Засуха. Глава 20

Соавтор главы Евгения Гут
*****************************

Я всё не решусь спросить, сколько же  Таточке лет?  Фигура, словно у молоденькой, ни капли лишнего. Первый раз сегодня увидела её в нарядном платье, просто – красавица! Хотела с балкона ещё раз полюбоваться, ждала, но видно – проглядела. И как она успела так быстро упорхнуть?  В такую жару и на улице – пусто. Только и вышел из нашего подъезда какой-то паренёк с тубусом в руках. Студент, наверное….

В моей крошечной однокомнатной квартире с уборкой управляться – милое дело. Да и желание быстрее взяться за письмо, меня подгоняло. Но заведённый обычай я всё же соблюла: скатерть расстелила, сервиз выставила. И развернула тонкие листочки.


Идочка! Родная моя!

Какое же тёплоё и подробное письмо ты написала!! И ругаешь меня за дело, но так  осторожно ругаешь! В полсилы! Будто обидеть боишься…. Ну,  обзови меня "дурищей бестолковой" или "курицей безмозглой"! Давно  меня никто не чихвостил!
Помнишь, как ты умела при случае "повеличать"?
Виновата я! Можно было лет двадцать назад послать о себе весточку! Почему же  я молчала? Не знаю. Не верила, наверно, что жизнь  так круто изменилась. Понять не могла, что и те, кто вовсе никуда не уезжал, однажды проснулись в  чужой стране!

Горжусь твоими литературными успехами, но больше всего меня радует, что ты по-прежнему полна сил,  не утратила ни чудного дара удивляться всему  новому,  ни желания во всё вникнуть и всё понять. Ты сохранила способность сопереживать  и помогать по мере возможности тем, кто нуждается в поддержке.
Годы не изменили тебя! Ты осталась самой собой!
У тебя нет свободного времени, но сохранились старые  друзья и старые привязанности. Знаешь, пронести детскую дружбу через все жизненные испытания – это совсем не шутейное дело. Это, если не подвиг, то великий труд души.  Не все на это способны, хотя  и знают, "душа обязана трудиться".
Помнишь Николая Заболоцкого?

Как тепло ты рассказываешь о девочках! Я даже не удивилась, что Виктория живёт именно так, как ты описываешь! Замечательно, что, как прежде, умеет находить "помощников"!
Иногда я думаю, что мы дожили до таких лет, когда ничего не должны и не обязаны никому. Нам можно всё, чего душа пожелает! Вот только душа  помалкивает, будто иссякли желания. Или какой-то внутренний контролёр не позволяет  эти желания признать полноправными? Вроде, не  совсем прилично в наши годы хотеть чего-то большего, чем пенсия и достойная старость в окружении детей и внуков!
Молодец Вика, она смолоду заглушила в себе голос этого контролёра! Умела не считаться с мнением осуждающего большинства! Обожала эпатаж! И смогла  остаться  такой до конца!
Помнишь её лиловое платье?
Передай Виктории от меня привет и спроси, какое из её желаний пока ещё не сбылось. Я записочку напишу и отвезу в Иерусалим, вставлю между камнями Стены Плача. Это считается, как бы напрямую самому Господу Богу просьбу передать!
 
 Знаю, как ты была привязана к Валерии и понимаю, что её смерть стала для тебя невосполнимой утратой. И Лерочку мне тоже по-своему жалко!
Вроде бы, всё у неё в жизни было, не хуже, чем у других, но она никогда не была счастливой. Просто не умела ею быть! Не могла не думать о том, чего нет, и радоваться тому, что есть.
Судьба долго испытывала её нуждой. И это мучительное испытание она стоически выдерживала на протяжении всей жизни. А вот испытание  достатком оказалось для неё непосильным. Не вписалась она в благополучную жизнь "новых русских", не сумела на старости лет насладиться  той свободой, которую дают  деньги. Даже желание изменить свою жизнь, свои привычки у неё не возникло. Кому нужна эта помидорная рассада, если можно и помидоры, и любые  фрукты-овощи, какие только на белом свете есть, купить спелые и чистые! Не было у неё, по твоим словам,  никаких желаний, кроме желания  вырастить и засолить, засахарить, замариновать, - запасти на чёрный день. Грустно.
Про "новых русских", к которым, как я поняла, относится сын Лерочки, судить не берусь. Я в жизни с ними не сталкивалась, хотя немало таких нуворишей поселилось и в Европе, и у нас тоже. Они  детей и жён  за границу вывезли, немалые деньги в недвижимость вложили. Тот же способ мышления! На всякий случай, на чёрный день, запасли "квашеной капусты".
Живут они, замкнувшись в своём кругу,  и никто не выказывает нетерпения с ними подружиться. Боятся их! Говорят: "Страшные люди! Кровавые деньги!" 
И сами они от людей отгораживаются высокими заборами: остерегаются, ждут то киллеров, то гангстеров. И получается, что у этих "новых русских" нет  ни  радости жизни, ни полноты ощущения свободы. Один страх.
Я иногда думаю, что большинству людей свобода и не нужна.  Она им в тягость. Смелые и свободные выглядят, как белые вороны. Или нет, как зелёные попугаи. Расскажу тебе про моих попугаев. Обнаружила я их случайно, а теперь с интересом наблюдаю за ними.
    
Ты знаешь, я ведь до сих пор не на пенсии. Привыкла и по мере сил работаю в маленькой частной психушке.  Иногда и ночью дежурю. Когда больные уснут, поднимаюсь в  комнатку для сотрудников. Здесь тихо и спокойно.  Вековые деревья молча заглядывают в окна, будто охраняют порядок и сторожат предрассветный покой.
В старом ясене дупло на дупле. Верхушка дерева поднимается над плоской крышей пятиэтажного здания, с которой я рассматриваю крону. Слышу, внутри кто-то плачет. Может шальная кошка забралась, а как спуститься, не знает?
Зачем ей, дурёхе, понадобилась такая  высотища?
Подхожу к краю крыши, глазами прочёсываю ветки. Ищу источник звука, требовательного, как младенческий плач. Ничего не вижу. Решила шугануть - длинной палкой ударить по веткам.
Взлетел, будто на батуте вверх подпрыгнул, довольно крупный ярко-зелёный попугай. С перепугу он сделал маленький круг над деревом, а потом   пошёл на большой. Летел  красиво и быстро, как французский самолёт "Конкорд":  наклонив  остроносую голову и задрав  прямой длинный хвост.
Откуда попугаю взяться в дупле старого дерева? Не наша это птица. Здесь такие не живут. Привозят их из Южного полушария, в клетках содержат, кормят из кормушки, поят из поилки.
Попугай сделал несколько  размашистых кругов, пару раз снизился и ухватил что-то внизу, а потом вернулся на дерево, будто я и не стою рядышком.
Тут уж я разглядела – гнездо у него, подруга и пять или шесть птенчиков. Все яркие, ядовито-зелёные с горбатыми красными носами!
Попугаи - птички заметные, отличаются и окрасом, и полётом от остальных. Их задача - выжить при полной свободе.
Получится ли у них?
 
Вот это и есть главный мой вопрос, после долгих рассуждений о  свободе и несвободе, о несбывшихся надеждах и нереализованных желаниях.
Думаю, что у нашего возраста, при всех его недостатках,  есть одно несомненное преимущество перед молодостью: не надо производить впечатление, казаться. Можно позволить роскошь -  быть собой: делать то, что хочешь, говорить то, что думаешь. И я не боюсь в чьих-то чужих глазах стать  "зелёным попугаем".

Если тебе, Идочка, доведётся увидеть Иннокентия, дай ему  номер моего телефона или адрес.

Нежно целую "через тысячи вёрст", твоя Ритуля.


Что-то здесь не то. Ведь в прошлом письме она писала о звонке Кеши! Я сравнила даты на штемпелях. Точно: это второе письмо Маргариты. А вначале пришло – третье. Неужели до сих пор их просматривают в органах и напутали, придержав одно из писем? Скорее всего, почта так сработала. Хорошо, что вовсе не затеряли.

Я прилегла отдохнуть. Всё-таки жара меня сморила, и я задремала. Разбудил звонок домофона. Как и обещала, появилась Анна. В руках – три огромные жёлтые хризантемы и круглая коробка с тортом.
- Анна, что за праздник?
- Ида Петровна, встреча с вами – всегда праздник. Я ведь по гостям не хожу, некогда. Вот к вам только и забегаю.
- Спасибо, что не забываешь. Хотя меня, кажется, из списков знакомых Волковых уже вычеркнули?
- Это вы о той злосчастной капусте? Да бросьте! Понятно, что недоразумение. Но я порядком испугалась, признаюсь. Для Элен это могло кончиться плохо.
- Господь с вами! При чём тут Элен?!
- Ида Петровна, вы, наверное, не в курсе, что у Элен слабое сердце? Ей и рожать запрещали. Неужели Валерия Ильинична вам не говорила? Для самого Алексея какие-то ягоды ландыша – слону дробина, а вот Элен запросто могла умереть.
- Странно, Лера об этом умолчала. О болезни Элен.
- Хватит о плохом! Смотрите, какой торт. Произведение искусства! Именно как вы любите: настоящий бисквит и масляный крем. Такие только Симочка печёт, в нашей столовой я специально для вас заказала.
- Вот и отлично. Сейчас чай будем пить. Тебе какую розочку: красную или вот эту, жёлтую?
- Нет-нет! В моём возрасте, фигура – это капитал. Беречь надо.
- Анна, капитал следует приумножать!
- Разговаривать с вами, Ида Петровна, одно удовольствие. И всё равно – не буду, хотя ужасно хочется!
- И мне хочется…. Но не могу! Вчера так печень прихватило, что еле отдышалась. Но торт твой не пропадёт! Завтра у соседки – юбилей, я голову ломаю: с чем пойти? А тут такая роскошь! Вот и решилась проблема сама собой.

У Анны зазвонил телефон. Она слушала, и лицо прямо на глазах превращалось в мертвенную маску. Она тихо спросила:
- Элен жива?
Я молчала и ждала, когда она сама начнёт говорить. Налила в стакан воды, подала.
- Ида Петровна, звонил Алексей Сергеевич. Отменил важную встречу, назначенную на вечер. Полчаса назад убит начальник охраны Парфёнов. Было покушение на Волкова, а пуля попала в него.  В соседнем доме, на чердаке, обнаружили раненого киллера, он в реанимации.
- Боже мой! Кому это нужно?!
- Не знаю. Мне надо идти.

Она поднялась, но покачнулась, ухватилась за край стола, коробка с тортом упала на пол…. Я склонилась на Анной, брызнула в лицо водой. Она открыла глаза:
- Простите, Ида Петровна. Голова кружится….
- Дышите глубже. Осторожней… Это из-за звонка.
- Нет. Второй раз за неделю. Никогда раньше такого со мной не случалось. Наверное, из-за таблеток….
- Каких таблеток?
- Элен привезла, из Испании. Сказала, идеально вес поддерживают. Курс пропьёшь, и на год хватает. Уже не поправишься.
- Вот ведь женщины сумасшедшие! Разве можно пить какие попало лекарства? Прилечь нужно. Может быть, «Скорую» вызвать?
- Нет-нет! Мне уже легче. Всё прошло….

Анна поднялась, взяла сумочку, и уже стояла возле двери:
- Не волнуйтесь, Ида Петровна. Мне, правда, срочно нужно идти. Я вам позвоню!
Она посмотрела в зеркало, поправила волосы и вышла.
А я подняла торт, который вовсе не пострадал, лишь слегка помялся с краю, отрезала себе большущий кусок и принялась за него, почти не чувствуя вкуса.

Продолжение http://www.proza.ru/2011/08/26/961