь.
— Чего на себя. Я какую жизнь прожил? Я прожил жизнь долгую и трудную.
— Ага, в гражданскую воевал...
— Не воевал. И в Великой Отечественной не воевал. И что?
— Ну вот и ни что.
— А все равно трудную. В целом. А один никогда не жил. Все при семье.
— Представляю.
— Не представляй — не представишь. Двух на ноги поднял.
— И где они? Уж с тобой, точно, не живут.
— Не живут, не живут. Вон, краном занимайся.
— Я-я-я? — удивленно тянет хозяйка.
— А то я что ли... Ну давай — я.
Начинает греметь ключами.
Что откручивает, что-то меняет и закручивает.
— Все, — угрюмо бросает мастер.
— Сейчас налью.
— Успеется.
— Да ладно.
— Чего ладно? А опробовать?
— Потом опробую.
Женщина, желая быстрее избавиться от мастера, готова вообще-то горячим краном не пользоваться.
— Пороть тебя некому, — недовольствует Иван Григорич.
— Гляньте, в отцы записался.
— Вот заноза. А? Ну чего ты такая заноза?
— Не хуже других.
— Хуже... Хуже. К другим придешь...
— Хоть сейчас иди...
— Тьфу! Надо за вредность молоко с домоуправа стребовать.
— Я налью — у меня есть.
— Заладила одно: есть, есть. Говорила уж! Обязательно вот так вот — с порога и “на посошок”. Я ж все ж гость, как ни как.
— Хуже татарина.
— Тьфу! Сил нет. Как держусь? А вот снять бы ремень, да вдоль спины.
— Попробуй только. Как заору! Тоже тут. Учитель.  Я, может, сама учительница.
— А разговариваешь как?
— Да ты ж изнутри взорвешь! Пришел — сделал — выпил — отчаливай.
— Далось тебе: выпил, выпил. Без водки обойдусь. Ты бы лучше кран опробовала. Воду слей, постирай чего, а я  посижу, посмотрю — не подтекает ли.
Женщина в ужасе закрывается руками.
— Да ты меня тут с ума сведешь. Мало мне детей в школе, еще один клещ вцепился. Тебе чего надо? Ты чего вынюхиваешь? Ты может чего стянуть собрался?
— Думай о чем болтаешь! Как метла метет! Да я в жизни чужой копейки не возьму. Можешь сейчас уйти, оставить меня — придешь, все на месте будет...
— Я тебя “оставлю”. Я тебя “оставлю”! Ты... жить со мной будешь. Есть со мной, пить со мной, купать меня будешь, в туалет водить, переодевать. Я тебя теперь никуда не отпущу. А ну, стой! Куда пятишься? Стой!
Мужчина испугано пятиться . Потом подхватывает чемоданчик и выскакивает на лестничную площадку. Женщина кричит ему вслед:
— Завтра приходи. Я для тебя унитаз сломаю! Пап’а!
По коридору разноситься гулкое эхо захлопнувшейся двери.