Чеширский Кот, глава 5 - slash, R

Глава 5. Песня.

С разбегу плюхаюсь на кровать и счастливо жмурюсь. Сегодня – особый день – я обязательно спою свою первую песню! Не знаю, откуда у меня эта уверенность, но так просто сдавать свои позиции я не намерен! Ввинчиваюсь под одеяло и сноровисто запутываюсь в постельном белье. Хорошо, что Даниэля сейчас дома нет, иначе за такие игрища меня бы по головке не погладили. Он вообще в плане порядка довольно щепетилен: посуду за собой мой, кровать заправляй, лужи в ванной вытирай… Брат и тот на меня так не давил! А этот… как узнал, что мне шестнадцать, сразу же кучу обязанностей понавешивал. Ууу, гад!
Под кроватью что–то тихо звякнуло. Замерев, медленно высунул голову наружу и свесился с постели, с любопытством вглядываясь в полумрак подкроватного мирка. Чисто, темно, пусто. Что же это тогда было? Откинув покрывало в сторону, прямо с матраса скользнул в заинтересовавшее меня место. Вытянул руки, пошарил вспотевшими от предвкушения чего–то этакого ладошками по полу. Ничего. Только ровные пластины дерева, покрытые скользким лаком. Не сдержав полный дикого разочарования вздох, выполз на поверхность и раздраженно пнул ножку кровати. Приключения не получилось.
Пойти что ли, перекусить? Кажется, Ёж мне что–то оставлял… в холодильнике на… на… третьей? Нет, второй полке, в кастрюльке. Ладно, сходим, проверим, заодно и окрестности осмотрим, так, на всякий случай. Кивнув выстроенному плану действий, поспешил на кухню. Там, не долго копаясь, нашёл нужную ёмкость, параллельно подивившись крохотным размерам оной, а открыв, тут же поморщился: фууу, суп! Гадость, какая! Нет, такое я есть, точно не буду! Запихнув кастрюлю куда подальше, тщательно обыскал все полки воистину огромного холодильника на что–нибудь съедобное. При виде небольшого блюда с половиной тортика, хищно облизнулся, и потянул было к нему свои загребущие ручки, как за спиной что–то знакомо звякнуло и мне едва не прищемило пальцы неожиданно захлопнувшейся дверцей. Негодующе заворчав, резко обернулся, как ничто иное, желая надругаться над телом посмевшего лишить меня последнего островка рая в этом чужом мире. Никого. Опять. Что, морского ежа вам в глотку, здесь происходит?!
Сделав несколько глубоких вдохов, дабы успокоиться, мрачно протопал обратно в спальню и замер на пороге, удивленно вглядываясь в творящийся в комнате беспорядок. Нет, в основном царивший тут хаос – моих рук дело, однако… Что–то было не так. Что–то было не то. Что–то… За спиной в третий раз звякнуло нечто, и я шестым чувством почуял надвигающуюся сзади опасность. Резко рванув вперёд, оббежал кровать и уставился на незнакомого мужика в дверях. Высокий, крепкий, весь в непонятной, мерцающей одежде, со стальным блеском в глазах. Опасный.
– Ну, же, киска, иди сюда, – голос у него был бархатный с хрипотцой. Хищный. – Кис–кис–кис…
Нервно сглотнув, неловко отшатнулся назад и едва не упал, в последний момент подхваченный чужими сильными руками. Все инстинкты вопили об опасности, и я не собирался их игнорировать, как делал это обычно. Ловко выскользнув из обхвата, припустил в гостиную, судорожно пытаясь придумать, куда теперь деваться. Входная дверь заперта, в саду – смертельно–опасная жара, за спиной – враг, что, Владыка Посейдон, мне делать?!
Из–за спины раздался тихий смешок. Вздрогнув, резко обернулся, но не успел. Мужчина молниеносно схватил меня за шкирку и прижал к носу какую–то влажную тряпицу. От неё ничем не пахло. Но, судя по довольному выражению лица мужика, эффект был. Несколько долгих секунд я непонимающе стоял на месте, дыша в тряпочку, а потом кто–то выключил свет.
***
Темно и тихо. Слишком тихо, я бы сказал. Словно штиль перед штормом. Темнота буквально пропитана опасностью. Однако то, что её излучает, мне не доступно. Не теперь, когда моё тело больше не принадлежит мне, когда у меня не получается поднять веки, чтобы увидеть… хоть что–нибудь.
Сквозь тишину толчками крови по венам пробивается звук. Невыносимо знакомое звяканье. Оно сопровождало все те бесчисленные опыты, поставленные на моём истерзанном теле. Чего Они добивались и добились ли чего? В голове сплошная мешанина из мыслей, слов, образов… Хочется верить, что это лишь сон, только ведь… не бывает таких реалистичных снов, верно?
Исколотую руку пронзает очередная игла. Интересно, что на этот раз? Наркотик, антибиотик или же просто берут кровь? Какие участки тела Они ещё не изучили? У меня, кажется, даже ногтей на пальцах не осталось – забрали, сволочи. Если бы только можно было… А, к дьяволу.
Снова звяканье. Шагах в пяти–шести отсюда. Уши теперь улавливают только эту звуковую волну. После тех манипуляция с ними… Интересно, слух ко мне когда–нибудь вернётся? Нормальный, не тот, когда разбираешь что–то на уровне инстинктов. Нет, наверное.
Звяк. Звяк. Пик. Пик–пик. Пииик.
О, новая частота. Наверное, новый недоброжелатель, а не просто работник этого места. В конце концов, действия последних я только ощущаю, а передвижения первых замечаю.
Пиканье затихает где–то вдали, как, впрочем, и звяканье. Меня оставили одного. Надолго ли? Как скоро вернутся, чтобы продолжить? Наверное, через три тысячи шестьсот пятьдесят девять с половиной ударов сердца. Как всегда. Как обычно. Как же это всё привычно…
Темно и тихо. Мирно так, хо–ро–шо. Вот бы подобное спокойствие царило здесь почаще.
Ну, да, мечтам подобным не место в моей иссохшей от продолжительного голодания голове. Когда вспоминаю о еде, тут же на ум приходит немного туманная картинка: стол с тарелками полными чего–то невероятно аппетитного, стулья с сидящими на них непонятными силуэтами, в одном из которых почему–то угадываю себя, и голоса с тёплыми интонациями. В такие короткие мгновения – пока сознание снова не заволочет тёмно–синим туманом – невероятно сильно хочется проснуться. Потому что, не смотря ни на всевозможные опыты, я продолжаю верить, что всё это лишь очередное сновидение, вызванное небывалым количеством ожогов на спине…
Снова укол. Снова боль. Терплю, не потому, что привык. А потому, что всё равно не услышу собственного голоса. А раз так, какой смысл кричать?
Тянущее ощущение в районе сердца. Тёмно–синюю тьму вокруг прорывают мелкие многочисленные скопления ярко–белых искр, словно звёзды на небе. Губы неуверенно вздрагивают и растягиваются в улыбке. И меня совершенно не удивляет то, что возвращается давно утерянная способность управлять собственным телом. Потому, что так – надо. Потому, что сейчас случится что–то невероятно хорошее. Потому, что я слышу голос своего морского ежа.
***
Резко распахнув глаза, испуганно уставился в проплывающие над головой белоснежные облака. Сон? Неужели, всё это – лишь дурное сновидение? Переворачиваюсь на живот и вытягиваю руки, судорожно и внимательно изучая гладкую кожу – многочисленные отметины уколов отсутствуют – значит, и правда, всего лишь кошмар. Тяжко с облегчением вздыхаю: слава всемогущему Посейдону!..
В саду тихо, лишь ветер шумит в кронах деревьев, да снизу раздаются звуки жизни не замирающих и ночью улиц. Хотел бы я вернуться домой. Туда, где в тёмное время суток тихо и светло из–за ясного света бледной луны, где царит невесомость и прекрасные просторы рифов, где резвятся в садах маленькие русалочки и улыбаются ласково их родители. Я так соскучился! С другой стороны, покинуть этот мир означает прощание с Даниэлем, а я уже успел к нему привязаться! Но я же смогу попросить Сору иногда провожать меня сюда, правда? Он ведь путешествует между мирами и будет совсем не против, если я подойду к нему с такой мелкой просьбой! Наверное…
Криво улыбаюсь бумажному небу и аккуратно выбираюсь из кустов. Надо бы пойти найти что–нибудь съестное на завтрак. На улице терпимое тепло и вполне можно перекусить фруктами, однако… Да. Хе–хе!
Даниэль спал. Лежащая на его животе подушка мерно поднималась и опускалась, а между бровей залегла глубокая складка – наверное, снилось что–то тревожное. Глядя на него, хотелось сделать так, чтобы он улыбнулся, и было искренне жаль, что я не могу управлять снами. Осторожно присев рядом, попытался пальцем разгладить его лоб, от усердия высунув кончик языка и слегка нахмурившись. Зря я к нему полез, лучше бы сразу на кухню ушёл и не заглядывал в спальню со своим приступом нездорового любопытства. Кто же знал, что этот парень так чутко спит?! Ну, судя по всему, кто угодно кроме меня.
В мгновение ока человек подмял меня под себя, сжав пальцами тонкое беззащитное горло. Захрипев в тщетных попытках глотнуть кислород, я взбрыкнул и со всей силы ударил его коленом в живот. Хватка тут же ослабла, позволив глубоко вдохнуть и столкнуть скорчившегося Даниэля на пол. Так–то! Нечего маленьких обижать!
– Что ты делаешь на моей кровати? – придя в себя, зло и несколько удивленно прорычал бывший оппонент.
Интересно, что его ввело в недоумение больше: моё пребывание в его комнате в столь ранний час или же то, что я, оказывается, могу дать отпор? Было бы любопытно узнать.
– Сижу, – пожимаю плечами, будто бы не понимая в чём смысл вопроса. Затем склоняю голову набок и противным голосом тяну. – Даааниииэээль, я ееесть хочууу! Покорми меня, а? Нет, конечно, я и сам смогу приготовить что–нибудь съедобное, но мне совершенно не хочется сжигать твою кухню! Да и мы с огнём в… не очень хороших отношениях, если честно…
– Шёл бы ты со своей честностью! – поднявшись на ноги, он накинул на плечи тонкую рубашку, натянул пижамные штаны и вышел из комнаты.
– Тебе надо, ты и иди! – вылетев следом и пронаблюдав за его неторопливыми перемещениями в туалет, приблизился к заперевшейся с той стороны двери и умоляюще продолжил. – Ну, Даниэээль, ну покормиии меняяя!
– Заткнись и не мешай мне! – раздраженно рявкнул звенящий от натуги голос.
– Да–ни–эль! Даааниэль! Даниииэль! Даааниииэээль! – продолжил подвывать я, проговаривая его имя на все лады. Парень больше не отзывался. – Ну, и ладно!
Пройдя в гостиную, уселся на подоконник и задумчиво взглянул на затянувшееся тучами небо. В предвестии грозы снаружи было душно. Хотелось есть, но не в одиночестве, а с этим высокомерным человеком. А ещё хотелось петь. Невыносимо. Потому что со времени Сна я так ни разу и не создал свою песню. Не хватало слов и опыта, а желание… Пф! В данном конкретном случае его, похоже, недостаточно.
– Ну и что это за тоскливая рожа? – насмешливо поинтересовались со стороны.
– Петь хочу, – глухо прошептал я, не оборачиваясь и потому не замечая презрительного и немного встревоженного блеска чужих глаз.
– И что же тебе мешает? – поворачиваюсь к нему лицом и смеряю раздраженно–тоскливым взглядом. – Ты говорил, что у тебя не выходит написать ни музыку, ни текст, верно? – медленно, с задержкой киваю. – В таком случае, почему бы не перешагнуть через собственную гордость и не взять чужой труд? Для первого раза.
Застываю и изумленно смотрю на него. И как я раньше не догадался? В этом мире обязательно должны существовать певцы! А значит, есть и их тексты! И если спеть по–тихому, то никто не узнает о нарушении авторских прав! Точно! Дело за малым: найти эти самые, наверняка великолепно охраняемые, рукописи с песнями…
– Решено, – прервал мои размышления твердый голос Ежа. – После обеда берём Рию и идём в караоке–бар. Уж она–то не упустит случая похвастаться своими талантами.
– Ааа… А что такое «караоке–бар»? – недоуменно вопросил я.
***
Всё оказалось намного проще: не надо было ничего искать, что–то воровать, становясь преступниками, мы просто встретились в знакомой мне кафешке и пошли в «караоке–бар» – место, где можно петь чужую музыку. На улице было серо и промозгло, Рия радовала глаз своей цветастой курточкой и вместе с прохожими кидала на меня изумленные взгляды, не понимая, как это мне не холодно в одних шортах да сандалиях.
Даниэль флегматично шёл рядом, не реагируя на восхищение молоденьких девушек и их робкие поползновения в свою сторону. Я вился рядом: то забегая далеко вперёд, то зависая у очередной витрины или чего–нибудь ещё, привлёкшего моё внимание, и безбожно отставая. Как при этом удавалось не потеряться, сам не знаю.
Место, в которое мы шли, оказалось на какой–то оживлённой улочке, довольно далеко от дома и, если бы не приглядывающая за мной Рия, я бы, скорее всего, потерялся в разношерстной толпе, плотным потоком движущейся вдоль зданий. Нужное нам заведение не обладало яркой вывеской или цветастыми стенами. Это была обычная серая высотка с ведущей вниз лестницей, спустившись по которой и пройдя мощную железную дверь и стоящего у неё громилу, мы попали в просторное задымленное помещение. По незнанию я глубоко вдохнул и тут же сильно закашлялся: сизый дым был горьким и неестественным. Захотелось срочно выбраться на свежий воздух.
Даниэль ушёл куда–то вперёд, а Рия, даже не взглянув на меня, подошла к какой–то компании парней и влилась в их общение. Брошенным я себя почувствовать не успел – за плечо схватила крепкая мужская ладонь и, развернув к своему обладателю, хорошенько встряхнула. Тело среагировало совершенно автоматически: с силой заломив чужую кисть, услышал противный хруст, затем ногой по рёбрам и кулаком в живот, а на последок с размаху пяткой в коленную чашечку. Мужик сорвался с вопля на хрип и рухнул на грязный дощатый пол, я же, развернувшись, нырнул в разномастную толпу, подсознательно надеясь найти Даниэля.
Вокруг не царила тишина и бездействие: все постоянно куда–то двигались, кто–то с кем–то ругался, общался, откуда–то со стороны слышалась глухая, почти неслышимая в общем гвалте, музыка. А ещё, практически все курили. Те, кто видел мою стычку с бугаем, подходить не спешили, остальные – цеплялись, грязно выругивались вслед, мерзко хохотали, делали непристойные предложения. Я выворачивался из–под сальных рук, избегал масляных взглядов, вырывался из жарких объятий женских тел, протискивался между то и дело перекрывающими проход телами, спешил туда, где, по идее, должен был быть Ёж.
Вскоре впереди показалась барная стойка с кажущейся в этом дыму тусклой подсветкой. Об неё опирался искомый мною человек и о чём–то холодно разговаривал с девушкой, набирающей в прозрачную кружку что–то золотистое. Мулатка была в обтягивающем красном топе с глубоким декольте и широких штанах болотистого цвета. Она криво усмехалась в ответ и, то и дело, поправляла сползающую лямку, при этом её большие груди слегка колыхались. Меня скривило от невыносимости этого зрелища.
Вновь кто–то схватил за плечо, правда, в этот раз тонкие длинные пальчики неприятно царапнули по обнаженной коже острыми коготками с ярким лаком. Отодрав мешающую конечность, не оборачиваясь, грубо пожелал девице оказаться в нелицеприятном месте и спокойно прошёл к Ежу. Забравшись на высокий стульчик на одной ножке, невозмутимо потребовал у барменши полный стакан ледяной минералки, кося при этом хитрым золотым глазом в сторону равнодушного Даниэля, а на вопрос об оплате заявляя, что это за его счет.
– Ты говорил, что здесь можно петь, – глотнув заказанный напиток, в упор посмотрел на усмехнувшегося парня. – Только что–то я не вижу ничего, что могло хотя бы просто намекнуть на приспособленность этого заведения к нужному мне действию.
– Малыш, ты пришёл сюда петь? – насмешливо поинтересовалась красотка, протягивая кружку какому–то посетителю. – У мальчишек твоего возраста не может быть хороших данных. У таких, как ты, голос ломается!
– Эй–эй, не называй его «малышом», – Ёж приблизился и шутливо взъерошил мои волосы. – Тебе такое право ещё заслужить надо.
– Ооо… Дан взял птенчика под своё крыло? Как необы–ычно! – неожиданно мелодичным голосом пропела мулатка. И, заправив за ухо прядь, добавила. – А насчет «заслужить»: если хочешь, то через три часа моя смена закончится и я совершенно свободна!
Она мне сразу не понравилась, и сейчас, делая такое откровенное предложение Даниэлю, шкала её симпатичности лишь ещё больше понизилась в моих глазах. Нет, не в том смысле, что я ревновал или что–то ещё в этом роде, просто надо же иметь хоть немного гордости и не отдавать себя так просто и легко! Девушка легкого поведения. Ну, а чего я ожидал в подобном–то месте?
Резко расхотелось петь, а вместо этого появилось желание пойти домой. Брат бы посмеялся над такими быстрыми перепадами настроения, но тут его нет и некому высмеять меня. От этого на душе тускло и противно, как в замусоренном тупичке в душную погоду. Залпом допиваю оставшуюся воду и сползаю со стула на пол. Стою твердо, но от дыма слегка мутит. Лучше бы я и не заикался про свои желания…
Ёж вытаскивает сигарету, прикуривает от огонька протянутой барменшей зажигалки и с удовольствием затягивается, чтобы затем, насмешливо отказывая, выпускать тонкие белесые струйки. Была бы возможность, глаза б мои на этих двоих не смотрели, но лучше уж они, чем колыхающаяся толпа придурков в зале. Наверное, будь я пьян, я бы веселился вместе со всеми, улыбался бы этой большегрудой мулатке и что–нибудь рассказывал заплетающимся языком, потом бы потребовал микрофон и спел, потому что из ниоткуда появились бы слова и мелодия, а поздно ночью ребята отвели сопротивляющегося меня домой и уложили спать на диван, сами при этом устроившись на кровати. Утром у нас было бы групповое похмелье, и Рия замучила бы своим нытьём, ну и я за компанию, так сказать, а Ёж ушёл бы в сад, подальше от наших воплей. Так могло бы случиться, если б я выпил что–нибудь покрепче ледяной минералки.
Смотрю на их взаимные заигрывания и с какой–то отчаянной горечью понимаю: они пришли сюда не ради меня и моей «глупой» песни, а для себя, чтобы развеяться. Мне же тупо не доверили дом и это, наверное, хорошо, потому что во сне, оставленного в одиночестве, меня куда–то забрали. И, честно, я очень боюсь, что этот кошмар может сбыться.
Снова забираюсь на высокий стул, но, в этот раз, пододвинув его поближе к Даниэлю, чтобы тут же носом уткнуться в его кожаную куртку и с наслаждением вдохнуть приятный аромат. Парень хмыкает и ладонью, свободной от тонкой белой трубочки, прижимает мою голову чуть ближе. Не знаю, как на эту сцену реагирует девица, мне же просто хорошо. Закрываю глаза и неуверенно обхватываю его руками за торс. Наверное, то, что я сейчас себе позволяю нельзя делать в подобном месте, на виду у совершенно незнакомых людей, и мою зарвавшуюся персону через пару секунд грубо отпихнут, сбрасывая со стула. Но мне всё равно, потому что в этом заведении, среди слишком доброжелательных людей, я, шестнадцатилетний русал, чувствую себя крайне неуютно и неуверенно. Поэтому и тянусь к Ежу: он хоть и колючий, но ведь самый близкий в этом мире.
– Да–ан, ты отказываешь мне из–за этого мальчика? – доносится до ушей наигранно–тоскливый голос. – Он, конечно, лапочка, но то, что ты позволяешь ему такие нежности, совсем на тебя не похоже!
– Твоё мнение мне совершенно не интересно, – высокомерно отрезал человек и мягко отпихнул меня в сторону, склонившись и тихо прошептав на ухо. – Иди, развейся.
Прогоняет. Что ж, ладно. Раз ему так хочется, то – пожалуйста! И мне совершенно не больно, ни капельки. Спрыгнув на пол, презрительно скривился – возвращаться в общую массу совершенно не улыбалось. Ну, да кто меня спрашивает. Не позволив себе тяжкого вздоха, нырнул обратно в толпу. Будь, что будет.
***
Вокруг смеялись совершенно незнакомые мне люди, но рук почему–то больше никто не распускал, наверное, Даниэль оставил на моём теле незаметную метку, отпугивающую недружелюбно и приторно настроенных. Примостившись на одном из тянущихся вдоль стен диванчиков, я тоскливо следил за передвижениями мужских и женских особей. От безделья хотелось выть, ну или напакостить, только вот, здравомыслие совершенно не советовало доставать этих совсем не трезвых субъектов. О, Амфитрита, как же домой–то хочется! Я даже согласен вернуться в квартиру Ежа, лишь бы подальше отсюда!
Рядом плюхнулся невысокий парнишка примерно одного со мной возраста. В руке у него была зажата кружка со знакомым с прошлого раза золотистым напитком. Покосившись на меня карим глазом, мальчик высокомерно хмыкнул и хлебнул алкогольной жидкости. И как он может пить подобную гадость?! Бе! Отвернувшись в противоположную сторону, смерил недоверчивым взглядом двух лобзающихся девиц. Вот это дааа… Чувствуя, как скулы опаливает противоестественным жаром, вскочил на ноги и рванул куда–то, где, как я надеялся, был выход. По правому борту мелькнула знакомая фигурка Рии, но мне уже было совершенно точно не до неё. Домой, домой, домой, домой…
Как вырвался из мерзопакостного заведения на свежий воздух, честно говоря, так и не понял. Правда, хлынувший с небес проливной дождь, обжегший распаренную кожу ледяной волной, подарил такое незыблемое наслаждение, что все мысли словно вышибло чем–то крепким из головы. Широко распахнув глаза навстречу тугим струям воды, с наслаждением вдохнул пару разбившихся о щёки капель. Громила, охраняющий вход–выход, изумленно следил за моими выходками. Сначала я не обратил на него никакого внимания, потом же, осознав, что дороги домой не знаю, а возвращаться обратно в прокуренное помещение не горю желанием, сел на верхнюю ступеньку, позволяя холоду впитываться в усталые и напряженные мышцы, и приветливо улыбнулся мужику.
– Мистер, а почему Вы не внутри? Вам тут не холодно? – склонив голову набок, заправил за ухо пару мешающихся прядей. Мужчина промолчал, лишь скользнул по мне равнодушным взглядом. – Не хотите говорить? Ну и ладно, я и за двоих могу. Знаете, у меня День Рождения недавно было, и брат спел для меня красивую поздравительную песню, он потом по секрету сказал, что специально к моему празднику её сочинил! Мне было та–ак приятно, мистер! А сегодня утром я тоже решил написать собственную песню, только у меня не получилось почему–то… Ёж предложил пойти по такому случаю в караоке–бар и привел меня сюда. Я так на него надеялся, мистер, а он, оказывается, не ради меня старался… – всхлипнув, подтянул ноги поближе и уставился на ломаные цветные полоски на ремешках сандалий. Немного помолчав, быстро утер выступившие на глазах слёзы. Задрав голову, поймал пару свежих капель и, вернув внимание хмурящемуся человеку, криво улыбнулся. – Простите, что–то я совсем раскис! Такая отличная погода, а я нюни распускаю!
– «Отличная»? Ну, ты, парень, даёшь! – неожиданно откликнулся мужчина, недоверчиво добавляя. – Неужели тебе совсем не холодно?!
– Ни капельки! – в этот раз уже искренне улыбнувшись, пропел я. – Я обожаю, когда на улице дождь идёт! В такую погоду так классно валяться в саду среди роз! А Вы любите розы, мистер? У них очень колючие ветви, но зато они та–акие красивые! Особенно красные и с росой! А ещё, хорошо валяться на голой, пропитанной дождём, земле и смотреть сквозь их шипастые плети на звёздное небо, знаете?
– Никогда не пробовал, честно говоря, но моя племянница утверждает то же самое. Правда, она предпочитает лежать на покрывале и, желательно, сухом, – собеседник хмыкнул, получив ответную улыбку. – Кончай мне выкать, мелкий, зови меня Ли.
– Да, без проблем! Но, в таком случае, я – Шир! – соскочив со своего «насеста», сбежал вниз и протянул новому знакомому руку. – Давай дружить! – гора мышц, вблизи оказавшаяся вполне приятным мужчиной лет тридцати, скептически скривилась, но ладонь пожала, крепко и совсем не болезненно. – Ли, а ты всех посетителей знаешь, наверно? Да? Вааа… какая у тебя память! Я тоже такую хочу! Хотя, нет, передумал. Ну, представь, встретил ты какого–нибудь неприятного типа, поцапался с ним, потом вы разошлись, и ты решил было, что всё, больше о нём не вспомнишь, а твоя феноменальная память – ррраз! – и его лицо прямо перед глазами! Смеёшься? А если он тебе ночью приснится – заплачешь же! Вот–вот, и я о том же! – вернувшись на собственное место, задумчиво продолжил. – А вообще, сны – это серьёзно. Если кто–то снится, значит, ты подсознательно ожидаешь какой–то ситуации, в которой этот человек будет задействован. Что? Я правду говорю. Вот, например, с тобой мы только что познакомились, так? А я тебя уже знаю, потому что ты мне сегодня ночью приснился. Правда, во сне ты меня атаковал и украл из дома, но это просто указывает на твою реальную силу и, в некотором роде, на весьма специфическую работу.
– Прямо–таки приснился? – недоверчиво ухмыльнулся Ли. – Зря ты так серьёзно ко снам относишься, Шир. Сновидения – они не более чем плод нашей фантазии. Вполне возможно, что мы уже пересекались на улицах, а твой мозг запомнил моё лицо и комплектацию и использовал в изготовлении будущего ночного кошмара. Лучше расскажи мне, что тебя так удивило в поведении Дана, это с ним же ты пришел?
– Я… не хочу сейчас говорить об этом, – занавесившись от окружающего мира мокрой челкой.
– Зря ты так. На этого парня бесполезно обижаться, чтоб ты знал, ему полностью наплевать на чьи–либо чувства и, если ты решил, что особенный, то мне тебя искренне жаль, – сжавшись в компактный комочек, постарался не слушать чужой голос. – В яблочко, да? – он тяжело вздохнул. – Эх, малец, как же тебя угораздило попасться в его сети? Дурачок.
Ли не врал, я чувствовал это. Даниэлю, и правда, было совершенно всё равно, что происходило с окружающими. Моё же сердце почему–то болезненно покалывало, а из глаз безостановочно текли слёзы. Хотелось… чего–нибудь этакого. Например, чтобы дверь открылась, и появившийся на пороге Ёж опровергнул слова мужчины своими действиями. Или, чтобы мой собеседник внезапно рассмеялся и заявил, что он пошутил, а я повёлся. Но ничего этого не случилось. Всё так же лил непрерывным потоком дождь, молчал Ли и беззвучно плакал я.
В конце концов, я уснул. И снилась мне полная тоскливого одиночества тьма.
Разбудила меня тихая шипящая ругань где–то над головой и слабое ощущение движения вперёд. Оповестив окружающих о своём пробуждении громким чихом, открыл глаза и недоуменно уставился на неуловимо–знакомую рубашку. Собрав расползшиеся мозги в кучку и заставив их работать, с трудом, но вспомнил, что данный атрибут одежды принадлежит Даниэлю. Затем, посмотрев вверх, окончательно утвердился в своем мнении: на мою сонную и ещё не совсем хорошо соображающую мордашку насмешливо смотрели два карамельно–карих глаза. Спустя пару секунд ощутил крепко обнимающие за талию и поддерживающие в сидячем положении руки, тоже явно принадлежащие глядящему на меня типу. Ещё через долю мгновения до меня дошло, что я сижу на коленях Ежа, расположившегося на заднем сидении автомобиля, а на передних тихо переругиваются Рия и Ли, последний, кстати, – за рулём.
– Ммм… О чём спор? – невнятно пробурчал, устраиваясь в объятиях человека поудобнее.
– Проснулся, спящий красавец? – усмехнулся парень и прижал меня к себе покрепче. Замолчал, видимо прислушиваясь к «разговору» ребят, и тихо фыркнул, уткнувшись носом мне в макушку. – Решают, куда ехать дальше: домой или в караоке–бар.
– Ты пьян? – он покачал головой и ухмыльнулся моему облегченному вздоху. – А Рия? Молчи, по глазам вижу, что да. Ясно, значит, это она так домой рвётся? Чего ты так на меня смотришь? Ну, да, я рассказал Ли про караоке–бар, а что мне оставалось делать?! Рия меня бросила, ты, вообще, отмахнулся! Конечно же, мне ничего не оставалось кроме как выйти наружу! – разозлившись, отвернулся и уставился прямо в расположенное напротив меня боковое окно, на пролетающие мимо чужие машины.
Спор впереди продолжался и набирал обороты, по громкости не превышая, правда, вполне разборчивого шипения. Обнимающий меня человек тяжело вздохнул и откинул голову назад, явно не собираясь продолжать ссору. Почему–то подобное сдавание своих позиций не разозлило, как обычно, а наоборот погасило весь запал. Сгорбившись, привалился обратно к нему, правда, не отводя взгляда от происходящего за окном. Петь… не хотелось. Чего по–настоящему хотелось, это вот так уютно молчать, чувствуя медленные поглаживания и сильное биение чужого сердца. Будь он хоть трижды бесчувственный эгоист, здесь и сейчас это не имеет совершенно никакого значения, да и раньше, если честно, не имело, потому что моей открытости хватало на двоих.
– О чём задумался, чудо? – прошептал на ухо, обдав каким–то приятным ароматом и заставив поежиться.
– Да так… Скажи, а ты, правда, отвезёшь меня в караоке–бар? – уткнувшись носом в чужую рубашку, неожиданно испугавшись насмешки в чужих глазах. – Нет, я вовсе не настаиваю, просто… – «это для меня важно». Почему я не могу сказать этих четырёх слов? Откуда этот иррациональный страх?
– Глупый, чего дрожишь? – смеётся тихо, а у самого голос холодный. И от этого почему–то невыносимо больно в груди. – Я же сказал, что отведу тебя сегодня в это место, забыл?
Он не хотел и не собирался туда ехать. Этот ответ буквально сквозил в каждом произносимом им слове. И, если бы не я, спор, несомненно, выиграла бы Рия. Хочется извиниться и отмотать плёнку жизни назад, чтобы задать совершенно другой вопрос и не портить настроение себе и окружающим. Только вот время – не подвластная нам штуковина и его никак не повернуть вспять, сколько ни старайся. Поэтому нужно идти вперёд, что бы ни случилось.
– Неа, – поднять голову и, сморгнув непрошенные слёзы, широко улыбнуться. – Просто хотелось удостовериться, что ты не шутил! – морщинка между его бровей, наконец, разгладилась, и, усмехнувшись, он чмокнул меня в лоб. Вполне предсказуемо, я покраснел. – Ээй! Ты опять?!
– Успокойся, чудо, это всего лишь невинный поцелуй, – тихо рассмеялся Ёжик и добавил, притягивая отпрянувшего меня обратно. – Слышали, Ли, Рия? Мы едем в караоке–бар.
***
– Эй–эй, как насчет этой? – ткнув наманикюренным пальчиком в очередной столбик с песней, предложила Рия. – Что тебе опять не нравится?
Караоке–бар оказался вполне уютным и светлым помещением, с множеством кабинок, отгороженных друг от друга звуконепроницаемыми барьерами. В каждой комнатке вдоль стен располагались бордовые диванчики и кресла, а между ними стоял невысокий кофейный столик, на который мы и высыпали все предложенные папки бумаг. Ассортимент песен был велик, однако, Первое Песнопение – это очень серьёзный этап во взрослую жизнь и выбор должен быть проделан со всей возможной тщательностью, в конце концов, от него зависит моё дальнейшее существование…
– Дело не в этом, – почесав затылок, неловко улыбнулся. – Просто… Ммм… Как бы сказать? – Ли и девушка угрожающе надо мной нависли. Даниэль равнодушно листал один из сборников, полностью игнорируя наши перепалки. Понурившись, нехотя буркнул. – Я ведь не умею читать на вашем языке!
– Чего?! – хором возмутилась парочка, выпав в осадок. Я передернул плечами. – Зачем же тогда было идти сюда?!
– Это не моя идея, а Ежа! – окончательно смутившись, проморгал тот момент, когда вышеозначенный человек схватил меня за предплечье и с силой дернул на себя, ткнув носом в лист с каким–то текстом. – Ау! Ты что творишь?! Ммм? – немного отодвинувшись, недоуменно уставился на вполне понятные символы, складывающиеся в слова. – “He–re I Am” Br–yan A–da–ms…
Странно, почему я понимаю их значение и, более того, могу прочесть? Это же другой мир, с отличным от нашего написанием букв! Да и раньше местные иероглифы были для меня не более, чем интересной картинкой, которую можно разглядывать часами, а тут, ни с того ни с сего… Не понимаю!
Поднимаю голову и с надеждой смотрю на Даниэля: может, он мне всё объяснит? Но нет, парень молча сидит с закрытыми глазами и преспокойно выдыхает струйки белесого дыма, словно и не случилось прямо под его носом ничего неординарного. Рия с Ли тоже хранят молчание: первая, похоже, мучается над тем же вопросом, что и я, а вот о чём размышляет мужчина не имею ни малейшего понятия. В конце концов, в мою тайну посвящено только двое представителей человеческой расы. Со вздохом выдираю папку из рук Ежа и, откинувшись на спинку дивана, углубился в изучение неожиданно понятных строк.
– Ли, не сходишь за напитками? От пения, знаешь ли, горло только так пересыхает, – приобняв меня за плечи, в добровольном порядке приказал шатен. Охранник недовольно нахмурился, но встал и вышел из кабинки, закрыв за собой дверь. – Отлично. А теперь, Чешир, объясни–ка мне, откуда ты знаешь английский язык?
– Англи–ски?.. Какое странное название! Язык, на котором мы говорим, читаем и пишем, не имеет названия, – стряхнув челку с глаз, воскликнул я. – Язык моего мира – один для всех, он общий. В вашем же, насколько я понял, этих способов общения – великое множество, верно? И зачем вы только всё осложняете? Разве не проще понимать друг друга?
– Ты русал, Чешир, и никогда не поймешь менталитет людей. Богатство языка – это, прежде всего, богатство культуры, – насмешливо отрезал Ёж, добавив. – К тому же, разнообразие наших, как ты выразился, «способов общения», дало тебе возможность найти вполне понятный алфавит. Будешь возражать?
Я отвернулся, сжав челюсть и нахмурившись. У каждого из нас своя правда, и с этим не поспоришь. Если бы он ещё не обращался ко мне свысока! Но это его характер и тут уже ничего не сделаешь, в конце концов, он таким вырос. Надо перестать выпускать когти и определиться, наконец, с выбором песни. Что же насчет языкового барьера… разве это плохо, что мы смогли его преодолеть?.. Уймись, Шир, и прекрати насмехаться над традициями и ситуацией чужого мира.
Пролистав ещё парочку каталогов, споткнулся об очередное название, однако в этот раз не пролистав дальше. Red “Pieces”. Что–то мне это напоминает… что–то неуловимо знакомое. Внимательно пробежав взглядом по строфам, недоуменно зажмурился, пытаясь представить звучание мелодии. Ничего не выходило. Осторожно приоткрыв один глаз, снова взглянул на слова, впитывая их, запоминая, стараясь понять то, что так упорно от меня ускользало. “Pieces” означает «кусочки». Где же оно, это невероятно знакомое ощущение?
…Пронзительная грусть, мягчайшая печаль, тонкая неуловимая скорбь…
Мне снилась эта песня. Ну да, именно поэтому я никак не мог её написать – она уже была сочинена. И здесь и сейчас у меня появился шанс исполнить это чудесное великолепие. Надо только попросить. Втянуть когти и улыбнуться. Ведь на самом деле всё так просто.
– Даниэль, я выбрал! – осторожно протянуть раскрытую на нужной странице папку вперёд, неуверенно показывая свой так долго искомый выбор. – Могу ли я… спеть?
Входит Ли с подносом напитков и ставит его на столик, недоуменно косится на возбужденную Рию и садится в одно из кресел. Ёж задумчиво скользит взглядом по строкам выбранного мною произведения, затем медленно кивает и протягивает «микрофон» – устройство, усиливающее звук. Принимаю его и встаю, закрывая глаза и вспоминая слова.
Играют первые тихие аккорды, глубоко вдыхаю и подношу микрофон к губам. Вот вступила скрипка…
– I’m here again
A thousand miles away from you
A broken mess, just scattered pieces of who I am
I tried so hard
Thought I could do this on my own
I’ve lost so much along the way, – тихим и грустным голосом с ноткой невыразимой тоски. Слегка сжать пальцы и с силой продолжить:
– Then I’ll see your face
I know I’m finally yours
I find everything I thought I lost before
You call my name
I come to you in pieces
So you can make me whole, – замереть, чувствуя, как растягиваются в печальной улыбке губы. Отдаться течению мягкой музыки:
– I’ve come undone
But you make sense of who I am
Like puzzle pieces in your eye
Then I’ll see your face
I know I’m finally yours
I find everything I thought I lost before
You call my name
I come to you in pieces
So you can make me whole, – вновь умолкнуть ненадолго, позволяя мелодии рассказать о собственных чувствах и переживаниях… но этого недостаточно, недостаточно! С болезненным отчаянием сжать свободную руку в кулак и, сильно встряхнув головой, практически прокричать, срываясь на хрип:
– I tried so hard! So hard!
I tried so hard!
Then I’ll see your face
I know I’m finally yours
I find everything I thought I lost before
You call my name
I come to you in pieces
So you can make me whole…* – открыть глаза и пробежаться пустым взглядом по чужим лицам, выражающим изумление, восхищение и что–то ещё, совершенно сейчас не важное.
Глубоко вдохнув, резко выдохнул и с силой зажмурился, до ярких цветных кругов на внутренней стороне век. Затем помотал головой, откидывая в сторону нити чувств песни. Те переживания в моём сновидении… Вот что, оказывается, чувствовал человек, написавший это произведение! Да уж, мне до такого ещё ползти и ползти!.. Скрестив руки на груди, прошел к облюбованному ранее диванчику и плюхнулся рядом с Ежом, недовольно хмурясь.
– Слушай, Даниэль, как думаешь, стихи писать – это сложно? – привалившись к парню и склонив голову на его плечо, задумчиво прищурился. – А то что–то перспективы у меня не слишком радужные открываются…
– Можешь особо не заморачиваться, – столкнув меня с плеча к себе на колени, зарылся пальцами в мои волосы, перебирая их и продолжая. – С таким голосом, как у тебя, даже обычная считалочка покажется шедевром мирового искусства!
– Думаешь? – в который раз жалея, что русалы не умеют мурчать, и довольно улыбаясь.
– Знаю, – проводя пальцем по шее и почесывая под подбородком. – Нравится, а? – усмехается ещё, блин.
– У тебя не руки, а золото! – перехватывая указанную конечность и переплетая пальцы. Затем, немного подумав, возмущенно добавляя. – Ну? Чего застыл? Требую продолжения банкета! – парень фыркнул и накрыл мой рот свободной ладонью. Я его в отместку, естественно, укусил. – Ты чего лапы свои распускаешь, а?! Извращенец!
– Хм, кто бы говорил, любитель мороженого в холодную погоду, – скривившись при виде четкого отпечатка моих зубов на коже. – Так–то ты платишь за исполнение собственных желаний, а?
– Извини… – состроив виноватую рожицу, утомленно зевнул и, сонно жмурясь, спросил. – А когда мы домой поедем?
– Когда эти двое утихомирятся, – Ёж кивнул в сторону активно спорящих насчет следующего заказа парочки. – Можешь поспать, – я удивленно на него посмотрел. Карамельные глаза ласково сверкнули. – Не беспокойся, я тебя разбужу, когда мы будем собираться. Спи, давай.
Благодарно улыбнувшись, устроился поудобнее, повернувшись на бок и спокойно отбыл в страну снов. Наивный, откуда мне было знать, что никто потом мой сон не потревожит под страхом немедленной смерти от рук одного эгоистичного морского ёжика. Что, навеселившись под завязку, Ли и Рия, бросив всего один осторожный взгляд на Даниэля, тут же ретируются в машину, ожидая пока он расплатится за наше развлечение и подойдёт к автомобилю, неся мою беззаботно дрыхнущую тушку на руках. Что, отвезя девушку к ней в квартиру, Ли подбросит нас до дома и ласково потреплет меня по волосам на прощание, а потом получит предупреждающий взгляд и благополучно смоется в неизвестном направлении. Что, зайдя домой, Даниэль первым делом отнесет меня в свою комнату и уложит на нерастеленную кровать, зная о моей любви ко сну на одеяле. И чего я уж точно не мог знать, так это, что потом, вместо того, чтобы пойти на запланированную ранее встречу с кем–то очень для него важным, человек переоденется в пижамные штаны и ляжет рядом, обнимая и утыкаясь носом в макушку.
Просто поверить совершенно незнакомому существу – это так на меня похоже.
* --> Red "Pieces"