мм зощенко малоизученные страницы биографии

Двадцатые годы в жизни Зощенко – самые потрясающие и неповторимые по своей плодотворности, активности и славе. Его оригинальные, смешные рассказы популярны и востребованы страной. Зощенко не только читали, его рассказы передавали по радио, инсценировали и читали с эстрады. Книги Зощенко брали нарасхват. Только с 1922 по 1926 годы по утверждению Ц. Вольпе вышли 25 сборников рассказов, которые принесли Михаилу Михайловичу «всесоюзную славу юмористического писателя».
Имя Зощенко вызывало у людей улыбку и самого его считали хохмачом и комиком из уст которого как из рога изобилия сыпались только шутки, юмор, анекдоты.
Афиши с фамилией писателя, извещавшие о его приезде в какой-либо город повышали у народа настроение и производительность труда. Зощенко боготворили, с ним хотели познакомиться, забрасывали телеграммами и письмами, докучали телефонными звонками, назначали свидания…
Ни один из писателей того времени не был столь популярен и любим как Зощенко. Его знали и читали не только в столицах и крупных городах. Имя писателя становилось почитаемым и уважаемым для школьников и малограмотных граждан, для крестьян и жителей глубинок.
В борьбе с российской безграмотностью рассказы Зощенко для людей, познавших радость чтения, стали настольной книгой для них. Не успевала старательная рука выводить знаменитые слова: «Мы – не рабы. Рабы – не мы», как тут же оставив мел люди продолжали осваивать грамоту по рассказам Зощенко. В них простых, доступных, написанных словами из их повседневной речи народ видел источник знаний и откровений.
Но в огромной стране на ее обширном пространстве появлялись то тут то там предприимчивые субъекты – ловкачи, умело спекулировавшие на славе любимого народом писателя. Обыкновенные самозванцы, выдававшие себя за Зощенко, ничуть не смущаясь, не испытывая страха разоблачения, неожиданно могли объявиться в любом городе. Назвавшись именем писателя, за определенную плату читали из книги прихваченной с собой рассказы Михаила Михайловича. Sancta Simplicities! Обманщику внимали, его слушали и хохотали, веря, что перед ними настоящий Зощенко. Лже-писатели внезапно появлялись в поездах дальнего следования, на пароходах, на многолюдных курортах. Они дурачили людей, выманивали у них деньги и дискредитировали имя писателя.
Зощенко имел от этих авантюристов немало неприятностей. В. Каверин в своих воспоминаниях рассказывает о том, что Зощенко получал вдруг счета за проживания в гостиницах, из комиссионных магазинов или даже повестку в суд по уголовному делу. «Женщины, которых он в глаза не видел, с угрозами требовали у него алименты».
Слава, оказывается, не всегда бывает с добродушной улыбкой, с признанием и почетом. Есть еще, как видно, нелицеприятная обратная ее сторона.
Зощенко на себе испытал все «прелести» славы. Поэтому завершить эту исследовательскую работу я решил по-зощенковски – с юмором, предлагая рассказ об одном самоуверенном и талантливом авантюристе. Россия, как не удивительно, богата талантами самого разного рода. Пройдохи, мошенники, самозванцы и прочие беспардонные лицедеи были во все времена, они есть во множестве сегодня и еще будут пока на земле живут истинно талантливые, благородные и совестливые люди, каким был Михаил Михайлович Зощенко.

Глава 1
В приемную председателя исполкома уверенно вошел невысокого роста молодой человек, лет 30 – 35, в пальто и серой кепи. Лицо его смуглое и худощавое было серьезным и сосредоточенным.
- Здравствуйте, - сказал он.
Ответственный работник приемной товарищ Веников поднял глаза на вошедшего.
- Здравствуйте, товарищ. Вы по какому вопросу?
- Моя фамилия Зощенко – многозначительно произнес визитер и уточнил – Михаил Михайлович.
Товарищ Веников вдруг привстал и восторженно удивленно спросил:
- Тот самый?
- Простите, я не знаю, кого вы имеете в виду. Я – Зощенко – писатель.
- Именно о вас я подумал, уважаемый товарищ Зощенко. О ком же еще?! У нас в стране один писатель Зощенко и другого нет.
- Думаю, что не будет, – высокомерно произнес молодой человек.
- Я в этом уверен. Что же вы стоите? Присаживайтесь! – услужливо предложил Веников, бросившись к Зощенко, протягивая ему руку.
- Здравствуйте! Здравствуйте, товарищ Зощенко. Позвольте представиться – Веников Еремей Еремеевич. – Он восхищенно тряс посетителю руку и глаза его увлажнялись от умиления. Подумать только! Перед ним сам Зощенко – известный писатель-сатирик, рассказы которого вызывают неудержимый смех.
Веникова распирало от счастья. Он не отпускал руку писателя и вне себя тараторил:
- Как же! Как же! Знаем вас хорошо. Читаем и будем читать. Такие рассказы – обхохочешься. По мещанству так и бьют, так и бьют. Не в бровь, а в глаз.
- Да будет вам, - улыбнулся писатель, - рассказы, как рассказы, про всех нас.
- Не скажите, товарищ Зощенко. Очень нужные и полезные рассказы, - с серьезным выражением лица сказал товарищ Веников, поднимая указательный палец кверху.
- Мне бы встретиться с товарищем Булыжниковым, - неожиданно, переходя к цели визита, изложил свою просьбу Зощенко.
- Да, да! Непременно! Я доложу о вашем приезде Петру Макаровичу, - засуетился Веников и бросился в кабинет председателя исполкома.
- Веников влетел в кабинет и прямо с порога радостно, захлебываясь от переполнявших его эмоций, залепетал.
- Петр Макарович! Петр Макарович! Зощенко! У нас в приемной Зощенко. Сам Зощенко приехал к нам.
- Что? Кто? – вскочил из-за стола перепуганный председатель исполкома. – Сам Сошенков?! Председатель облревкомиссии уже здесь? Не предупредили, приехали сразу. Сволочи! – он обхватил руками голову и беспомощно сел. Товарищ Веников, проявляя выдержку, подошел к председательскому столу и, глядя на опущенную бритую голову Булыжникова, почти отечески сказал:
- Нет в приемной никакого Сошенкова. Ревкомиссия теперь до нас не доберется, потому что к нам приехал Зощенко. Петр Макарович, в приемной ждет Зощенко. Ну, вспомните. Писатель-сатирик. Рассказы смешные пишет. «Аристократка» - там, «Баня». Ну? Вспомнили?
- Сошенкова знаю, циркуляры его читал, а Зощенко – нет. Из управления культуры что-ли?
- Петр Макарович! Вы прям кроме работы ничем не увлекаетесь. Не читали Зощенко? Смешно.
- Цыц мне! – товарищ Булыжников хлопнул ладошкой по столу. – Некогда мне ерундой всякой заниматься, когда страна вступила в первый год своей первой пятилетки. Не вижу смысла тратить время на какие-то там рассказы. Но в этот момент в кабинет вошел Зощенко.
- Напрасно! Советую прочитать. Они у меня небольшие, написаны просто для обычных людей, даже малограмотных. – он достал из бокового кармана пальто тонкую книжицу и протянул председателю исполкома, - Зощенко Михаил Михайлович, писатель-сатирик, это вам от меня.
Товарищ Булыжников недоверчиво смотрел на протянутую книжку, словно соображая, что с ней делать.
- Берите! Сам Зощенко дарит свою книгу. Что же вы, Петр Макарович, оробели что-ли? – Веников от нетерпения даже пританцовывал, - автограф надо бы, товарищ Зощенко на книжке оставить, такая честь для Петра Макаровича будет.
- Но товарищу председателю моя фамилия ни о чем не говорит. Автограф, по-моему, не уместен.
- Что вы! Что вы! – запрыгал Еремей Еремеевич, у Петра Макаровича очень много работы и сами понимаете, что не сразу всех вспомнишь. Одних фамилий областных начальников – тысячи и всех надо помнить по имени-отчеству. А то как же! Забудешь или неправильно назовешь считай, что пропало, потрясения, притеснения всякие начинаются. Сначала с проверками зачастят, потом … такие пишут, то после них одна дорога – на Соловки. Кто ж туда хочет?  Я не хочу, и Петр Макарович не желает. Но Сошенков зуб на товарища Булыжникова имеет. А почему? Да потому что Сошенкова зовут Федот Пантелеймонович, а Петр Макарович возьми да назови его на областном совещании Федором Пантелеевичем. Намного лучше звучит против Федота Пантелеймоновича. Но Сошенков обиделся, закусил удила, как говорится, а он председатель областной ревизионной комиссии. Вот мы теперь ждем его со дня на день. Он-то зачем приедет? Что бы обязательно найти упущения, недоработки, недочеты, нарушения и может быть факты хищения.
- Ну-ну. – пробасил недовольно председатель исполкома.
- Нет! Таких фактов у нас, конечно, нет, - быстро продолжил Веников объяснять текущий момент Зощенко, - просто может так случиться, что резвые ревизионисты Сошенкова захотят найти такие факты. У них цель и задача. Найти и точка, чтобы потом Петру Макаровичу всю ответственность нести на себе и отвечать одному за всех.
- Дела-а! – понимающим голосом произнес Зощенко и стал вдруг подписывать книгу.
Он протянул ее еще раз председателю исполкома.
- Не бойтесь вы этого Пантелеймона Федуловича. Читайте лучше мои рассказы и смейтесь, если, действительно, смешно.
Федот Пантелеймонович, - вздохнул товарищ Булыжников правильно называя Сошенкова, - ночью во сне повторяю его имя. Будь он не ладен. Жена даже обижается.
- Плюньте! – махнул рукой Зощенко. – Я вот решил задержаться у вас. Как только Сошенков появится, вы сразу меня с ним познакомите, а я уж с ним как-нибудь разберусь.
- Правда? – радостно воскликнул Веников. – Михаил Михайлович, вы нам такую услугу окажете, что век благодарны вам будем.
- Век – это много. Век еще прожить надо. Лучше позаботьтесь о дне сегодняшнем. – рассудительно сказал Зощенко. – Буду признателен, если определите в гостиницу, поставите на довольствие и объявите о моем выступлении в местном клубе.
- Вы у нас выступите? – обомлел от радости Еремей Еремеевич – будете читать рассказы?
- Для чего же я тогда сюда приехал? – пожал плечами Зощенко.
- Почему вы сюда приехали на самом деле? – наконец прорезался голос у Петра Макаровича.
Зощенко спокойным взглядом посмотрел на товарища Булыжникова.
- Вы позволите, я присяду, дорога, знаете ли, утомительна все-таки, - сказал он, усаживаясь на стул.
Веников сел напротив, Булыжников закурил.
- С вашего разрешения я тоже закурю, - Зощенко сунул руку в карман пальто.
- Я не делаю вам упрека, Петр Макарович, - Зощенко прикурил папиросу и несколькими взмахами руки потушил горящую спичку, - хорошо вижу, что у вас государственные работы на первом месте и, понимая это, не обижаюсь, что вы не слышали обо мне и не читали мои рассказы. До того ли вам, когда страна бурлит от дел, как чайник на огне. Поэтому сочту своим долгом сообщить о себе некоторые биографические подробности. Вам тогда станет все понятно.
Зощенко сделал затяжку и, выпуская дым из груди, сказал.
- Дело в том, что в декабре 1918 года у вас в районе в совхозе «Маньково» я имел честь работать инструктором по птицеводству и кролиководству.
- Вы?! – почти в один голос воскликнули Булыжников и Веников.
- Представьте себе, - невозмутимо ответил Зощенко. Истинная правда. Десять лет тому назад я работал в только что созданном совхозе. Признаюсь честно – я мало что смыслил в птицеводстве, но поверьте мне, старался вникнуть в новую работу. Удивительное время было, еще оставались помещики, надеявшиеся на возвращение старых порядков. Честное слово, я об этом времени еще напишу книгу.
- Здорово! – вытаращив глаза, воскликнул Веников.
- Я не знал, что вы раньше были у нас, - признался Петр Макарович.- Сейчас в Манькове организована сельскохозяйственная школа огородничества, садоводства и пчеловодства.
- Хотелось бы там побывать – мечтательно сказал писатель.
- Устраивайтесь, товарищ Зощенко, вы для нас самый дорогой гость. Все ваши пожелания будут исполнены – вдруг встал из-за стола товарищ Булыжников. – Мы о факте вашей работы в совхозе доложим в область, а завтра организуем экскурсию по вашим местам, так сказать трудовой славы.
- Теперь-то к нам по-другому станут относиться в области – улыбнулся Еремей Еремеевич. – Шутка ли сказать. Сам Зощенко у нас работал. В области ахнут от зависти и пыл свой поумерят маленько. Не поверите, товарищ Зощенко,  утомили одними проверками.
- Да! Да! – стукнул кулаком по столу товарищ Булыжников. – Прут сволочи, не остановишь.
- Через каждую неделю едут, едут, едут, - вторил председателю исполкома Веников, - как будто здесь медом намазано. И всем дай, дай, дай. С пустыми руками никого нельзя оставлять. Попробуй отправь. Они тебя знаешь куда отправят… - товарищ Веников тяжело вздохнул, - шантажируют гады, понимают, что мы в их руках, а наша участь в содержании справки о проверке. Справку-то по всякому можно составить: одна может орденом обернуться, а другая топором. Вот так и работаем – встречаем и отправляем. Но теперь-то уже будут знать куда едут. Мы, товарищ Зощенко, если вы, конечно, разрешите, вашим именем будем от них отбиваться и защищаться. Всем проверяющим так и скажем, что теперь они сами попадут не в справки или акты проверок, а в рассказы самого Зощенко и вся страна будет над ними смеятся.
- Разрешаю! – махнул рукой Зощенко.
- Спасибо! – с волнением в голосе произнес Петр Макарович и, выйдя из-за стола, двумя руками тряс руку писателя-сатирика. – Все сделаем для вас. Поселим. Накормим. Предоставим зал. Ни в чем нуждаться не будете. Вы очень правильно поступили, решив приехать в какой-то мере, родные для вас места.
- Знаете ли тянет – признался Зощенко, - Вот шевельнулось что-то в душе. Собрался и поехал.
- Правильно сделали, что приехали. Самое главное, что во время и кстати. – сказал Веников, – нам с вами теперь сам черт не страшен.
- Товарищ Зощенко, вы на полном серьезе поможете уладить шум с Сошенковым – спросил Петр Макарович.
- Он слова не пикнет против вас – убедительно ответил писатель.
- Ох, выручите. Просто спасете, если так. – Сжал кулак товарищ Булыжников и тут же взял в руки подаренную ему книгу, - обещаю, товарищ Зощенко к вечеру прочитать все рассказы из книги.
Он повернулся к Веникову:
- Давай, всех поднимай на ноги, но что б мне товарищ Зощенко по высшему разряду был обслужен, что б как почка в масле катался, пока в районе живет.
Такой человек к нам приехал! Это тебе не Сошенков, а Зощенко. Понимать надо.

Глава 2
В районном Народном Доме, где проходили торжественные мероприятия и ставили свои спектакли артисты местного театра, народу набилось, как в бочке селедок – не протиснуться. Товарищ Веников поставил не только на ноги, но и на уши руководителей отделов исполкома, общественность, организации, учреждения.
Не прошло и часа, как весь городок только и судачил о том, что приехал Зощенко. Кто-то слышал о нем, кто-то даже читал его рассказы, но многие не имели представления о Зощенко.
- Кто такой? – спрашивали обыватели.
- Писатель! Балда, не знаешь Зощенко!
- Зощенко… Велика шишка.
- Ну, ты! Темнота! Он писатель. Понимать надо.
В других местах города уже говорили, что Зощенко когда-то работал в Манькове.
- В Манькове? В нашем Манькове? – удивлялись люди, округлив глаза.
- Брех один. Слухи. Что он там забыл. Писатель, ученый человек и попрется тебе в Маньково. Что он там забыл? Враки одни.
- Он тогда не был писателем, дубина ты неотесанная. В восемнадцатом году он там был. Десять лет назад. А теперь стал писателем. Смешные рассказы пишет.
- Про Маньково?
- Зачем про Маньково? Всякие рассказы обо всем, что на земле одно Маньково только. Чурбан ты дубовый! Приходи лучше в клуб и послушай человека.
До выступления Зощенко его имя уже было у всех на устах. Нашлись даже такие, кто помнил его, видел тогда десять лет назад. Вспоминая те годы, очевидцы задумчиво говорили: «Хороший человек. А как же – писатель! С книжками по Манькову ходил.
Сцену скрывали тяжелый багрового цвета занавес. Несмотря на свою тяжеловесность и грузность, занавес покачивался от гула, дыхания и волнения набившихся до отказа в зал людей. Они стояли в проходах, сидели по двое на стульях, на коленях друг у друга, на подоконниках.
В первых рядах сидели местные районные начальники во главе с Петром Макаровичем. Его место пока пустовало. Товарищ Булыжников находился на сцене за занавесом и ожидал с волнением своей минуты, когда ему предоставят первому выступить с приветственным словом и открыть вечер.
Зал  нетерпеливо гудел, как растревоженный улей, не отрываясь глядя на занавес, за которым прятался человек, ради которого они пришли, оставив все свои дела.
И вот наступил долгожданный для публики миг. Грузные шторы, как массивные ворота, медленно разъехались по сторонам, и на сцену вышел председатель исполкома в новом кителе и галифе. Гладко выбритая его голова и до зеркального блеска начищенные сапоги отражали свет большой круглой люстры под потолком.
В наступившей тишине вдруг раздались из разных концов зала голоса:
- Зощенко! Зощенко!
- Какой вам Зощенко. Это наш председатель исполкома товарищ Булыжников. Поаплодируем, товарищи!
Зал громко захлопал в ладоши.
Петр Макарович сделал еще несколько шагов к краю сцены и поднял руку.
Когда зал успокоился председатель исполкома обвел взглядом собравшийся народ и начал речь:
- Товарищи! У нас радостное и волнительное событие. У нас сегодня необычный вечер. Неожиданно, как снег на голову к нам приехал писатель Зощенко.
Весь зал стал хлопать неистово в ладоши. Булыжников снова поднял руку, успокаивая зал. Достал из кармана галифе платок и вытер вспотевшую лысую голову.
- Что тут говорить – волнение большое. Но честь, оказанная нам товарищем Зощенко еще большая. Давайте пригласим товарища Зощенко на сцену и попросим его прочитать свои рассказы.
И снова зал наполнился оглушительными аплодисментами и даже криками «ура!». Под восторженные аплодисменты и восклицания зала на сцену вышел писатель с книжицей в руках, такой же, какую он вручил Петру Макаровичу. Председатель исполкома, обхватив ладонями руку Зощенко, размашисто тряс ее и, поворачивая голову в зал, широко улыбался под новые волны аплодисментов.
Закончив приветствие, товарищ Булыжников опять обратился к народу:
- Сообщаю всем, что почитал рассказы товарища Зощенко и остался доволен, потому что смешно и правдиво. Еще сообщаю и официально заявляю, что товарищ Зощенко у нас не первый раз, он уже был здесь на нашей земле, когда работал с птицами и кроликами на ферме. Делал, так сказать, еще десять лет назад первые шаги  вместе с молодым советским сельским хозяйством. А теперь перед нами ни какой-то там куровод, а настоящий писатель-сатирик, - товарищ Булыжников широким жестом указал рукой на ожидавшего своего часа Зощенко.
Давайте поприветствуем еще раз нашего гостя и писателя! Под бурные аплодисменты наконец Петр Макарович спустился со сцены и глянул на свое место.
- Ну как? – спросил он у Веникова, сидящего справа от него.
- Речь достойная, Петр Макарович. Народ понял и Зощенко доволен – дал оценку выступлению Еремей Еремеевич.
Оставшийся на сцене Зощенко сразу поведал залу, что он не любит много говорить, рассуждать и вообще заниматься словоблудием.
- Все слова и мысли в моих рассказах. Поэтому, чтобы попусту не тратить время. Ни ваше, ни мое, я начну вечер с чтения рассказов.
Словно выражая одобрение словам писателя, люди дружно захлопали в ладоши. Зощенко читал просто, не придавая значения выразительности. Читал однообразно, даже монотонно, не выделяя слова ударениями или паузами, но читал как-то заинтересованно, завораживающе и заставлял публику прислушиваться к каждому слову. А слова-то в рассказах еще какие! Их родные слова. Из их лексикона, из повседневной разговорной речи. Знакомые, понятные, щемящие душу, правдивые и смешные.
- Во дает! – ошалев от изумления, произнес кто-то, пораженный доступностью и правдивостью рассказа.
Как загипнотизированные, люди, открыв рты, внимали голосу читающего, улыбались и хмыкали, толкая друг друга локтем в бок, качали головой и несдержанно хохотали.
- Во дает! – уже громче, в другом углу зала слышалась восторженное одобрение.
Зощенко читал рассказ за рассказом, останавливая чтение, прерываемое хохотом и аплодисментами слушателей. Он читал рассказы, как искусный кулинар подает и предлагает кушание – одно вкусней другого, оставляя изысканное блюдо на десерт.
Люди смеялись громко, несдержанно, не стесняясь, переглядываясь друг с другом, вытирая выкатившиеся, порожденные смехом слезы платком, рукавом или тыльной стороной ладони. Кто-то от смеха запрокидывал голову к потолку, кто-то хватался за живот, икал, кто-то сучил ногами и припускал от внезапного смеха в штаны. Бывает!
- Во дает! – хохотал товарищ Веников и хватал за руку Петра Макаровича. – Никакой Сошенков нам не страшен и все остальные. Зощенко их в пыль сотрет, нам только останется дунуть на нее.
- Угу. Угу. Угу. – кивал ему товарищ Булыжников, сгибаясь к полу со смеху и хватаясь за живот. – Ду-ду-ду-дунуть.
Зощенко долго не хотели отпускать со сцены. Ему продолжительно хлопали, а он выходил, кланялся и снова исчезал. Опять хлопали, вызывали, просили.
Тогда он вышел и объявил:
- Друзья! Это мое первое выступление, но не последнее. Завтра приглашаю вас снова сюда в этот зал.  Завтра, товарищи! Завтра. – Половинки тяжелого занавеса стали двигаться друг другу навстречу, скрывая сцену и Зощенко.
- Ура! До завтра! – закричала разгоряченная толпа и стала шумно расходиться. Обсуждая увиденное и услышанное.
Председатель исполкома, товарищ Веников, заведующие отделами культуры, образования, юстиции, народного хозяйства, начальник милиции и другие товарищи ринулись на сцену к Зощенко.
Они обступили его плотным обручем, жали руку, поздравляли с великолепным чтением рассказов, благодарили за исключительную и счастливую возможность услышать его голос и увидеть у себя писателя в районе. Районные начальники скалили зубы, пытались шутить, приобнимая его за плечи, заискивали и старались показаться писателю образованными, начитанными, умными людьми. Со стороны глядя на них, казалось, что они готовы были выпрыгнуть из штанов, чтобы только не быть похожими ни на одного из персонажей прочитанных со сцены рассказов и не дай бог, чтобы еще Зощенко не подхватил кого на свое сатирическое перо. Вот и лебезили они, стелились перед ним, показывая свою образованность, воспитанность, культуру.
По случаю приезда известного писателя-сатирика был устроен на средства исполкома грандиозный праздничный стол с выпивкой, закуской и женами ответственных работников.
- Товарищи! – поднимая первый тост, сказал Петр Макарович. – Я теперь знаю, что такое счастье. – Он посмотрел на всех присутствующих, а затем на рядом сидящего Зощенко и торжественно произнес; –  Счастье – это  служить делу Ленина и читать рассказы Зощенко.
- За Ленина! За Зощенко! – подхватило многолюдное застолье и все, встав, дружно выпили. Потом выступали другие участники застолья. Заведующий отделом образования говорил о том, что ученики района теперь будут сдавать специальный экзамен по творчеству Зощенко. Заведующий отделом культуры заверил и гостя и всех присутствующих, что отныне в репертуаре местного театра и сельских клубов будут постановки по рассказам Зощенко. Начальник милиции заявил, что он лично станет проявлять определенную снисходительность к тем нарушителям порядка, которые безошибочно ответят на вопрос: кто такой Зощенко и чем он дорог для района. Кто не ответит – будет сурово наказан по социалистическим законам.
Тостов и слов было много. Некоторые, выпив и осмелев, с рюмкой подходили к Зощенко, предлагая выпить на брудершафт, или просто лезли целоваться и обниматься. Они теперь уже забыли о собственной репутации и совершенно не думали о том, что станет ли кто-то из них вдруг персонажем какого-нибудь нового рассказа. Товарищ Веников, крепко выпив, но сохраняя четкость мысли и речи громко заявил, что товарищ Зощенко – это ангел-хранитель всего района и надежный талисман, отгоняющий злых духов, в лице проверяющих из области. Он поведал соратникам, что стоит ему или Петру Макаровичу показать пальцем на неугодного им областного проверяющего и тому сразу – капец! Он как миленький попадет в рассказ или фельетон товарища Зощенко. На такое благородное дело есть согласие товарища Зощенко.
Еремей Еремеевич поднял сжатую в кулак руку и угрожающе сказал:
- Вот они где все!
- Да, вот! – кивнул тяжелой, налитой водкой, лысой головой, основательно окосевший Петр Макарович. Он тоже хотел поднять кверху кулак, но не хватило сил сжать его и возвысить над головой.
Потом пели песни: «Наш паровоз», «Смело товарищ в ногу», затягивали «Интернационал», но было очень трудно выговорить это длинное нерусское слово, кроме этого никто не знал текста песни от начала до конца. Поэтому вместо «Интернационала» перекинулись на «Распрягайте хлопцы коней», и сразу же, как только распрягли коней,, начались танцы под гармошку и патефон.
Женщины толкая и сбивая друг друга с ног бросились приглашать Зощенко на туры. Растерявшийся писатель, от страстно протянутых к нему рук взмолился:
- Помилуйте, уважаемые дамы, я не ахти какой танцор, к тому же у меня больное сердце, отравлен, понимаете ли газами. Отказ писателя разочаровал и обидел возбужденных женщин.
- Как же так? – едва ли не плакали они, - Позвольте хотя бы подержать вас за руку.
Тут в разговор вдруг вмещался пьяный товарищ Булыжников.
- Не позволю! Что вы суете свои грязные руки к чистым пальцам товарища писателя. Ему еще рассказы надо писать.
- Ах какая жалость!
- Как это обидно.
- Несправедливость какая-то.
Женщины высказывали свое недовольство, но сгрудившись, не расходились, надеясь на удачу.
- Цыц мне! – топнул ногой председатель исполкома, -  что вы тут морщите носы свои криворотые. Товарищ Зощенко не желает танцевать. Но видя изобилие грустных глаз, томно глядящих на него, писатель сдался.
- Милые дамы,  я проявил бестактность, прошу меня простить. Я буду с вами танцевать. Со всеми.
- А-а-а – завизжали восторженно уездные примадонны и выстроились быстро в очередь для танцев с Зощенко.
Зазвучала музыка и все пришло в веселое кружение. Сделав один-два круга, писатель ловко и элегантно брал следующую партнершу, нежно прижимая к себе. Каждой из них Зощенко говорил любезность и признательные слова.
- Вы превосходно танцуете. Легки, как перышко.
- У вас чудная фигура. В балете вы имели бы успех.
- В ваших глазах я вижу легкую грусть, но в них больше нерастраченной любви.
- Вы меня волнуете. Если мы сделаем еще один круг, я могу в вас влюбиться.
Женщины томно опускали глаза, румянец выступал на их щеках, легкая дрожь пробегала по их податливым телам, и Зощенко слышал ее, и чувствовал тайное желание каждой партнерши. Веселье было в самом разгаре, когда Зощенко, переведя дух от танцев, наклонился к сохранявшему рассудительность товарищу Веникову, и сказал ему, что устал и хочет отдохнуть, но об этом не стоит говорить присутствующим. Он постарается уйти незаметно.
- Только есть одна просьба, - промолвил писатель.
- Невыполнимых просьб у нас нет, - заверил Веников. – Что вашей душе угодно, дорогой товарищ Зощенко?
- Хотелось бы остаток ночи провести с женщиной, - признался писатель.
Еремей Еремеевич улыбнулся и, прищурив один глаз, сказал:
- Уважаю! Вы настоящий мужчина. Кто ж вам приглянулся из них, - Веников посмотрел на танцующих дам.
- Я не претендую на красавицу, к тому же местными правами совершенно не знаком. Знаете ли скандал, ревность, объяснения, не люблю я это. Поэтому попроще, по обоюдному согласию. Одним словом от женщины с хорошей грудью не откажусь.
Товарищ Веников задумался. Как только Зощенко обмолвился о полногрудой и пышной даме, Еремей Еремеевич сразу же подумал об Олимпиаде Мифодьевне, жене товарища Булыжникова. Она была его любовницей, и они договорились, что Веников сегодня ночью придет к ней, пока пьяный Булыжников будет всю ночь напролет гулять. Она сослалась на женское недомогание и осталась дома. Именно поэтому председатель исполкома не хотел, чтобы женщины танцевали с Зощенко.  Если бы на застолье была бы его Липочка, она первая бы стала танцевать с писателем. Товарищ Веников долго в задумчивости не оставался и воскликнул – Ага! – придя к интересному решению. Еремей Еремеевич решил пожертвовать любовницей и женой Петра Макаровича во имя будущего благополучия и личного и районного.
Он наклонился к осоловевшему председателю исполкома и стал что-то шептать ему на ухо. Когда он произнес имя Олимпиады Мифодьевны, Петр Макарович встрепенулся, приходя в себя. Но товарищ Веников проявил спокойствие и настойчивость. Он тихо убеждал Булыжникова в перспективности дела.
- Это честь для вас, Петр Макарович. Ваша жена как никакая другая соответствует вкусам и пристрастиям товарища Зощенко. Я уверен, что Олимпиада Мифодьевна будет согласна и рада такому неожиданному предложению. Не убудет от такой встречи ни от вас, ни от нее. Только прибавиться. Зато Сошенкова сотрем в порошок.- Их взгляды встретились. – В пыль сотрем – добавил Веников, - вам только останется ее сдуть, но благодаря товарищу Зощенко.
Товарищ Булыжников взял со стола бутылку и разлил ее по рюмкам: Зощенко, себе, Веникову.
- Никому, ни за что, никогда!Но товарищу Зощенко доверяю и вверяю жену мою в его писательские руки.
Они сдвинули рюмки и разом выпили.
- Я провожу товарища Зощенко, - сказал Веников, вставая из-за стола.
- Вернешься и доложишь! – приказал хмурый Петр Макарович.
- Одна нога здесь, другая – там – отрапортовал Веников.
- Липочке скажешь, что я согласен ради спокойной жизни в уезде. Идите – махнул он рукой и налил себе еще рюмку.
В доме Булыжниковых горел свет почти во всех комнатах. На стук в дверь Олимпиада Мифодьевна открыла дверь быстро и проворно.
- Здравствуй, Липуля – сказал Веников.
- Ты даже раньше, - обрадовалась женщина, заходи скорей.
Зощенко сразу обратил внимание, что их  встречала объемных, вернее необъемных форм женщина, но не безобразная и не лишенная привлекательности. Бог наградил ее ростом и всем причитающимся к нему. Она не была рыхлой и мягкой бесконечно, в ее еще молодом теле оставалась упругость, стать и страсть.
- Липа, я не один, со мной Михаил Михайлович Зощенко. – словно извиняясь сказал Веников.
- Ах, господи ты, боже мой! – всплеснула руками женщина, поведя мощной решительной грудью, - Как я рада! Счастье-то какое! Прошу вас в дом, что же мы у порога стоим?
- Олимпиада Мифодьевна, товарищ Зощенко хотел бы познакомиться с вами поближе, - вкрадчиво произнес Еремей Еремеевич, - Петр Макарович вашему знакомству более близкому не противится.
Женушка томно вздохнула, сдерживая радость, боясь показаться слабой и несдержанной.
- Товарищ Веников, заверьте Петра Макаровича в моей, революционной преданности ему и пусть он спокойно отдыхает в свое удовольствие до утра и оттуда же направляется к месту службы.
Она лукавым взглядом посмотрела на Веникова. – Прощайте, товарищ Веников.
Олимпиада Мифодьевна распахнула шире дверь, как свои объятия.
- Проходите, пожалуйста в дом, дорогой Михаил Михайлович, - женщина улыбнулась и вдруг, схватив Зощенко за руку рывком, втянула его в жилище, захлопнув тут же за собой дверь голой ногой.

Глава 3
Только к полудню следующего дня ответственные работники исполкома нашли в себе силы вернуться в свои кабинеты. После ночных излияний с песнями и танцами в честь приезда товарища Зощенко, их больные, раскалывающиеся и гудящие как колокола головы с красными на выкат глазами, мало что соображали и смутно понимали минувший день. Но они усиленно предпринимали попытки руководить, давать указания и распоряжения, подписывать бумаги и решать насущные вопросы.
Уже битый час носился по городу товарищ Веников, разыскивая председателя исполкома. В руке Еремея Еремеевича еще с утра трепыхалась поступившая из области телеграмма, сообщавшая о приезде в район товарища Сошенкова с бригадой летучей ревизии. Председатель областной ревизионной комиссии настоятельно требовал в телеграмме выслать два экипажа к пристани ко времени прибытия парохода и встретить его там. Товарищ Веников уже знал, что один из исполкомовских экипажей взял в свое распоряжение товарищ Зощенко для поездки по району с заездом в Маньково. Поскольку писателя Зощенко теперь знала каждая собака в городе, достаточно было одного его слова, чтобы кучер согласился ехать, куда ему прикажет гость. Другой экипаж, принадлежащий исполкому, повез как будто Олимпиаду Мифодьевну по личным делам. Третий экипаж оказался в нерабочем состоянии из-за внезапной болезни лошади, поэтому посылать к пристани для встречи товарища Сошенкова оказалось что некого.
Веников метался, не зная, что ему делать в первую очередь: искать экипажи, чтобы направить к пристани, или все-таки разыскать Петра Макаровича. Председатель исполкома как сквозь землю провалился. Еремей Еремеевич, даже грешным делом подумал о том, что не покончил ли вдруг с собой товарищ Булыжников, протрезвев на утро и вспомнив о своем разрешении переспать собственной жене с Зощенко. То что его не было дома – это точно. Олимпиада Мифодьевна куда-то умчалась, одухотворенная и окрыленная любовью писателя и, кажется, совершенно не интересовалась судьбой рогатого мужа. Прошлой ночью она, как помнил Веников, просила передать мужу, что бы он после застолья сразу же отправлялся на службу. Но его там не было! Не появлялся он в служебном кабинете ни утром, ни в полдень. Где мог быть Булыжников? Веников ломал голову, и она шла у него кругом от всех разом навалившихся проблем.
Он хорошо понимал, что встретить Сошенкова обязательно нужно – во что бы то ни стало. Невнимание к нему, как проявление неуважения к областному начальнику могло обернуться для товарища Булыжникова в первую очередь большими неприятностями. Веников представлял какими. И от этих страшных мыслей его бросало в дрожь. Наконец, с горем пополам к двум часам дня ему удалось найти двух извозчиков и, пообещав хорошо заплатить, отправил их скорее пристани. Лучше позже, чем никогда, решил товарищ Веников, решил товарищ Веников, надеясь что за два часа пути, пока привезут Сошенкова с его бригадой, ему все-таки посчастливится найти Петра Макаровича. Живого или мертвого. Председателя исполкома случайно обнаружила уборщица Народного дома, где вчера выступал писатель Зощенко. Петр Макарович, свернувшись калачиком, спал в дальнем углу сцены за декорациями, подложив под голову книжку, подаренную ему писателем.
Не признав в полумраке товарища Булыжникова, женщина окатила его грязной водой из ведра и собиралась уже обхлестать тряпкой, как вдруг по мокрой лысине и сапогам узнала того на кого собиралась поднять руку с половой тряпкоай.
Уборщица вдруг завизжала от испуга и страха и бросилась бежать прочь.
Скоро здесь появился Веников. Разбуженный криком и воплями уборщицы товарищ Булыжников сидел, вытянув ноги, прижимаясь с стене и прикладывал к голове мокрую половую тряпку.
- Голова трещит, спасу нет, а в тряпке холодок, - объяснил он Веникову.
Еремей Еремеевич присел напротив председателя исполкома на корточки.
- Сошенков через час будет у нас. Экипажи к пристани отправлены – сообщил он информацию для Петра Макаровича. Но товарищ Булыжников как будто не слышал слов Веникова, спросил:
- Где Зощенко?
- Катался по району. Собирался в Маньково.
- Один?
- Ну, да.
- Где моя жена?
- Как обычно, где-то по своим делам.
- Она мне верна, Веников, понял, -  твердо произнес Петр Макарович.
- Никаких сомнений на этот счет, - Веников ответил так же убежденно и решительно.
- Эх, Еремей, Еремеюшка! Думаешь, я не знаю, что ты тоже с ней спишь, - покачал головой Булыжников.
- Что вы, Петр Макарович? Как можно? Я ведь…
- Ладно, не оправдывайся. Липочка сама мне сказала. Но ты член ВКП(б) и хороший работник. Верный, не то, что моя жена. – Он закряхтел, делая попытку встать на ноги.
Веников бросился к председателю исполкома и помог ему подняться.
- Слушай, Еремей, мы с Зощенко за концерт рассчитались? – спросил озабоченно Булыжников.
- Да, как положено. Вы распорядились, и я вручил ему пять тысяч, - ответил Веников.
- Пять тысяч?! – окончательно приходя в себя, воскликнул председатель исполкома, - Сошенков сожрет меня за такие деньги с потрохами. Он когда появится у нас?
- Через час уже будет здесь. Только он что нам? – гордо заявил Веников, - Зощенко его ам! и съест, только косточки выплюнет.
- Уверен? – поднял глаза на Веникова Булыжников.
- Петр Макарович, после вашей щедрости с женой Зощенко кого хочешь за ребро повесит, - весело сказал Еремей Ереемеевич.
Упоминание жены не очень взбодрило председателя исполкома, но придало ему решительности.
- Идем в исполком, будем встречать Сошенкова. Пусть только рот раскроет, я ему пасть тут же и прикрою. Шелковым станет быстро – этот Пантелеймон Феофанович. Он у меня такую справку напишет, что через неделю меня в область возьмут. Нет! Думаю в Москву. Попрошу Зощенко, пусть походатайствует. А что? Зря что ли жену мою тискал. Пусть поработает для меня. Ему не трудно – писатель.
- Вы, Петр Макарович, пожалуйста, про меня не забудьте. Обо мне слово забростьте – моля глазами, попросил Веников.
- Куда ж я без тебя? Мы, еще с тобой товарищ Веников, таких дел наворотим, что Сошенков от досады застрелится. В исполкоме, во всех кабинетах обсуждался неожиданный приезд Зощенко и его вечернее выступление.
- Люди хоть делом заняты – довольно произнес товарищ Булыжников, - вот она какая сила писательского слова. Весь народ всколыхнулся. Настоящая революция, Веников, а?
- Вне всяких сомнений, Петр Макарович, - сила! Сошенков разве народ? Так и нечего его бояться, - идя по коридору, говорил Веников.
- А я и не боюсь, - смело заявил Булыжников.
В кабинете, выпив графин воды, Петр Макарович закурил и, гордо усевшись за стол, стал, ухмыляясь, ожидать Сошенкова.
Минут через тридцать Веников доложил ему о прибытии Сошенкова с бригадой летучей проверки, он увидел из окна подкатившие экипажи. Товарищ Сошенков крупный и мясистый в гимнастерке на выпуск шумно вошел в приемную и прямо с порога сердито заявил:
- Что тут у вас творится? Почему не встретили, как подобает? Прислали какие-то доробайки. Никакого уважения к представителям областного ревизионного управления. Вы у меня попляшете! Где Булыжников? – рявкнул он.
- У себя, - спокойно ответил веников и услужливо открыл дверь перед Сошенковым.
Ах, как хотелось товарищу Веникову присутствовать при разговоре в кабинете Петра Макаровича и насладиться бледным видом председателя ревизионной комиссии. Но, увы! Субординация!
Появившегося злого Сошенкова товарищ Булыжников приветствовал вольяжно, оставаясь на своем месте и невозмутимо:
- Здравствуйте Федор Пантелеевич!
- Вы что себе позволяете? – побагровел от дерзкой выходки председателя исполкома товарищ Сошенков, - Я неоднократно повторял вам, что меня зовут Федот Пантелеймонович.
- Какая разница, - махнул рукой Булыжников.
- Вы пьяны, товарищ Булыжников? – вытаращил глаза председатель областной комиссии.
- Нет. Я просто счастлив от мысли, что вас ничуть не боюсь – сказал Петр Макарович.
- Это почему вдруг? – удивился Сошенков.
- Потому что у нас в гостях сам товарищ Зощенко – известный писатель-сатирик. Слышали про такого? Или вам читать некогда, Федор Пантелеевич, все дела, проверки, аресты. А это сам Зощенко! Понимать надо. У нас! – поднял руку с выставленным вверх указательным пальцем председатель исполкома, - Зощенко здесь, в Манькове, десять лет назад работал в совхозе. Земляк, можно сказать. Но величина! Писатель. Вчера он устроил концерт с чтением своих рассказов для всего города. Какие рассказы! Какой человек! Зная, что вы, товарищ Сошенков, приедете к нам с целью опорочить руководство района, в том числе и в первую очередь меня, товарищ Зощенко решил предотвратить несправедливость и обещал свою защиту и помощь. Если вы немедленно не уедете со своими ищейками, товарищ Сошенков, то товарищ Зощенко высмеет вас в своих фельетонах и рассказах, и над вами будет смеяться вся страна. Вы хотите этого Федот Пантелеймонович?
Товарищ Сошенков округлил глаза, слушая бред Булыжникова, пересыпанный вызывающей наглостью, и приходил в ярость.
- Ты что несешь, председатель исполкома? – побагровел Сошенков, наливаясь кровью, - Какой Зощенко?  Какие Рассказы? Булыжников, ты что спятил?
Но Петр Макарович и бровью не повел на гневную тираду товарища Сошенкова. Ухмыльнулся и только.
- Не кричите. Я вас не боюсь. Катитесь-ка с вашей ревизией колбаской по Малой Спасской, иначе Зощенко от вас мокрого места не оставит.
Сошенкова вдруг осенила мысль, что товарищ Булыжников сошел с ума. Спору нет, в стране Зощенко популярен и знаменит, его читают, рассказы вызывают смех, он обличает человеческие пороки, мещанство. Тысячи книг самого разного формата расходятся и продаются не только в книжных лавках, но их можно приобрести на вокзалах, в подъездах, в трамваях, на пароходах – везде. Зощенко знают, любят, ценят. У него десятки тысяч поклонников.
И вот Булыжников, похоже, подумал Сошенков, свихнулся от рассказов писателя. Начитался раз мать твою так. Товарищ Сошенков отчетливо понимал, что писатель Зощенко никак не мог быть здесь в этом далеком районе, потому что два дня назад он, Сошенков, принимал участие в совещании, проходившем в Москве. Там, после завершения государственного мероприятия перед участниками совещания выступили московские и ленинские писатели и поэты. Читал свои рассказы Михаил Зощенко.  Выступая, он говорил, что приходится много ездить по стране и после этой встречи едва ли ни через час он с писательской делегацией уезжает на Урал. На Урал! А не в район к Булыжникову, поэтому здесь он никак не может быть.
- Федот, да не тот! – хмыкнул Федот Пантелеймонович.
Товарищ Сошенков сочувственно взглянул на Петра Макаровича.
- Петя, ты себя хорошо чувствуешь?
Товарищ Булыжников от отеческого обращения к себе насторожился и уставился на Сошенкова, пытаясь понять смысл его слов.
- Ты не волнуйся, успокойся, - пасторским голосом сказал товаришь Сошенков, - нервы у человека – не стальные тросы, тоже лопаются.
- Вы не верите, товарищ Сошенков, что у нас в гостях Зощенко? Спросите любого в городе. Они все вчера были на его выступлении. Я говорю правду! – тут председатель исполкома, подскочив со стула, громко крикнул: Веников! Сюда, быстро! В ту же секунду Еремей Еремеевич очутился в кабинете, вытянувшись по стойке смирно перед Булыжниковым и Сошенковым, почуяв что-то неладное.
- Товарищ Сошенков не верит, что у нас в районе гостит сам писатель Зощенко, - сказал председатель исполкома.
- У нас. Приехал вчера. Выступал в Народном доме, - отвечал Веников, чувствуя тревогу и беспокойство, догадываясь о какой-то грядущей неприятности.
- Он вам документы показывал? – строго спросил Сошенков.
- У Зощенко требовать документы… - пожал плечами Веников, - некрасиво как-то. Зощенко знают все.
- Вопиющая беспечность и потеря бдительности! – громко произнес Сошенков и рассказал про совещание в Москве и выступление писателей.
- Не может быть! – побледнел Веников, - Наш Зощенко, выходит, и не Зощенко вовсе. Тогда кто?
- Самозванец! – как отрубил товарищ Сошенков.
- Арестовать! – стукнул кулаком по столу Петр Макарович, - Арестовать эту сволочь. Он еще у нас в районе, где-то разъезжает. Поймать! Мы ему пять тысяч заплатили за чтение чужой книги. Пять! А какое застолье закатили за счет денег исполкома.
Товарищ Булыжников ненавистным взглядом посмотрел на Веникова.
- В Москву захотел. Я тебя за твои дела на Соловки отправлю. Лес валить будешь, камни таскать. Где моя жена?! Где Зощенко? Бегом в милицию. Найти! Доставить сюда, гада!
Веников, не чуя под собой ног, рванул из кабинета, мысленно моля Бога, чтобы поймать лже-Зощенко. Только бы найти.
Петр Макарович обессилено сел и опустил голову на стол.
- Рубите ее товарищ Сошенков Федот Пантелеймонович. Руби, товарищ!
- Влип ты, Петр Макарович, влип! – сочувственно вздохнул Сошенков, - не позавидуешь тебе, - и вытер платком вспотевшую бритую голову.
- Он с моей женой спал! – взвыл Булыжников, - Я сам благославил. Представляешь, товарищ Сошенков? Сам отдал жену какому-то пройдохе. Веников, падла, все толдычил: «Вам честь оказана. Сам Зощенко, а не-кто нибудь. Оказалось на самом деле, что…» - Булыжников безнадежно махнул рукой.
Без стука в дверь как вихрь в кабинет влетел Веников.
- Петр Макарович! Товарищ Сошенков! Удрал Зощенко. Нет его. Все уплыл, - Еремей Еремеевич опустил покорно голову.
- Как нет? Куда уплыл? – тяжелым взглядом посмотрел на Веникова председатель исполкома.
- Вернулся экипаж, с которым Зощенко поехал будто бы в Маньково. Только он мимо Манькова прямиком к пристани подкатил, а там на пароход – рассказал Веников.
- Точно! – хлопнул рукой по колену товарищ Сошенков, - видел я вашего Зощенко в экипаже. Мы приплыли, а он как раз подъехал. Все рассчитал и расписание знал, опытный стервец. В кепи такой серенькой, сам щупленький. Так? Ваш?
- Он – сокрушенно качнул головой Веников. – Но я еще не все сказал, - тихо произнес он.
Для Булыжникова негромкие слова Вениковоа прозвучали как набат. Он вдруг понял, что очередная новость касается именно его.
- Говори, - с каменным выражением лица сказал Петр Макарович.
- Липочка… Олимпиада Мифодьевна уплыла вместе с Зощенко, - товарищ Веников с трудом выдавил из себя тяжелое признание, сожалея и переживая о случившемся.
Булыжников потерял жену, а он – любовницу.
- Ищи ветра в поле! – весело сказал Сошенков. – Из Смоленска они сейчас куда хочешь умчатся. Может в Москву, может в Ленинград, а может на юг. Денег ты, Булыжников, отвалил ему немало, как на свадебное путешествие. Тю-тю ваш Зощенко! – и он вдруг громко захохотал, показывая на обоих пальцами.