Глава 18. Освоение положения

Город был просто огромным! Множество улиц, улочек, бульваров, лавок и пивнушек. А домов-то, домов! Где-то далеко, над морем домиков, возвышалась белая крепость с золотыми куполами. За огромной белой стеной находилась церковь и замок.
У окраины этого городка высилась небольшая часовня.
Максим восхитился искусностью мастеров, построивших это сооружение. Само построение было необыкновенным и настраивало на умиротворение, картины на стенах только подчеркивали это. У больших резных с золотистыми узорами дверей стоял монах в черной рясе с длиной бородой, осенял крестом входивших в часовню и что-то напевал прокуренным басом.
Максим подошел поближе. Вдруг он вытянул шею, а потом сделал несколько шагов, чтобы оказаться рядом с духовником.
Точно, большой золотой крест был подделкой, причем, довольно дешевой.
К монаху подбежал мальчик, выбежавший из церкви, ему было лет десять-одиннадцать.
- Дядя Авроний…
- Как ты выражаешься! – гаркнул монах, а потом понизил голос. – Особенно при народе.
- Батюшка Авроний…
- Постой пока тут, а я отойду на минутку.
- Батюшка…
- Чем это от тебя пахнет? Курил? – монах строго посмотрел на мальчика.
- Нет, что вы батюшка Авроний, я никогда!...
- Смотри у меня! Ладно, держи, - он передал мальчику крест. – Я сейчас.
- Но, батюшка…
- Или ты желаешь пойти Против? – он грозно взглянул на растерявшегося сразу паренька.
- Н-нет…
- Вот и ладненько, - монах удовлетворенно кивнул и поспешил уйти.
Он спрятался за углом сарая, но Максим стоял так, что все видел. Монах достал сигарету и трясущимися слегка руками зажег ее, затянулся. Потом блаженно закатил глаза и кольцами выпустил дым. Он выкурил несколько сигарет, его зрачок уже стал пугающе большим, что придавало ему безумный вид. Тогда он достал из мешочка на поясе какую-то травку и положил ее под язык. Видимо, это от запаха. И вышел из-за сарая слегка заваливаясь на бок. Видимо, травка тоже была не безвредная.
- Батюшка Авроний, вас крестить младенца зовут! – прокричал, наконец, мальчик.
- Что же ты мне не сказал? Они же ждут! – произнес задумчиво монах.
-Конечно, ждут! Батюшка Медон еще вчера уехал к тетушке Азалии, а батюшка Мефалий сейчас занят…
- Хорошо, я иду. А ты стой тут, понял?
- Конечно, - закивал паренек.
- И смотри у меня!... Если узнаю, что куришь… - монах покачал головой, показывая, что будет плохо.
- Да я никогда! – возмутился мальчуган, но возмутился вежливо.
- Хорошо. Все, я скоро вернусь, - монах отвернулся от ребенка и зашел в церковь.
Мальчик проверил, точно ли тот ушел, и побежал за тот же сарай.
- Ну где же? – пробормотал он отчаянно. – А! Вот же!
Он поднял недокуренный бычок, зажег и, быстро и часто прикладываясь, докурил, вздрагивая от любых звуков.
Докурив, выкинул остаток и сплюнул.
- Да откуда ж ты узнаешь, сам, - тут он ругнулся, - куришь, а мне, типа, нельзя. Ха! – ребенок, теперь казавшийся сатаненком, злорадно ухмыльнулся.
Максим со вздохом отвернулся от этой отвратительной картины и двинулся в центр города по маленькой улочке, которая постепенно расширялась и становилась более людной.
Дорогу пересекала маленькая девочка лет пяти с маленьким котеночком на руках. Потом зашла во двор. Когда Максим проходил мимо просвета между домами, то увидел такую картину: девочка взяла и выкинула котенка в помойный контейнер.
- Ты что делаешь?! – крикнул дух, забыв, что люди его не видят и не слышат.
- Пока-пока! – помахала не сильно расстроенная девочка с равнодушным даже взглядом и вприпрыжку пошла обратно.
- Что ты сделала? Зачем ты котенка выкинула туда? – поймала ее за руку какая-то женщина.
Взгляд у нее был суровый.
- Мне бабушка сказала выкинуть котенка в помойку, - пролепетала девчонка.
- Никогда не делай так больше, ему ведь больно! – хмуро сказала женщина.
И пошла доставать жалобно пищащего кошачьего ребенка из контейнера.
К ней подошел какой-то мужчина, по-видимому, ее муж, а чуть позже предложил взять его домой.
- Да куда нам? У нас и так их десять штук… - несмотря на сказанное, женщина видимо и сама думала о том, чтобы взять котенка. - Хотя ведь и тут не оставишь. Может быть, еще отдадим кому-нибудь… Хоть Настя порадуется, - решила она, а муж забрал кошечку у нее и сам стал гладить ее, женщина тоже поглаживала пищащий комочек.
Так они и ушли…
Максим медленно побрел дальше, вскоре забыв недавний эпизод с котенком.
«Что мне делать? К чему стремиться? Чем заниматься?» - снова вернулись старые привычные мысли, они были потерянными, с легким привкусом отчаянья и паники – обычная приправа.
Подавлять их бесполезно, они все равно тихонько выходят из-под контроля.
Незаметно наступил вечер. Максим так долго бродил по улицам, что уже совсем стемнело.
Куда ему теперь идти? Что для него теперь жизнь? Чем ему заняться? Какие у него теперь ценности? Ответов не было совсем, но и больно не было, потому что мозг старательно прятался от правды, не задевая проблемы. Поэтому не было осознания, оно было за пеленой.
Внезапно Максим услышал всхлипы и срывающийся шепот, полный боли и отчаянья.
- За что? За что? Ну почему так! Почему так бывает!
Максим поплыл на этот звук и даже прошел сквозь стену нечаянно.
На кровати в своей комнате сидела девушка и ревела.
- Никто меня даже не выслушает! Подруги оказались… не подругами. Твой лучший друг – твой самый злейший враг! Дружба – это согласие двух сторон временно быть вместе и общаться друг с другом. Но это временно, в любой момент они могут уничтожить это соглашение. От любви до ненависти – один шаг, даже меньше. А если люди дружат долго, то это еще и привычка. Как мне надоела эта ложь и притворство! Я больше так не могу! И в любви у меня все ужасно. Я любила его столько лет! Даже разлюбила, наконец! А потом опять полюбила… А еще, оказалось, у него есть девушка. Зачем мне жить? И оказалось все таким… - девушка уже была не в силах остановить рыдания, руки ее, как и все ее тело, тряслись.
Она заглянула в ванную и схватила лезвие.
- Говорят, это самый безболезненный способ… - прошептала бледная девушка с отчаянным, но неуверенным видом.
Максим бесновался, но это было бесполезно – его не видели и не слышали.
Девушка поднесла лезвие к дрожащей руке, к запястью. Вдохнула побольше и напряглась. Длились секунду, казалось бы складываясь в вечность. Девушка не смогла. С надрывным рыданием она отбросила лезвие и осела  на пол.
Максим смог немного расслабиться и облегченно выдохнуть. Он никому не мог помочь! И не мог остановить от необдуманного поступка или злодейства… Это оказалось довольно тяжело – переносить свою беспомощность и непричастность к этому миру. Тем более это было тяжело бывшему ангелу.
- Не могу! – вскрикнула вдруг девушка, обняла колени и спрятала в них лицо, закусив губу. – Нет, я не люблю его! Я не хочу! – уже кричала она, ее била крупная дрожь. – Но почему, когда я тебя вижу, сжимается сердце? Почему, Коля? Почему тогда, когда я думаю о тебе, мне больно? Почему я так жажду твоих поцелуев? Почему я так хочу, чтобы ты меня обнял! Да я сама себя за это ненавижу!... Почему мое настроение, да и все жизнь, завязана на одном твоем «привет»? Я не хочу больше тебя любить! Да я уже не люблю! Но тянусь к тебе… Столько лет… Ты все не замечаешь меня, а я люблю все сильнее! И вроде бы разлюбила, наконец, но стоило увидеть тебя снова… Да что за наказание! Огонь все еще не погас, все еще горит в сердце, а в душе только ты! И мне никто не нужен, даже я сама!... Ты всегда во мне, а рядом тебя нет! Нет! – крупные слезы покатились по щекам девушки, по шее, мочили одежду, но ей было все равно. – Ты как дьявол! Сидишь во мне, мучаешь, убиваешь изнутри… Как я хочу это прекратить! Но как? И только ты можешь сделать меня счастливой, только благодаря тебе бьется мое сердце… А теперь ты не можешь мне сказать даже простого «привет» иногда! А я живу уже только этим! Не отбирай… Да, я люблю! Нет, и это не правда… - ее голос вдруг понизился до шепота, а Максим подумал, что ему самое время уйти. – Для меня всегда идет дождь, всегда темно, нет ни намека на свет! Он есть днем, но это все фальшиво… Я дышу, говорю, хожу, даже чувствую, но я не живу, не могу! И одновременно я все же жива, я оживаю рядом с тобой… Хотя бы увидеть тебя! Вроде бы еще бьется сердце… Но вот я вспомнила тебя – и снова сердце замирает, спотыкается! Вспомнила, что я одна, что не могу забыть тебя, что я просто не хочу так жить! Но живу… И это сводит меня с ума… Почему! Почему ты никогда не будешь со мной, почему я не могу полюбить другого! Я все равно вспоминаю тебя! Мне надо уехать как можно дальше от тебя, удалить твой номер, порвать все связи, потерять твое фото! Но как же я пожалею об этом потом!... – она вздрогнула. – Ты как отрава, но одновременно только с тобой я могу жить…Наркотик, - усмехнулась. – Тупое сравнение, всегда бесило… Но ведь похоже! Я хочу быть нормальной, я хочу жить! – после последнего выкрика ее речь стала совсем неразборчивой, слезы душили ее, и девушка замолкла.
«А я теперь только сторонний наблюдатель… Ни помочь, ни сам жить я не могу…» - осознал Максим и похолодел.
Он бросился бежать, пытаясь сбежать от себя, от своего существования, от своих мыслей, даже от этой девушки…
«Мне надо забыться, да… Отвлечься чем-нибудь… Но как? Мне даже сон не нужен!»
Он испытывал то чувство, которое испытывает человек, получивший слишком много свободного времени, чересчур много. И который не обременен никакими делами. Но ведь он должен чем-то занять себя! Но у человека короткая жизнь, и он просто так устроен, что у него никогда не бывает полной свободы. А вот у вечного духа, которому не надо есть, спать, так как он бестелесный… У него нет сообщения с миром людей, то есть нет даже самого простого занятия – общения. У него нет каких-то глобальных целей, и он едва может держать материальные предметы. Он просто выброшен из жизни, но существует, а значит, должен чем-то занять себя, свой ум. Но вот чем? О здоровье беспокоиться не надо, фигуру поддерживать тоже ни к чему, нет физического тела… Нет талантов к музыке, писательству или изобразительному искусству…  Значит, ни спорт, ни творчество не может занять всю его бесконечную вечность. Всю эту пропасть… Может, стремиться к абсолютному знанию? А если душа не лежит к вечному учению? Да и кто сможет вечно только учиться, без отдыха, без отлынивания! А желания у Максима остались ведь те же, то есть поиграть, пообщаться, полетать, побездельничать… И ему-то вдруг посветить себя такому трудоемкому и монотонному делу?
Еще хуже было то, что ощущение мира вокруг стало намного слабее. Парень уже не может насладиться ароматом трав, свежестью легкого ветерка… Он Ведь едва-едва может уловить порывы ветра в бурю, почти не чувствует дождь… Лишь осязание, чувство прикосновений, все еще с ним. Но как долго оно будет верно ему? Ведь он может пройти сквозь, а значит, не почувствовать ничего… Как? Как это получается?
Максим подплыл к ближайшей стене и попробовал просунуть руку сквозь нее. Не вышло, как он и ожидал. Но на этот раз он постарался задуматься и отстраниться от действительности, а затем снова протянул руку, медленно, словно бы во сне. Она спокойно прошла сквозь стену, будто бы и не было впереди преграды. Максим тут же испугался, но интуиция подсказала ему, что стена может затвердеть, если он «вернется в реальность», и рука останется там. И неизвестно, можно ли будет ее тогда вернуть… Максим выдернул руку из стремительно твердеющей стены. Нет, проходить через такое ему что-то расхотелось…