Как я собаку убивал

;; "До чего же ненавижу эту псину, блин"! 

 Мне с каждым оставленным во вчера днем кажется, что Небо- этакое кривляко шутливое. Несерьезное, улыбающееся вечно, рыжее и с веснушками, лет десяти. 

 Осень была еще осенней, не снежной. Дожди по желтизне на деревьях, лужи огромные, неудобный капюшон и начало учебного года. Помню портфель у меня был стремный жутко. С первого класса с ним таскался, а перешел уже в третий. Невероятная тяжесть. Еще и синий такой, типа кожаный, как у пионеров из "Ералаша". Стремный, как и говорил, короче. 

После школы домой плелся. Плелся и в школу, и домой. Не хотел идти ни туда, ни туда. Мне библиотека нравилась. Большая такая, пахнущая старой бумагой, светлая, с добрыми тетеньками в читальном зале. Там и тепло было и интересно. Но библиотека закрывалась в 16.30. И я плелся. Година была голодной. Есть хотелось всегда. Плелся по лужам, медленно. Еще и портфель этот тяжеленный.

Собака. Никогда не любил ее. Маленькая, типа белая, с коричневой грязью, вокруг морды, и закрывающим свинячьи глазки подобием челки. Всегда на меня тяфкала. В этот раз лаем не ограничилась и укусила за ногу. Было больно, но виду не дал. Домой доплелся. Закатал штанину, там синяк здоровый на голени. И болит, зараза.
 Взял малюсенький кусок колбасы, что для меня оставался, и на улицу опять ушел, типа гулять. Гулять всегда в охотку отпускали. Наверное дома шумно было со мной. Хотя мокро и холодно на улице. Но гулять мне нравилось все равно. Дома что? Телевизор с двумя каналами. Мультики только по выходным показывали и после "Спокойной ночи, малыши". А на улице... Да и на улице ничего. Но всяко лучше, чем дома с таким убогим телевизором. 

 Во дворе, возле помойки, старые сарайчики стояли. Малюсенькие совсем, видимо для лыж, да велосипедов- санок еще когда- то. Теперь пустые. Без замков. Там в карты с пацанами играли. Или в бутылочку с девчонками, если повезет. Но я другое применение сему пережитку старины придумал. 
 Собаку нашел быстро. Точнее она меня. Но колбаса в руке, как волшебная палочка, рычащую морду превратила в щенячью, с чуть приоткрытой пастью, висячим набок языком. Хвост, как сумасшедший, туда- сюда. Колбасой её в один из сарайчиков заманил и там запер. 

 Очень злой был. Хотел убить собаку. Кого- нибудь, на самом деле. Чтобы хоть кого- то сильнее оказаться. Без папки очень уж на свои силы начинаешь расчитывать. А сил маловато в третьем классе. Те, кто даже слабее меня были, но у них папка дома, пусть на диване и пусть с газетой, все равно меня в драке побеждали. А потому что папка у них был. Есть. А я без. 

 Час проходил вокруг сарайки. Иногда заглядывал внутрь. Собака не рычала больше. Только смотрела на меня странно как- то. А я сердился на нее. Боялся потому что. 

 Люди злее собак. Я вот никогда не плакал, когда у меня в карманах рылись. А остальные плакали. Я и подраться мог, хотя боялся. А те, кто плакали и побить не могли тех, кто их обшаривал, меня всегда колотили. А я не мог. Я же их знал. Дружил даже иногда с ними. Люди злее, все- таки.

 Подошел к сарайке. Открыл воротики. Собака выбежала, как укушенная. Я улыбался ей, помню. Улыбался долго еще. Колбасу мою съела, негодяйка. 

 А потом, наверное через день или два, собака умерла. Морда, все также грязная, стала еще и глупой, немного, из- за приоткрытой пасти и вывалившегося языка. Она лежала в маленьком палисадничке, который около соседнего домика под курилку старички заделали. Я решил, что умерла она от стыда.