Заблудившийся алхимик

Тинктура, гладко  и  лаково  бликовавшая  синим, в  сочетании  с  корнем  оникса  дала  неожиданный  желтоватый  отлив. Отмерив  на  тонких  и  изящных  весах  необходимую  порцию  белого  порошка, алхимик  взял  серебряную  лопаточку  и  всыпал  рассчитанную  дозу  в  толстопузую  колбу, куда добавил  раствор  купороса, блеснувшего  малахитовой  зеленью, после  чего  долил  изначальный  раствор. Смесь  тотчас  заиграла  золотисто, будто  любуясь  собой; а  тонкие  языки  пламени  ожидали  уже, танцуя, сладкой  и  славной  работы. Белый  дым  окутал  слоисто  лабораторию. Алхимик  чихнул, сняв  очки, протёр  глаза, и, уверенный  в  очередной  неудаче, стал  прибираться  не  спешно.
 С  толстым  томом  подмышкой, посверкивая  безоправными  очёчками, спускался  он  по  лестнице – знакомой  донельзя, шершавой  лестнице  из  грубого  камня – когда  вдруг  стал, оглушённый  тарахтеньем  неведомого  агрегата – тот, рыча, фырча, посверкивая  круглым  циклопьим  глазом  пронёсся  мимо, и  седок  на  нём  обернулся  на  миг  удивлённо. Железный  дракон? – подумал  алхимик, - Верно, переборщил  с  альфа-бетой  кранавиуса…Он  шёл  по  улице, погружённый  в  расчёты, и  цифры, мелькавшие  в  мозгу, не  давали  увидеть  изменившиеся  городские  пейзажи.
-Ну  и  пугало! – вдруг  услышал  он; тиски  формул  в  сознанье  его  разжались, и, будто  выныривая  из  водоёма  мысленных  трудов, он  увидел  стайку  молодых  людей, один  из  которых  тыкал  пальцем  в  него – придворного  алхимика  князя  Рудольфа…но  во  что  одеты  они – эти  молодые  люди! – что  за  узкие  штаны  из  грубой, синеватой  ткани, к  тому  же  разрезанные  на  коленях? Что  за  дикие  балахоны? И…они - эти  парни – испускают  дым, вынимая  изо  рта  тонкие, белые  палочки…
 Ужас винтом  вворачивали  в  точный  и  тонкий  мозг  алхимика; властная, косматая  рука  глубже  и  глубже  вкручивала  его  в  серо-янтарную  плоть  мозга,  – когда  учёный  увидал  дома: гладкие, высоченные  дома, играющие  и  бликующие  сплошным  стеклом, уходящие  в  небо, стакнутые  с  облаками – а  мимо  него, познавшего  бездны, летели, грохоча, железные телеги: телеги  крытые, быстрые, без  запряжённых  в  них  лошадей. И  вместо  привычной  брусчатки  под  ногами  была  серая  гладь  улицы – улицы, покрытой  неизвестным, твёрдым, плоским  составом...
 Корень  оникса  в  этот  момент  распускался  причудливой  химерой, превращаясь  в  князя  мира  веществ, наливаясь  новыми  свойствами, брызжа  золотистыми  звёздами  смеха…