Баллон сб-к чистосердечное признание 1998г

Сельский участковый писал отчёт. Время от времени  он поднимал голову и морща лоб, внимательно всматривался в потолок. Ничего там не найдя, вытирал с обвисших усов пот и, обречённо вздыхая, вновь склонялся над бумагой.

Через несколько минут напряженного труда очередной скомканный лист летел в доверху наполненную макулатурой корзину.

Тоненький робкий голосок, возникшей, как привидение, бабки заставил его вздрогнуть:
-Можно войти, милок?

Милиционер одернул лоснящуюся, давно потерявшую первоначальный цвет куртку и проворчал:   
-Уже вошли. Конечно, можно.
Бабка, заглядывая ему в глаза начала:
-Милок. Я вот тут… как это…, - но увидев под насупленными бровями сердитые глаза, замолчала.

Пауза не растопила вопросительно-холодного взгляда участкового. Он кивнул ей:
-Ну?
Бабка всхлипнула и запричитала:
-Ведь у меня ироды проклятые баллон с газом украли. Сломали замок на ящике  и утащили, окаянные!
-Здрасте-Насте, - изрек милиционер. – Не было печали… Ну, так рассказывай, что-ли.

Посетительница, помногу раз повторяясь, поведала ему свою банальную историю: и что ночью собака лаяла, и что она, вроде, в окно кого-то видела, и что побоялась выйти, а утром обнаружила кражу.

Когда он понял, что потерпевшая уже ничего нового ему не сообщит, прервал её:
-И что теперь делать? А?
-Как что? Милиция… ведь вы же… должны же…

Участковый взглянул на засиженный мухами приказ-плакатик «О вежливом и внимательном обращении к гражданам» и, поморщившись, произнес:
-Ладно, ладно. Знаю, что должны. Я зайду сегодня к тебе, а сейчас похожу по деревне, поищу.
-Вот и спасибочки, - старая так же бесшумно, как и вошла, исчезла за дверью.

Он ещё с минуту рассматривал плакат на стене, а затем скомкав в который раз начатый отчет, с силой зашвырнул его в угол.

Участковый был из тех, кому было легче раскрыть  преступление, чем отчитаться о раскрытии, и он довольно быстро нашёл укравшего баллон пьяницу и притащил его к дому известного скупщика краденого.

Барыга их уже ждал. Его маленькие свиные глазки на красном лице пытливо сверлили непрошенных гостей:
-Чего надо? – сверкнул золотым зубом хозяин.
-Чего, чего, -  передразнил участковый, - баллон  давай, вот чего…
-Какой баллон? Кто тебе натрепал? Он, что ли? – кивнул барыга на уже усевшегося возле забора пьяницу.
-Верни, говорю, баллон. Он у тебя в гараже стоит. Я знаю.
-Я сам знаю,  что и где у меня стоит, а  ворованного ничего нет.
Участковый схватил за шиворот почти уснувшего воришку.
-Ты кому продал баллон? Ему?
Что-то промычав, тот утвердительно кивнул.

Последовала такая словесная перепалка, что собака барыги, обезумев, сорвалась с цепи и,  задыхаясь от злобного лая, бросилась к калитке.

-Идите-ка отсюда подобру-поздорову, пока собаку не выпустил! – прокричал краснолицый.
-Хорошо, я пока уйду, но ты ответишь, - предупредил  деревенский детектив.

Он растормошил пьяницу и поволок к дому потерпевшей. Оставив ношу на улице, вошел в избу. Хозяйка, увидев его,  засуетилась:
-Неужель нашел? Вот молодец!

Тот хмуро кивнул и спросил:
-Сможешь узнать свой баллон?
-А как же. Сынок номерок  где-то записал… сейчас найду, - и она стала рыться в бумажках на комоде.
-Это хорошо, что номерочек записали, пригодится. Но тебе придется написать заявление.

Та испуганно отшатнулась:
-Како…како заявление? Ты погодь, погодь-ка. А без заявления нельзя?
-Нет. Нельзя. Бери свой номерочек и пойдем на обыск. Украли и продали твой баллон.
-Кому?
-Сама знаешь кому,
И участковый назвал уже известного барыгу.

Бабка оторопела. Её лицо превратилось в одну сплошную морщину. Ещё бы! Барыга в деревне пользовался популярностью.
-Я не пойду никуда, нет. А может и не мой баллон ему продали, на нем же не написано, чей…
-А как же номерочек, что сынок твой записал? – возмутился милиционер.
-Не знаю… нет никакого номера. Наверное, потеряла.
-Ну, ты даёшь, бабка! Да твой, ещё раз говорю тебе, твой баллон! Пошли.
-Да погодь, погодь. А кто тебе сказал?
-Кто упер, тот и сказал, - он мотнул головой в сторону окна.

Бабка,  увидев «Гитлера», накануне вымогавшего у нее деньги , обмерла и растерянно произнесла:
-Никуда не пойду. Ничего не знаю. Ладно уж, с баллоном-то… Пока есть один, а там видно будет.
-Ты мне скажи, пойдешь на обыск? Будешь писать заявление? – почти угрожающе спросил участковый.
-Не, не, что ты. Упаси Господь! – а затем, выждав паузу и наклонив голову, попросила: - Верни уж как-нибудь сам, без меня.
-А как же я его тебе верну, если надо написать заявление – раз, изъять – два и опознать баллон – три, - жестикулируя пальцами,  громыхал тот.
-Да-а? - протянула бабка. – Ну-у, значит, не надо ничего. Не надо. Милок, а может все-таки сам возьмешь, а?

Он некоторое время молча удивленными глазами смотрел на  бабку, а затем, наконец, его прорвало:
-Знаешь, что? Иди-ка ты… сама и возьми, если со мной не хочешь!

Раздосадованный участковый вышел, хлопнув дверью так изрядно, что в сенях с гвоздя упала ржавая подкова, а со скамьи свалилось пустое ведро. Кошка, подвернувшаяся под ноги, с диким визгом сиганула на чердак.

-Свят, свят, свят, - перекрестилась старая и, посмотрев милиционеру вслед, добавила: – Что же ты так расстроился, милок?

Прошло несколько дней. Участковый вновь сидел в своем кабинете и писал. Он писал теперь не отчет. Он писал объяснение по коллективной жалобе бабки-потерпевшей, барыги и «Гитлера».

Как и всегда, его взгляд блуждал по полу, потолку, но, как и всегда, ничего там не находил.

Под невидимым, но ощутимым грузом голова совсем ушла в плечи. В плечи, на которых жалко топорщились погоны с тремя звездочками и одной дырочкой. Видно, участковый уже был когда-то капитаном, а не готовился им стать.