Die schicksalkreuzung

- А ты совсем не изменилась.
И, что самое удивительное, я говорил чистую правду. За те (чёрт возьми! сколько же?) лет, что мы не виделись, она действительно совсем не изменилась. Те же светлые волосы, обнимающие плечи, те же губы, всегда улыбающиеся такой (понимающей, что ли) улыбкой, те же глаза цвета летнего утреннего неба. Хотя, нет. Глаза изменились. В них появилась некая (мудрость..?).
- Да брось ты, - с наигранной смущённостью ответила ты. - В таком случае, и ты остался таким же мальцом, как и был…. ээмм…сколько лет назад, не припомнишь? - засмеялась она.
- Нет уж. Время – это не тот зверь, о котором с тобой можно говорить.
Она в ответ стала чересчур серьёзной и как будто даже обиделась:
- На себя-то посмотри, - и отвернулась, делая вид, что ищешь официанта.
Я тоже решил помолчать пару минут, давая ей собраться с мыслями. Да и свои собрать в некое подобие порядка. Рядом с ней в моей голове всегда образовывалось что-то среднее между безмятежным летним лугом с пасущимися коровами и девятибалльным штормом, громящим неосторожно попавший в его объятия фрегат.

Первый раз мы встретились, когда я ещё учился в школе, в классе что-то в районе девятого или десятого. Был какой-то праздник: то ли новый год, то ли чей-то день рождения. Дело происходило на хате (как тогда было модно говорить) у кого-то из одноклассников, чьи родители неосмотрительно то ли уехали на дачу, то ли работали сутки и оставили квартиру на растерзание толпе старшеклассников. Вот там-то, среди этого кричащего, танцующего, пьющего, поющего месива я и встретил тебя. Я вышел из комнаты, где происходило основное веселье, и зашёл на кухню. Она сидела на стуле лицом к его спинке (я не знаю, как по-человечески это называется. Не как все нормальные люди – спиной облокотившись на спинку стула, а наоборот), держа в руках кружку с чаем, и когда я вошёл, сказала таким тоном, как будто это было что-то само-собой разумеющееся, что так и только так и должно  быть:
- Кружка чистая рядом с раковиной, заварка в маленьком чайнике рядом, кипяток на плите, варенье вот стоит, я из холодильника достала.
А потом мы сидели друг напротив друга, и я почему-то сел так же, как и она, наоборот, пили этот чай с малиновым вареньем, смотрели друг на друга и улыбались. Просидели мы там не знаю сколько времени, пару раз кто-то заглядывал на кухню, начинал говорить что-то на его взгляд очень остроумное, но видел нас, замолкал, улыбка сходила с его лица, и он тихо возвращался в основное пространство веселья.
А потом мы тихо, чтоб никто не заметил, вышли на улицу и полночи гуляли по набережной, взявшись за руки. Причём, я повторюсь, это всё было так, как будто так и должно быть, что по-другому ну никак нельзя. Меня мама потом отчитывала очень строго, что пришёл так поздно, а папа, наоборот, понимающе пытался защищать.
Я так и не смог потом дознаться, что же это была за девушка. То ли двоюродная сестра хозяина квартиры, то ли подруга кого-то из гостей.

Второй раз был  в то лето, когда я окончил школу и поступал в университет. Как я смог догадаться (именно догадаться, потому что ты сама о себе ничего конкретного не говорила, только какие-то намёки и обрывки), сама она родом была из какого-то другого города, скорей всего откуда-то с югов нашей необъятной родины. Ту неделю в середине лета мы провели вместе. В основном просто шатались по городу целыми днями. В один из тех солнечных дней мы впервые поцеловались. Потом она уехала в свой родной город, чтобы уже осенью вернуться сюда. 

Но осенью мы так и не увиделись. Как не встретились мы и той весной. Как и следующим за ней летом. Как и ещё несчётное количество лет. Несчётное – не потому что их было так много, а потому что… потому что.

А следующей страницей в нашей истории стал новый год. Опять праздник, да. Опять много каких-то людей, знакомых и нет, опять чья-то квартира. Ирония судьбы? С лёгким паром? Тот новый год мы встретили на улице под падающим с неба снегом. В общем, сплошная романтика.
После этого мы стали видеться чаще. Я в то время играл в одной молодой рок-группе. Она тоже пела в каком-то ансамбле. Начались совместные репетиции, выступления в третье-, а потом уже и во второсортных клубах, посиделки на чьих-то кухнях с водкой и заигрываниями своих новых песен. Наши отношения нельзя охарактеризовать одним знакомым мне словом. Это не было любовью. У неё были какие-то парни, потом – мужчины (и не зря - твоя красота сводила с ума с первого взгляда. О количестве мужских сердец, разбитых этой светлоглазой длинноногой блондинкой ходили легенды), о которых она не стеснялась рассказывать мне. У меня тоже были другие девушки, потом – женщины. «Потом» - это я говорю так, потому что прошло уже какое-то количество лет. Но с ней всё было по-другому. Не так, как со всеми остальными. Процитирую сам себя: «это всё было так, как будто так и должно быть, что по-другому ну никак нельзя». Мы оба это понимали. То, что из нас никогда не получится обычной влюблённой пары. Но также мы понимали, что мы нужны друг другу. Не просто нужны, а необходимы. Мы с ней никогда не говорили об этом, о наших отношениях. Ты – этакая снежная королева нового поколения. С волосами цвета свежевыпавшего снега, глазами цвета утренней росы, с фигурой, которой позавидовала бы сама Афродита. Я – тоже вполне себе ничего так парень. Не Марлон Брандо, но и не урод. Так что из нас получилась бы отличная пара, но этому не суждено было сбыться. В какой-то степени я её любил, да. Не знаю насчёт неё, но у меня где-то внутри было такое вот необъяснимое чувство. Если его назвать человеческим словом, то возможно, да, любовь.
Каждый раз, когда вспоминаю те времена (а случается это довольно редко), на глаза наворачиваются слёзы и в душе щемит такая светлая грусть-тоска, что хочется стать волком и выть на луну. Глупо, согласен, но что есть – то есть.

Помню ту ночь. Нашу ночь. Во всех смыслах этого слова. Обычно, уже позже (не знаю, «позже» чего - и её, и моя музыкальные карьеры к тому времени уже закончились), наши встречи проходили по какому-то глупому сценарию: алкоголь разных крепостей и вкусов, твои бесчисленные сигареты (я так и не смог отучить тебя курить, даже несколько раз сам брал в рот сигареты в самые «напряжённые» моменты. ты говорила: такая красивая женщина, как я, просто обязана курить. это закон жанра), чьи-то любовники приходили вечерами, обрывая нас на полуслове, полубокале, полутарелке, полупесне, (полужизни).
К своей красоте ты относилась так же, как и ко всему: так и должно быть. «Всё, что происходит с тобой – всё правильно» – это было её философией. Даже не совсем так. Она относилась ко всей своей жизни, как к чему-то, что ей только на время дали попользоваться, поиграть. Как к роли в фильме или спектакле. «Ну да, мне досталась роль такой сексуальной молодой красавицы. И что ж я могу поделать?»
Меня всегда несколько смешила её привычка говорить о себе в третьем лице из-за этого её необычного мировоззрения. И во втором. Малознакомым людям бывало трудно понять, о ком идёт речь, когда ты перескакивала с «я» на «она» или на «ты», имея ввиду себя. Мне тоже передалась эта привычка. А сейчас вспыхнула с новой силой, вот  я и перескакиваю с «ты» на «она».
Она рассказывала мне почти о всех своих любовных похождениях. («любовных»? – любовью там и не пахло). Я наверняка знал многих из них, но ты никогда не называла настоящих имён. (Мы и друг друга редко звали по имени). Но они проходили мимо как безликие призраки, какие-то эфемерные амёбы. Поклонники, друзья, пьянки, страстные любовники, заграничные поездки. Я знал о тебе всё. И в то же время, не знал ничего. Она открывала всю себя, не требуя ничего взамен. Она, заключённая в своей красоте, я это чувствовал, была бесконечно одинока (так же, как, в принципе, и любой человек на земле. но в ней это чувство вселенского одиночества и грусти доходило до крайности). У нас были странные отношения, да.
 
Я держу тебя за руку. На столике появились две чашки чая и свободной рукой мы делаем редкие глотки. Смотрим друг другу в глаза. Как и тогда, в первый раз, не произносим ни слова. Просто на нашей планете нет слов, уместных в такой ситуации.

Помню ту ночь. Нашу ночь. Во всех смыслах этого слова. Я не помню, с чего всё началось («началось»-то всё ещё много лет назад, на кухне в чашке чая с малиновым вареньем), с чего начался тот день, тот вечер. И вот уже – объятья в такси, поцелуи в медленно ползущем на седьмой этаж лифте (я почему-то отлично помню, что этаж был именно седьмой, но не могу с уверенностью сказать, чья - моя или твоя - квартира это была), дорожка из одежды и обуви по пути в спальню, снежный блеск твоих волос в свете луны и прохладная нагота на белых (таких же, как твои локоны) простынях. За весь тот вечер и ночь мы не произнесли ни слова. Слова были неуместны. Слов и так было чересчур много. До этого. До той ночи. Утром я проснулся раньше неё, оделся, посидел несколько минут, любуясь твоей спящей наготой, поцеловал (ты в ответ заулыбалась во сне) и ушёл. Так было надо. Так должно было быть.

Что случилось потом – не знаю. Я имею ввиду, почему эта ночь осталась единственной. Мы не говорили об этом. Но где-то в глубине души я знал, что её нельзя повторить.
А потом мы доросли до того возраста, когда надо задумываться о жизни. Когда уже не хватает ни времени, ни сил, ни (что самое главное) желания на всякие безумства. Ты становишься степенным, серьёзным, занятым.
Наши встречи становились всё более редкими, разговоры всё более бессмысленными и натянутыми, и, в конце концов, прекратились. Пару раз мы созванивались по телефону, но и тогда ограничивались лишь дежурными фразами вроде «привет как дела всё хорошо у меня тоже ну давай тогда удачи пока».
С тех пор прошло много лет. А может, и не много. Я не помню. Я давно уже ничего не помню.

А вот сейчас мы сидим за столиком в маленьком кафе и пьём этот уже остывший безвкусный чай. Я знал, что мы встретимся. Я не делал никаких попыток найти тебя, всё надеясь на какое-то чудо, на судьбу, на случай. Я знал, что в конце концов мы столкнёмся на улице, на выходе из метро, в очереди в магазине, на соседних креслах в самолёте, летящем на другой конец света. Так и случилось.
Мы встаём и, всё так же держась за руки, выходим на улицу. Проходим пару шагов, вдруг ты останавливаешься, высвобождаешь свою руку из моей.
- Что-то не так? - спрашиваю я.
- Я сейчас, - отвечает она и направляется назад к дверям кафе, - сумочку забыла.
- Так у тебя же не было с собой никакой сумки, - с улыбкой и тревогой говорю я.
- Я сейчас, - ещё раз рассеянно говоришь ты. И исчезаешь за дверью.
Я быстрым шагом тоже возвращаюсь к дверям кафе и захожу внутрь. Оглядываюсь, ища тебя взглядом. В кафе не многолюдно, лишь иностранец с кофе читает книжку, женщина средних лет нервно теребит телефон да влюблённая парочка воркует в углу. Её нигде нет. Я подхожу к официанту и спрашиваю:
- Сейчас буквально минуту назад зашла девушка, где она?
Он удивлённо смотрит на меня:
- Какая девушка? Никто сейчас не заходил.
- Ну как же, - недоумеваю я, - мы с ней сейчас сидели, пили чай, вышли, а она сказала, что забыла сумочку и вот буквально передо мной зашла.
- Простите, но вы что-то путаете, - ответил официант. - Да, я помню, что вы сидели и ушли, но она не заходила обратно.
Женщина с телефоном странно косится на меня. Я подхожу к ней и говорю:
- Ну Вы же должны были видеть, как она заходила, Вы же прямо напротив входа сидите и смотрите на эту дверь, как будто с минуты на минуту из неё должно появиться счастье всей Вашей жизни.
- Да, - говорит она, - Вы совершенно правы, в эту дверь с минуты на минуту должно войти счастье всей моей жизни. Но, как бы мне ни хотелось не расстраивать Вас, но в эту дверь в последние двадцать минут никто не заходил. Ни девушка, которая, как я понимаю, могла бы стать счастьем всей Вашей жизни, - тут она вздохнула и посмотрела на запястье руки, наверное пытаясь найти там часы, но не нашла их и взглянула на телефон, - ни моё счастье.

Я ещё раз оглядываю маленький зал кафе и выхожу на улицу.