Ноябрьск - новая стройка - глава -5

               

 Есть два желания, исполнения которых может составить
истинное счастье человека, —
 быть полезным и иметь спокойную совесть.
Л. Н. Толстой

Вертолет летел ровно, под его широким брюхом плыла необозримая плоская равнина — то самое, из песни, «зеленое море тайги».
 Мощный «Ми-8» по сравнению с привычным по Вуктылу «Ми-2» показался Надежде океанским кораблем. Был июль 1980 года, и никаких других способов попасть в поселок Ноябрьский из «материкового» Сургута попросту не было: железную дорогу до Уренгоя только начали строить. Надежда Зарецкая ехала на разведку.

Подъемные краны, грузовики, сваи, опоры электропередач — весь этот водоворот разномастного «железа», начавшийся сразу за забором вертолетной площадки, был ей знаком и даже, пожалуй, приятен. Он означал грандиозную стройку — то есть то, к чему Надежда привыкла и что хорошо понимала.
— Где находится семнадцатый участок? — спросила первого встречного.
— Да здесь недалеко, — строитель смерил ее взглядом: средних лет, осанка, высокая прическа и уверенный тон. — А вы тоже из начальства? Руководители уже приехали...
Ну и ну, вот я уже и выгляжу как начальство, внутренне усмехнулась Надежда. Пора, конечно — сорок лет, Олегу сорок один, Марина уже на втором курсе института... Впрочем — учитывая уже солидный стаж и опыт — сорок лет как раз самый лучший возраст для труда, и физического, и умственного.
То, что руководство участка уже приехало, было кстати: за пару часов познакомились, Надежда получила вызов для себя и мужа и в этот же день полетела обратно, на Вуктыл. Зарецкие стали сотрудниками того, что позже получит название «Обьнефтегазстрой».
Собираться и решать все семейные вопросы! Самостоятельная уже Марина взялась отвезти закончившего первый класс Алешеньку к бабушке в Краматорск; старший Володя поехал туда же сам, да с огромным удовольствием: решил после восьмилетки в Вуктыле поступить в училище

 В Ноябрьск Олег и Надежда ехали снова вдвоем — с десятью ящиками багажа. Бланки для бухучета, арифмометр «Феликс», двое счетов, необходимая бухгалтерская и юридическая литература да две новые пишущие машинки.
— Вот ваше место назначения — СУ-70, он же поселок Холмы!
Надежда Васильевна посмотрела на открывшийся с вертолетной площадки вид — всего несколько коттеджей, ни школы, ни магазина, ни медкабинета. От основного поселка — 70 километров. Поняла сразу — невозможно: Алеша приедет в сентябре и должен учиться; а самой Надежде что делать, если снова подступит болезнь?
— Олежек, кажется, придется возвращаться... Когда уходит вертолет? Только вечером?
Так — на вертолетной площадке, голодными, продуваемые ледяным ветром — Зарецкие отпраздновали день рожденья Олега. Было пятое августа 1980 года. И только когда северное солнце уже медленно клонилось к закату, возник, как мираж, вертолет и забрал их обратно в трест.
С работой решилось быстро: Надежду Васильевну приняли заместителем главного бухгалтера «Обьнефтегазстроя», ее мужа — машинистом трубоукладчика в УМС-11 этого же треста. С жильем оказалось сложнее: знакомые до боли вагончики были переполнены, в одну из «половинок», предназначенных для двоих, Олега и Надежду временно приютили пятым и шестым жильцами. На одной койке спали хозяева, на другой их знакомые, Зарецкие устроились на полу между ними.
Тусклая электрическая лампочка, теснота, по ночам — таинственные песни северных ветров… Дыхание спящих людей… Движение сновидений… Космический холод бескрайнего Севера. В этом вагончике Надежду не раз охватывал мистический страх, и ей хотелось бросить все и убежать.
— Эх, а на Вуктыле-то у нас трехкомнатная квартира... — как-то с грустью сказал Олег.
— Сам же знаешь: нужно поднимать детей. Вернулись бы, да не можем себе этого позволить.

Привычно, как будто и не переезжала — стройка, она же везде стройка! — Надежда Васильевна принялась за работу. Не только в бухгалтерии, но и в профсоюзе: почти сразу стала заместителем председателя объединенного построечного комитета.
— Мы председателя-то и не видим, вы все делаете, — смеялись в тресте. Действительно, председатель ОПК — часто болел, да и вообще не слишком разбирался в профсоюзной работе...
— А сами догадайтесь почему! — когда шутливо, а когда и досадливо отвечала Надежда. Собеседник тут же умолкал: все знали, что председателем может быть только член КПСС. А Зарецкая, хотя и была общественницей, в партии не состояла...

Работы профкому было невпроворот: как и на других таких стройках, в Ноябрьском одновременно с трубопроводом и жилыми зданиями строилось все, что нужно для города. Столовые, клубы, дома отдыха; работая по 12-17 часов в сутки, в чудовищных условиях, среди тайги и болот, люди строили не только для страны, но и для себя. И не только трудились, но и отдыхали — со вкусом и энергией. Одним из первых на ноябрьской земле вырос дом отдыха — он же и дом культуры, построенный своими руками, в основном в свободное от работы время. Туда сходились отмечать дни рожденья, свадьбы, все праздники, там быстро появились музыкальные инструменты и — вслед за ними — эстрадные и духовые оркестры...
— Какие-люди-то у нас! Лучшие в Союзе! — говорили, расходясь из ДК вечерами. Праздничные концерты устраивали сами — впрочем, иногда приезжали и артисты с «Большой земли». Надежда Зарецкая была основным организатором почти всех мероприятий, в том числе и праздничных демонстраций.
— Отдохните! — советовала Эльвира Семеновна Панова, председатель культмассового отдела, постоянный помощник Надежды Васильевны в этом деле.
— Так я же не устаю от этого, наоборот, я довольна! — улыбалась Зарецкая.

А между праздниками — отчеты, отчеты, отчеты. Почти по всем новым строительным управлениям — штат треста еще не был укомплектован. Огромная стройка, миллионные сметы, колоссальные ценности...
— Надежда Васильевна, что это у вас? — главный бухгалтер случайно заглянул через плечо и увидел у Зарецкой в ящике стола красное удостоверение с надписью «Прокуратура». Осталось с Вуктыла — от Бориса Карловича — удостоверение внештатного следователя. Достала, протянула начальнику — под этой «корочкой» оказалась еще одно удостоверение: народного контролера за работой торговли.
— Какая вы у нас общественница, оказывается! Прекрасно, прекрасно! — пробормотал и отошел, задумчивый. Через три дня предложил выбрать любое из управлений и перейти туда: «Вы опытный и волевой работник, заместитель — это не ваш уровень!» Надежда поняла без пояснений: огромная стройка — это огромные возможности для списания ценностей. Инициативные, да еще и с удостоверением прокуратуры главному бухгалтеру были совершенно не нужны. Да и само по себе предложение Зарецкую вполне устраивало.

Куда перейти из треста — выбирала сама. Главное — с кем придется работать, кто руководитель? Свой характер Надежда знала: никаких сделок с совестью, значит, уживется не со всяким.
— Надежда, иди к нам в УМС-11, очень тебя прошу! Жалеть не будешь! — уговаривал начальник Олега. Волевой, смелый, ответственный — как мужчина, он Надежде очень понравился. — Трехкомнатную квартиру даем, сразу!
Это был его главный козырь, и Зарецкая заколебалась. Квартира — это счастье, конечно... Но все-таки одна важная вещь смущала: по характеру он был явно сильнее Надежды; вдруг не выдержит работать под его руководством? Трудно было выговорить «нет», но пришлось...
А вот Анатолий Федорович Пономарь был начальником таким, как нужно: в первую очередь — честным и порядочным. Здесь причин для конфликта не было и не могло быть, и потому в СУ-71, которое возглавлял Пономарь, Зарецкая пошла с легким сердцем.
Квартиры тут, правда, так быстро не дали: в сентябре поселили в новый вагон-бочку. Жилье оказалось теплым и уютным, с кухней, кроватями и встроенным столиком, а главное — с туалетом. Вот только голова иногда кружилась: «Как будто куда-то летим», — говорила Надежда. И, конечно, постоянно ночует кто-то из гостей — как и сами Зарецкие еще недавно. Часто — такие же вуктыльцы, старые знакомые. Даже кухню разобрали, чтобы было где спать людям. Потом новичкам тоже давали комнату, но приезжали новые...
— Наденька! — кто-то обнял ее сзади и закрыл рукой глаза как-то раз в очереди в сургутском банке, где Зарецкая оформляла расчетный счет на свое предприятие и на постройком треста. В запахе этих ладоней и в самой ауре человека почувствовала что-то близкое, родное. Сердце вздрогнуло. Оказалось — Валентина Потапова, подруга, с которой расстались несколько лет назад, когда она с семьей уехала с Вуктыла в Усинск.
— Валя! Вот уж кого не ожидала увидеть! — подруги расцеловались. Оказалось, Валентина Сергеевна приехала в Сургут с новым мужем в этом же 1980 году. Встреча получилась волнительной и душевной — со слезами и объятиями. Болтали долго, обещались друг другу не забывать; с тех пор Надежда постоянно останавливалась у подруги, когда приезжала по делам в город.

В СУ-71 Надежда Васильевна стала и главным бухгалтером, и председателем построечного комитета. Привычное дело — где работа, там и общественная нагрузка, по-другому уже и не мыслила. Отдых сотрудников, культура, юбилеи... Зарецкая сама не заметила, как научилась произносить большие речи. Просто вставала и начинала говорить:
«Дорогие друзья!
Почти каждый человек, сидящий в этом зале, испытывает сейчас особое трепетное волнение, и не случайно! Собрались мы здесь, чтоб отметить славный юбилей всеми нами уважаемой Курилиной Прасковьи Ивановны!
Все знаем эту милую и добрую женщину с первого дня работы в управлении СУ-71, так как она оформляла наши документы. Мы не забываем ее материнского внимания к нам. Именинница ознакомлена с нашими трудовыми биографиями, а мы очень мало знаем о ее жизненном пути. Я хочу вам чуть-чуть поведать об интереснейшей и многогранной жизни этой прекраснейшей женщины.
Родилась Прасковья Ивановна в 1930 году в одном из сел Воронежской области в дружной и счастливой семье, где родители были самой мирной профессии — хлеборобы. Но их семейное счастье разрушилось ужасами Великой Отечественной войны. Отца сразу же забрали на фронт, а Прасковья, одиннадцатилетняя девчушка, маленькая, худенькая, с первых дней войны испытала всю ее тяжесть. Свой трудовой путь ей пришлось начать в госпитале, где она ухаживала за ранеными солдатами. Эта хрупкая девочка не чувствовала усталости, так как она почти с пяти лет была приучена к труду.
Серьезные испытания выпали на ее долю в июне 1942-года, когда фашисты оккупировали Воронежскую область. Ей пришлось своими маленькими неокрепшими ручонками вместе с взрослыми копать окопы, строить укрепления. Страшная история того времени стоит перед ее глазами до сих пор. Построив укрытие, она пошла в дом, чтоб забрать свою бабушку и маленькую сестренку, и в эту минуту прогремел сильный взрыв… Оказалось, что именно в это убежище, которое строили односельчане, упала бомба. Какие-то доли секунды ее отделили от неминуемой гибели.
Но гораздо больший страх постиг эту добрую девочку, когда в их селе бесчинствовали фашисты. Однажды Прасковье мальчишка из соседнего села передал записку, в которой незнакомым почерком было нацарапано: «Пашенька, твой отец находится в Семиреченском, если ты ему не принесешь передачу, он погибнет». Примерно такую же записку получили еще две семьи из их села.
Мама собрала ей все, что было в их доме съестного, да еще соседи кое-что принесли. Прасковья пошла на встречу с отцом, которого очень любила. Идти нужно было почти тридцать километров. И она, босая и голодная, шла вместе с двумя женщинами, не чувствуя ни страха, ни усталости, ведь надо было спасать отца, самого дорогого для нее человека.
Наконец-то они добрались до Семиреченского. Боже мой, какое жуткое смятение овладело ими, когда увидели чудовищную картину: все дома сожжены, а чуть дальше, на окраине села, выкопан и огражден колючей проволокой ров. Фашист с автоматом стоял на краю оврага и наблюдал за пленными. Казалось, ноги вросли в землю, но Прасковья каким-то шестым чувством поняла, что нужно подойти поближе. То, что она увидела за колючкой, еще более ее потрясло. На дне ямы ползали живые скелеты. И тут она услышала: кто-то слабеньким голосом ее зовет, даже не услышала, а догадалась, что именно ее зовут.
Нет, не узнала дочь в этом высохшем человеке своего отца, но почувствовала что-то до боли знакомое. Наконец, до нее дошло — это же их любимый учитель, Василий Иванович! Он тихо, почти шепотом произнес: «Пашенька, доченька моя, пойми меня» …
И она уразумела, что своими любыми действиями во что бы то ни стало обязана спасти своего педагога. Паша, ни секунды не колеблясь, протянула свои худенькие ручонки к учителю и во весь голос завопила: «Папенька, папенька, мой родненький!» Тогда случилось непредсказуемое: немец подошел к ней (девочка выглядела ребенком лет восьми-девяти, не более), а учитель объяснил солдату, что это его дочь: «Das ist meine Tochter, meine M;dchen!»
К изумлению, немец разрешил ребенку отдать учителю передачу. Тогда мужчина заплакал и сказал: «Прасковья, спасибо тебе, родная!» Позднее Паша узнала, что Василий Иванович был оставлен в тылу врага для подпольной работы…
Прошли самые страшные военные годы, а семья Прасковьи Ивановны получила похоронку на отца. Навсегда ушел из жизни их любимый дорогой человек. Начались трудные послевоенные лихолетья. И вот, в один из майских дней 1946 года, открывается калитка, и в нее входит, кто бы вы думали? — учитель их села. Да, да, их Василий Иванович! Он подошел к Прасковье, по-отцовски обнял ее, заплакал и сказал: «Это ты, Прасковьюшка, девочка моя, спасла меня от верной гибели». И еще он объяснил своей любимой ученице, почему именно ей он написал записку: «Ты, Прасковьюшка, всегда была смелой, доброй и сообразительной ученицей, поэтому я верил, что ты обязательно придешь». Он подарил ей красивый платок и отрез на платье, тогда это была большая ценность. На протяжении многих лет Василий Иванович помогал их семье. К Прасковье он всегда относился как к родной дочери...
Наша именинница родила и воспитала троих детей! К сожалению, ее муж рано ушел из жизни, поэтому всю горечь бытия она испробовала сполна. Воспитать одной троих детей — это огромный родительский труд! Сколько бессонных ночей пришлось прожить Прасковье Ивановне! Сколько тревог, волнений и в то же время радости пришлось перенести ее материнскому сердцу!
Дети Прасковьи Ивановны гордятся своей мамой! Они всегда считали и считают ее и по духу родной! А это дорогого стоит! Ее сын и невестка Дина, честные и порядочные люди, трудятся на нашем предприятии. Сын Юрий завершает учебу в институте, а дочь получила высшее образование и работает в управлении треста.
Дорогая Прасковья Ивановна!
Сердечно поздравляем вас со славным юбилеем — с 55-летием!
За сорокалетний период своей трудовой деятельности вы показали себя как принципиальный работник, требовательный к себе и к окружающим товарищам. Вы пользуетесь заслуженным авторитетом среди руководства и рабочих! Мы безмерно признательны вам за преданность своему делу, за инициативу в общественной работе! Желаем вам крепкого здоровья, счастливого долголетия и терпения!»
На глазах у именинницы выступили радостные слезы; потом, конечно, подарки — корзина цветов, большой ковер, самовар и чайный сервиз — застолье, песни танцы... Вроде бы просто — но из такой простоты и составляется душа коллектива.

— Надежда Васильевна, — Анатолий Федорович немного покраснел, не зная, как начать разговор, — вы прекрасный организатор, я такого профсоюзного работника, скажу сразу, и не встречал раньше... Нам очень повезло, что вы у нас работаете — но... Короче говоря, меня очень просят как-то повлиять на вас, чтобы вы отказались от этой общественной обязанности. Сами понимаете почему...
Опять беспартийность — впрочем, Надежда уже знала, что это скорее предлог. Настоящая причина была в том, что в тресте без восторга относились к Зарецкой, которая на всех профсоюзных собраниях шумела, критиковала начальство. Тем более — было за что: жилья, мест в детских садиках и дефицитных вещей никогда не хватало на всех, и многие начальники распределяли все это не по справедливости.
— Кого же они рекомендовали? — Надежда Васильевна не обиделась на Пономаря. Он по-прежнему оставался для нее серьезным и глубоко порядочным человеком.
— Панову, Эльвиру Семеновну. А вы — заместителем...
С Пановой Надежда сработалась — впрочем, она и не сомневалась в этом. Эльвира Семеновна окончила институт культуры и была старательной, но слишком деликатной, беспрекословно подчинялась начальству, поэтому ее и определили на место Зарецкой. Надежде Васильевне оставили жилищно-бытовую комиссию — по сути, она продолжала выполнять все обязанности председателя. И — вот уж сюрприз для трестовских — не пропускала ни одного собрания, продолжала наседать и спорить.
— Надежда Васильевна, вы бы далеко пошли по этой линии! — не раз и не два тихо говорили коллеги. — Если бы не так активно спорили с начальством и вступили в партию...
— Знаете, — Зарецкая «включала» самую очаровательную улыбку, — мне ведь и на своем месте очень даже уютно!

В конце января 1981 года из Краматорска приехал Володя — до этого он занимался в училище, но теперь Надежда Васильевна забрала сына домой — посчитала, что отцовский глаз ему необходим. Володе было шестнадцать, его устроили плотником, а попутно — и в вечернюю школу.
«Надежда Васильевна, обратите внимание, с какой неподдельной гордостью ваш сын ходит на работу», — говорила Зарецкой сотрудница, Галина Михайловна Капелюховская. — Приятно на него смотреть!
Смотрелся Володя и вправду молодцом — высокий, прямой, на плече ящик со столярными инструментами. Тут Галина Михайловна — жена военного, по профессии учитель биологии, которую Зарецкая приняла к себе в материальную часть и решила обучить бухгалтерскому учету, — разбиралась. Семья Капелюховских и сама по себе была порядочной, интеллигентной — просто-таки образцовой.

Телеграмма упала на душу камнем: «Срочно вылетайте вдвоем, Алеша болен». Младший сын по-прежнему был с бабушкой в Краматорске, закончил уже второй класс. У Надежды потемнело в глазах — и дальше все было как в тумане, до того самого момента, когда они взбежали на крыльцо маминого дома. Увидели: мама лежала в постели, а Алеша и племянница Наташа сидели за столом с карандашами.
— Как вы? — выдохнула Зарецкая.
— Алеша-то уже слава богу, а у меня 39...
Быстро вызвали «скорую», выписали лекарство — лечили Анну Семеновну. Когда пошла на поправку, собрались в дорогу. «Нет, дочечка, не поеду с вами», — сказала Надежде. Анна Семеновна была еще очень слаба. Но Алеша поехал с родителями — и с ним Наташа. От ее родителей с Вуктыла почему-то давно не было никаких вестей...

В Ноябрьском, между тем, обстраивались — с удобством и даже, если мерить по вуктыльским меркам, шиком. Коттеджи — дело раньше неслыханное; и не только для руководства, но и для работников СУ-71. Строили, кстати, вуктыльцы — целую бригаду во главе с мастером пригласила Надежда. Зарецким тоже достался участок; друзья-строители старались, выводя для них расширенный дом. Семья-то большая — шесть человек, включая племянницу! И соседи завидные — окна выходят прямо на огромный коттедж управляющего...
— Анатолий Федорович, я тебя предупреждаю, — внезапно, незадолго до окончания строительства, сказал начальник Пономарю, — чтоб Зарецкой не было в этом поселке. Дай ей любое другое жилье.

Опять пришлось краснеть милейшему и честному Анатолию Федоровичу. «Надежда Васильевна, ты только на меня не обижайся\», — говорил, — ты умный и честный человек, но поверь мне, время таких людей, как ты, еще не пришло. Меня попросил управляющий дать тебе любое другое жилье, но только не то, что для тебя строят наши ребята».
— Все понятно, — после минутного молчания ответила Надежда. — Жаль, конечно, но это я уж как-нибудь переживу.

Но и в барак, пусть и двухэтажный, заселяться не согласилась. На следующий день посмотрела, как они строятся, и заявила напрямик:
— Нет уж, Анатолий Федорович, мне такое жилье не нужно, оно распадется, как карточный домик, или сгорит. Прежде всего, я мать и не позволю своих детей сознательно подвергать опасности.
Дали, в итоге, квартиру в новой пятиэтажке: на третьем этаже, двухкомнатную, но с раздельными комнатами и большой кухней. И Надежда Васильевна, и вся семья были довольны.
— Второй раз в жизни меня так удачно «наказывают», — сказала Зарецкая.
...Двухэтажка, которую тогда осматривала Надежда Васильевна, загорелась в конце того же января, среди ночи. Стояли морозы, люди раздетыми выбрасывались на улицу. Двое — отец и ребенок — погибли. «Ну и Надежда! — сказал наутро Анатолий Федорович. — Предрекла заранее этот пожар!»
Но было не до мистики: нужно было спасать людей. Погорельцев временно переселили в новый дом, который готовили тогда к сдаче. А потом — хотели снова вернуть в барак, точно такой же, как у них сгорел. Чтобы это предотвратить, оказалось достаточно жалобы окружному прокурору; за несчастными оставили те квартиры, в которые их перевезли в ночь пожара.
— Кто у вас такой юридически грамотный? — поинтересовался прокурор, принимая заявление у одной из пострадавших.
— Наш профсоюзный лидер!

В третий класс Алеша пошел уже в Ноябрьске. Наташе еще было только пять. Надежду Васильевну племянница с первой минуты стала называть мамой. Алеша иной раз дразнил двоюродную сестренку, говорил, чтобы не называла его маму своей мамой, а та в ответ начинала плакать:
—Это моя мама, а не твоя!
Управление располагалось все еще в поселке, а квартиру семья получила в городе. Ходить домой было далековато, поэтому Надежда предпочитала обедать на работе. Дети же были буквально предоставлены сами себе. Обычно продукты в семье Зарецких закупались впрок, ящиками, особенно крупные венгерские яблоки. Однажды вечером, вернувшись с работы, Надя заметила, что в ящике, который она привезла накануне, осталось всего пять яблок. Она спросила:
— Наташенька, а ты не знаешь, куда делись все яблочки — вот отсюда?
Девочка ответила:
— Мама, у моей подружки заболел братик, я отнесла им яблочек, а еще отнесла нашим соседям. Подружка мне сказала, что ей мама никогда не покупает яблок (что было правдой — многие люди отказывали себе в нормальном питании, откладывали на будущее).
Это был далеко не первый случай Наташиных проказ. В семье не имели привычки прятать деньги, они всегда лежали в шкафу на видном месте. Однажды Наташа, не спросив разрешения, взяла несколько рублей и купила подружке куклу. Но и себя она не забывала — например, постоянно требовала покупать ей новые платья. Девочка объясняла это тем, что ей нужно идти к кому-то на День рождения, а в старом платье идти никак нельзя, обязательно нужно новое и, конечно же, очень красивое. Родные дети Надежды были менее прихотливы — ходили в том, что было, потому что их никогда особенно не баловали. С Наташей же дело обстояло сложнее, но Надя любила эту девочку как родную и не отказывала ей ни в чем.
Марина, тем временем, была уже на третьем курсе — и всерьез увлеклась летным спортом. Надежда Васильевна дала себе зарок — сделать так, чтобы дочь ни в чем не нуждалась — и выполняла его. Марине из Ноябрьска шли деньги — по 150-200 рублей в месяц, почти средняя зарплата по стране— и посылки: тушенка, сгущенка, конфеты и прочие продукты. Еще чаще привозили что-то сами.
Однажды на день рождения к Марине приехал Володя — ему не было еще и семнадцати — с рюкзаком продуктов, банкой белых грибов и литровой банкой черной икры.
— Как ты все дотащил? — изумилась Марина, увидев груз.
— Да чего мне сделается! — бодро улыбнулся Володя, потирая поясницу. Она болела, но он никогда в жизни в этом бы не признался. — Мама просила телеграмму отбить!
И вот Марина на телеграфе, диктует сообщение в Ноябрьск: «Скорпион нашелся, грибы съедобные, черная икра вкусная». За окном еще лежал снег, в апреле весной на Севере только пахнет...
— Простите? — озадаченно поглядела на нее работница почты. — Скорпион, что, нашелся?
— Да, нашелся, — отвечала Марина.
— Грибы съедобные?
— Да! — с улыбкой подтвердила девушка.
— Черная икра вкусная?
— Конечно!
Приемщица еще раз окинула взглядом Марину, куда-то вышла, через две-три минутки зашла, приняла телеграмму и дала квитанцию.
В этот же день Марину Зарецкую пригласили в деканат института и показали ей копию телеграммы.
— А теперь рассказывайте, что это такое.
Пришлось объяснять, что скорпион — это золотое украшение, которое мама ей подарила за поступление в институт: «Вот и он, у меня на шее, видите?» Про грибы и икру, привезенные братом — тоже объяснила.
— Все ясно, простите за беспокойство. Больше не задерживаем.
В это же время аналогичный разговор пришлось выдержать и Надежде Васильевне — уже в Ноябрьске. Вызвали за телеграммой на почту, там и побеседовали. Ссориться не стала: безопасность дело серьезное...

…Госбезопасность не дремала — зорко следила за жареными грибами и черной икрой. И как она могла при такой неусыпной бдительности допустить развал Советского Союза — воистину загадка истории.

В ноябре 1981 года Володя поступил в ГПТУ-28 города Тюмени — учился на мастера-строителя. Еще через год — диплом с отличием (написанный, откровенно говоря, не без маминой помощи). Без экзаменов поступил в Тюменский инженерно-строительный институт, но усидчивости у него недоставало; не хотел учить английский язык — в школе изучал немецкий, и в 1983 году он по собственному желанию покинул институт.
Точнее, не столько по собственному желанию, сколько после семейного совета: Надежда Васильевна приехала навестить сына, зашла в комнату общежития и увидела, как они с приятелем курят. Было так дымно, что можно было «хоть топор вешать» — если бы его в этом спертом воздухе удалось бы куда-нибудь воткнуть. «Господи, только бы не наркотики!» — Зарецкая пришла в ужас, совсем недавно она наблюдала сына одной из ноябрьских работниц; он был наркоманом, и жизнь парня стремительно катилась под откос.
— Едем домой, Володя! — и уже через несколько недель он снова работал плотником на том же предприятии, что и сама Надежда Васильевна.

* * *
С 15-го мая 1983 года Владимир — военный моряк. Родители всегда пишут детям письма в армию, но то письмо, которое получил Зарецкий, в его части зачитывали перед строем:
«Дорогой наш сын Володя!
Наконец-то получили твое письмо с адресом и спешим ответить, потому что оно нас воодушевило и немножко растревожило. Мы, безусловно, гордимся тобой, потому что командование хочет нашему сыну доверить ответственный участок службы. Дорогой наш, мы всегда за тебя волнуемся, а сейчас вдвойне. Конечно, Володя, мы верим, что ты оправдаешь наши надежды. Поздравляем тебя с началом службы! Правда, быть может, не совсем легкой, но другой не бывает, да и не должно быть.
Самое главное — крепись, так уж устроен человек, он обязан в своей жизни пройти через многие испытания. Ты хорошо знаешь, что твои родители никогда не искали легкой жизни, поэтому высоко ценят ее. А ты наш сын! Служба твоя, по всей видимости, ожидается нелегкой, но интересной. Она тебя закалит, ты возмужаешь и по-настоящему оценишь ЖИЗНЬ. Володя! Мы думаем, что ты хорошо запомнил наши пожелания, которые были сказаны во время проводов. Если даже тебе временами будет очень трудно, ты обязан не только не пасть духом, но и оглянуться вокруг и помочь своим товарищам по службе, быть может, они слабее тебя. Ведь ты пришел на службу не со школьной скамьи, а уже рабочим человеком с приличным производственным стажем.
Запомни, сын, где бы человек не находился, все-таки доброта, порядочность, отзывчивость, товарищество, чувство локтя занимают в отношениях среди людей самое главное место. А в воинском долге необходимы смелость, решительность, находчивость, крепкая сила воли. И мы верим, сынок, что ты никогда и нигде не потеряешь свое человеческое достоинство, исполнишь свой гражданский долг. Ты хорошо знаешь, что твой отец за неимоверный труд награжден орденом Трудового Красного Знамени, и ты должен быть достоин своего отца. Мы, твои родители, верим, что ты нас не подведешь, и мы будем тобой гордиться! Обнимаем тебя: мама, папа, брат Алексей и сестра Марина.
Г. Ноябрьск, 7.06.1983 г.»

Служил Володя три года, включая полгода учебной части.

* * *
Отправили сына в армию — и тут же пришлось разбираться с Мариной. Она надумала вместе со своей подругой Надей бросить институт и поехать в Ярославль, работать там пилотом на вертолете. Надежда Васильевна — по своему всегдашнему предчувствию — приехала в Пермь в последний момент: Марина уже забрала документы из института.
— Ты с ума сошла! — вдвоем срочно пошли в деканат и восстановились. Надежда Васильевна сняла дочери двухкомнатную квартиру, где Марина стала жить со своей подругой по летной школе Наташей Караваевой. Летом Марина съездила на Вуктыл, отправила в Пермь контейнер с вещами, которые еще там оставались.
Ей по-прежнему привозили продукты — тогда Пермь была довольно голодным городом. С одеждой было сложнее, но решили и эту проблему: Надежда стала работать в вычислительном центре в Ноябрьске, и молодые сотрудницы постоянно ездили оттуда во многие города Союза. Надежда всегда заказывала что-нибудь для дочери — и тут снова ей помогала интуиция.
— Мама, откуда ты узнала?! — слышала она по телефону восторженный голос Марины: на майские праздники подоспела посылка с модным расклешенным платьицем, именно таким, какого она очень хотела.
Марина, словом, не знала материальных трудностей — в каком-то смысле она получила с лихвой все, чего сама Надежда Васильевна недополучила в детстве и юности. Интересную, многогранную и вместе с тем комфортную жизнь.
— Балуешь! — качала головой подруга Валентина.
— Ничего, — улыбалась Надежда. — Значит, жизнь проходит не зря!

Вычислительный центр «Ноябрьскнефтегаза», куда Надежду пригласили в декабре 1983 года, стоит отдельной истории. Предложение выглядело заманчиво: выше зарплата, а главное, работать рядом с домом. Поэтому не послушалась даже Анатолия Федоровича, который предупреждал: «Надежда Васильевна, это предприятие не для тебя. Я работал в подобных организациях, уверен, тебе коллектив не подойдет». Даже предложил — не забирать пока трудовую книжку, попробовать с месяц, а если не понравится — вернуться.
И не ошибся: новый коллектив Зарецкой не понравился. Вокруг были сплошь женщины с высшим образованием — гордые, самолюбивые, завистливые. Работать в таком коллективе непросто.

— Ладно, — думала про себя. — С моим характером вживусь в любой коллектив!
И потихоньку вживалась. Здесь тоже порой нужно было защищать — но только не подчиненных от начальника, а наоборот. Ходила к вышестоящему начальству, защищала руководителя центра — Анатолия Алексеевича Ашихмина.
— Вы поймите! — доказывала, — он сложный человек, вспыльчивый, но очень честный и трудолюбивый!
И все-таки Ашихмина понизили — перевели в заместители. А центр возглавил совершенно новый человек. «Полуеврей, — шептались девушки центра. — Ах, какой мужчина, а голос необыкновенно- красивый, бархатный!»
Когда Надежда впервые зашла в его кабинет, она увидела перед собой мужчину с высоким лбом и бездонными серо-зелеными глазами. Лазарев сидел за документами и насмешливо, с чуть заметным стальным отблеском, посмотрел на нее. Надежда не отвела взгляд — и, кажется, ей было приятно...
При нем она не отказалась стать главным бухгалтером центра. Борис Абрамович был человек покладистый, но при этом волевой: если и доводилось спорить с ним по служебным делам, он умел не только настаивать, но и слушать. Светские манеры, остроумие, находчивость... Надежде было легко и интересно работать с ним, тем более что все хозяйственно-финансовые вопросы он передоверял ей.
— Надежда Васильевна, я вам доверяю, — улыбался при виде очередной порции текущих документов. — Скажите, где ставить подпись?
Эти отношения — по мере того, как Зарецкая привыкала к коллективу — получались непростыми. Борис Абрамович ей, безусловно, нравился, они были очень близки по духу. И скоро Надежда стала замечать на себе его влюбленные взгляды. Но вида, конечно же, не показывала — держалась строго и, как говорится, на расстоянии. И тем — случайно ли, намеренно — выгодно отличалась в глазах Лазарева от молодых девушек, которые обхаживали начальника совершенно открыто, без всякого стеснения.
— Доброй ночи, Борис Абрамович! — с неизменной улыбкой прощалась она с шефом по вечерам, когда они вместе ездили в командировки в Тюмень и в другие города. Они расходились; он закипал, не понимая, в чем же дело — ведь видел, что пришелся ей по душе. Она всеми силами держала себя в руках — однако, с каждым днём все больше ощущая, что влюблена в  этого человека.

* * *
— Где работает твоя мама? — спрашивали сослуживцы Володю. Он служил на Дальнем Востоке, где-то на острове Елена. — Как она успевает со всех концов Союза тебе отправлять посылки?
Секрет был тот же, что и с Мариной: работники центра ездили в командировки по всей стране, и Надежда Васильевна все время доставала для сына все, что можно. Сладости, сигареты, тушенку, сгущенку, бритвенные принадлежности, носки и разные мелочи, чтобы сгладить суровые будни службы. Посылала и деньги, так что Володе служилось неплохо.
Деньги в основном зарабатывал отец. Олегу в Ноябрьске работалось гораздо тяжелей, чем на Вуктыле. Здесь намного холодней, а летом на трассах сложно передвигаться из-за непроходимых болот и огромного количества комаров. Зарплата у него, впрочем, — Зарецкий по-прежнему работал на трубоукладчике, — была довольно приличная, больше, чем у Надежды Васильевны.
Больше всего внимания требовал, конечно, Алешенька. Во-первых, у него иногда болела голова, частенько шла носом кровь. В такие дни мама, конечно, не пускала его в школу. Во-вторых, на уроках сын не отличался усидчивостью — учительница жаловалась, что он иногда мешал проводить ей занятия: часто задает вопросы, не дает остальным детям сосредоточиться.
— Но ведь это же только хорошо — он любознательный мальчик! — обычно отвечала Надежда Васильевна.
В школе со сверстниками Алеше было неинтересно. В какой-то момент перешли в школу номер шесть — там было множество кружков, и сын занимался почти во всех. В этой школе Алешу оценили по заслугам — появилось много друзей, он увлекся историей, был в классе политинформатором. Пошел в литературный кружок, получал призы на конкурсах самодеятельности. Потом — с пятого класса — начался и спорт: подолгу заниматься чем-то одним не хватало терпения, так что Алеша увлекался то баскетболом, то волейболом, то хоккеем — а больше всего предпочитал футбол и мини-футбол.
— Смотри-ка, Алешенька — ты по почетным грамотам обошел даже сестричку! — в голосе Надежды Васильевны звучала гордость. Сын объездил почти всю страну с юношеской командой. И мама, и тренеры удивлялись его огромной энергии и жизнелюбию. «Совсем как я в детстве», — частенько думала Зарецкая.
Собираясь на сборы или летом в пионерский лагерь, Алеша нежно обнимал маму — он любил ее так, как мало кто любит родителей. Обнимал и уезжал, опытный уже путешественник — где он только не побывал летом: и в Гурзуфе, и в Геленджике, и в Евпатории, Саках и Геническе, и даже на Волге.

Как-то раз сидели дома — Надежда Васильевна и ее коллега Людмила Борисовна. «Попьем чайку?» — предложила: знала, что утром хлеб и сахар закончились, но попросила же Алешу после школы сбегать в магазин и только после этого идти на занятия.
Открыла буфет — ни хлеба, ни сахара. Тут как раз открывается дверь — вбегает Алеша.
— Какой же ты, Алешенька, молодец. Мама, уставшая, пришла с работы и не может даже чайку попить, так ты жалеешь и любишь ее...
Расстроился, повинился, убежал в магазин. «Как вы спокойно с сыном говорите, Надежда Васильевна!» — удивилась коллега.
— Людмила Борисовна, Жан Лабрюйер сказал: «Взыскивать с детей за проступки, которых они не совершали, или хотя бы строго наказывать их за мелкие провинности — значит лишиться их доверия и уважения». Я же уверена, что подобное больше никогда не повторится!
И действительно, не повторялось.
Ни Олег, ни Надежда никогда не кричали на детей — и уж, тем более, не били их.

В 1984 году Зарецкие с племянницей Наташей поехали в Краматорск, Алеша отдыхал в пионерском лагере. У Анны Семеновны прогрессировал атеросклероз. Надежда вновь и вновь просила свою маму поехать с ними в Ноябрьск, но та отказалась. «Мне же надо дом сберечь для Артемки» — объясняла; это был ее младший сын, который по глупости подрался с ребятами на проводах в армию и теперь оказался в местах не столь отдаленных.
Что ж — Надежда Васильевна оставила в Краматорске племянницу Наташу, чтоб маме было веселей, и обеспечила их всем необходимым. Рядом жили обе ее сестры — Надежда считала, что они присмотрят за мамой и ее внучкой...
Еще один младший брат Надежды — Максим — жил у них в Ноябрьске. Его отправила жена Клавдия — так сказать, на заработки. Работал на автобазе водителем, получал хорошо — и почти все отправлял жене в Краматорск. Клавдия, впрочем, от сытной жизни загуляла, они разошлись, но по-прежнему большую часть своей зарплаты он отправлял на содержание своих дочерей.

***
Кадры в РИВЦ Надежда Васильевна подбирала сама. В том числе «тянула» к себе и знакомых бухгалтеров из СУ-71 — Татьяну Спиридоновну Ибрагимову, Галину Михайловну Капелюховскую. Галина Михайловна, правда, скоро уехала — в 1986 году в Харьковскую область, вслед за мужем. Но бухгалтерская школа Надежды Васильевны ей пригодилась: на новом месте она устроилась тоже бухгалтером, кажется, в детский сад.
Секретарем Надежда Васильевна временно взяла молодую женщину из ОРСа — Людмилу Николаевну Фомину. Она чем-то напоминала Зарецкой ее маму в молодости — и внешностью, и скоростью в работе. Темноволосая, с маленьким курносым носом, красивой короткой прической — Людмила имела характер прямой, откровенный и совершенно бесхитростный. Надежда Васильевна попросила Бориса Абрамовича переговорить с начальником ОРСа — и вот Людмила уже работает у них секретарем. У нее были сын и дочь, еще школьники.
— Людочка, — как-то сказала Надежда, — у меня здесь живет и работает младший брат. По-моему, вы так друг другу подходите!
— Бросьте, Надежда Васильевна, мне свой муж порядком надоел, не знаю, как от него избавиться, а вы мне еще кого-то сватаете, — промолвила сотрудница. Однако с Максимом она все же познакомилась — во время годового отчета Зарецкая попросила брата приехать к ней на работу и отвезти секретаря домой с пишущей машинкой.
Вскоре годовой отчет по «АСУНЕФТЬ» был готов и директор с главным бухгалтером вылетели в Тюмень для сдачи годового отчёта в главк. Это был уже третий год их сотрудничества и второй совместный отчет; завершился он, как и обычно, вечеринкой в ресторане гостиницы «Нефтяник», где у них были номера. Гуляли всем главком; вечер удался на славу. Надежда Васильевна, как всегда, внешне была весела и жизнерадостна. Ни минуты не сидела, ее постоянно звали танцевать. Не приглашал, кажется, только один человек — Борис Абрамович. Правда, Надежда весь вечер ловила на себе его влюбленный взгляд.
В очередной раз, когда музыка закончилась, он подошел к ней. «Есть ли у вас что-то от сердца?» — «Да, есть, — ответила она, — только в моём номере».
Они поднялись в ее одноместный номер. Борис Абрамович прилег на постель, она накапала в стакан корвалолу и, приподняв голову, поднесла к его губам. В этот момент он молниеносно отстранил стакан и припал к ее губам долгим горячим поцелуем.
Столь крутого развития событий Надежда никак не ожидала. Да, этот человек ей, безусловно, нравился, но перейти черту она не могла. Она выпрямилась и твердо произнесла:
— Борис Абрамович, я не могу так, поймите меня правильно. Вы мне очень нравитесь и как руководитель, и как человек, мне приятно с вами работать и хотелось бы дальше продолжать сотрудничество, поэтому я не могу перейти грань дозволенного. После этого я не смогу работать с вами. Мне, знаете ли, как-то приятней жить с высоко поднятой головой. Если хотите, я уйду из вычислительного центра — работы для меня предостаточно.
Борис Абрамович сидел на кровати, обхватив голову руками.
— Простите меня ради Бога, — глухо пробормотал он. — Я просто выпил лишнего… Простите. Больше ничего подобного не повторится…

Вскоре Надежда уехала в Тюменский санаторий «Тараскуль» — с путевкой помогла Валентина Сергеевна Потапова, которая все так же жила в Сургуте. Когда она вернулась из санатория, ее ожидало приятное известие: Максим и Людмила поженились. Так случилось, что судьба свела их именно в тот момент, когда они оказались друг другу жизненно, как воздух, необходимы. Любовь оказалась мгновенной и неодолимой — тем более что с первым мужем Людмила уже развелась.
— Как в воду глядела! — смеялась Надежда Васильевна, поздравляя невестку. — Что я говорила! Вы все-таки созданы друг для друга...

«Дома у нас все хорошо, — писала всякий раз Надежда маме в Краматорск. — Володя служит во флоте, Марина учится в институте, Алешенька в школе, отношения в семье мирные. Беспокоит меня только твое здоровье и состояние». Ответы мама писала довольно скупые, а в 1987 году вернувшиеся из поездки в Краматорск Максим и Людмила привезли Надежде плохие новости:
— Вера отдала Наташу ее матери, — глухо произнес Максим. — А маму забрала к себе, продав ее дом.
Вроде бы ничего ужасного — но этого-то Надежда всегда и боялась. Во-первых, Наташеньку Надежда Васильевна очень любила, а ее мать — хоть и родная — изрядно выпивала. А во-вторых, после продажи дома Анна Семеновна оказалась в семье Веры — то есть там, где меньше всего хотела бы оказаться на старости лет.
«Ленивая она, Вера-то, — говорила Анна Семеновна. — Безалаберная! В доме у них всегда беспорядок, грязь, нищета... Семеро детей — боюсь, недолго я там проживу».
Конечно, Надежду сестра о продаже дома даже не известила...
Через месяц семья Зарецких поехали в Краматорск. Тогда у них там еще была собственная квартира. Одежду для Анны Семеновны Надежда привезла с собой, они сразу же забрали маму к себе. Обошли все места, где она раньше работала и жила. А уж Алеша в бабушке души не чаял, весь этот месяц от нее не отходил, безгранично восхищаясь её остроумием, знанием многих пословиц и поговорок…
— Анна Семеновна не соглашалась продать свой дом, — рассказал Надежде краматорский нотариус, — но тогда Вера Васильевна принесла справку о недееспособности матери и о том, что она является ее опекуном...
Тогда Надежда Васильевна показала завещание мамы. Нотариус просмотрел его и сказал, что у нее есть полное право оспорить сделку.
— Будем судиться? — советовалась Надежда с Олегом. — Наверное, нет: все-таки сестра. Эх, Вера как Вера, всего от нее можно ожидать...
Оказалось — дом был продан за бесценок: Вере нужно было рассчитаться с долгами, вот и отдала дом. Все же маму твердо решили забрать с собой — особенно на этом настаивал внук Алеша. Взяли у Веры мамин паспорт, купили на всех четверых билеты до Тюмени.
Перед отъездом Надежда Васильевна решила сходить в больницу и посоветоваться со специалистами: можно ли маму везти на Крайний Север. Врачи обследовали больную и предупредили:
— У вашей матери высокое давление, вы можете ее не довезти, или она не выдержит пребывания в другом климате.
Надежда не могла заснуть: что делать? С одной стороны — все уже организовано, в Ноябрьске ждет соседка, которая уже согласилась ухаживать за Анной Семеновной. С другой — только что одна дочь лишила родную мать своего угла, неужели вторая дочь сможет лишить ее Родины? Даже ради своего спокойствия Надежда не могла на такое согласиться... а значит, придется оставить маму в семье Веры.
— Кажется, это было одно из самых трудных решений в моей жизни, — подумала Надежда, а решившись, все-таки уснула.
Из своей квартиры она привезла для мамы кровать, новый матрас, несколько комплектов постельного белья... Еще чемодан одежды оставила у Варвары — жены старшего сына Веры, Николая. Они жили недалеко, в этом же совхозе.
— Варечка, ты хотя бы иногда заходи — купай бабушку, переодевай, — умоляла Надежда Васильевна. Анну Семеновну привезли к Вере накануне отъезда. — Деньги и посылки буду присылать обязательно!
Наутро пора было ехать. У Надежды тревожно ныло сердце. Они заехали в совхоз, завезли маме шоколадных конфет, и Надежда еще раз просила Веру нормально присматривать за их мамой. Когда Зарецкие отъезжали, мама стояла у калитки и плакала. А Надя обливалась слезами до самой станции, и в сердце не умолкала тревога.
Невольно в ее ушах возникли строки индийского мыслителя и поэта Рабиндраната Тагора.

Кто на детей своих снова и снова
Смотрит с надеждой, ждет хоть бы слова?
Ты, моя мать!
Кто ты, что молча стоишь среди тьмы,
Плачешь, обиженная детьми?
Ты, моя мать!
Кто их растила, кормила, поила?
Кто позабытая, их не забыла?
Ты, моя мать!
Кто днем и ночью детей ожидает,
Кто постоянно волнуется и страдает?
Ты, моя мать!

Сдать мамин билет Надежда Васильевна не успела — и, как они поняли в Москве, к лучшему. «Господи, что же делается-то! Украли, все украли!» — причитала какая-то женщина у перрона тюменского поезда. Она с маленьким ребенком должна была ехать в Тюмень, но на вокзале у нее украли кошелек со всеми деньгами и билетом. Тут-то и пригодилось лишнее место в купе Зарецких... Ехали, делили по-братски нехитрую дорожную еду — и за полночь все разговаривали. Тут-то Надежда Васильевна и рассказала о своем вещем сне, который видела много лет назад.
— Николай-Угодник это был, — уверенно сказала Раиса, так звали попутчицу. — Он и есть, должно быть, твой ангел-хранитель!
Она оказалась глубоко верующим человеком и постоянно благодарила Надежду Васильевну за то, что она ей помогла в трудную минуту. Потом в Ноябрьск от нее Надежде пришла посылка с подарками; хотела и денег дать, да тут уж Надежда Васильевна категорически отказалась. Дружили они еще много лет.
 
* * *
Юбилей настал незаметно. Просыпаешься — а на календаре 1985 год, и тебе уже сорок пять. С утра Надежда Васильевна не пошла в управление — готовила праздничный обед: все праздники и дни рождения тогда отмечали на работе. С тортом помогала сотрудница; до обеда все шло спокойно. Но потом сердце Надежды Васильевны стало как-то тревожно биться. Она уже хорошо изучила себя: в таких случаях обычно происходило что-то не обязательно неприятное, но значительное. Более значительное, чем ее юбилей.
Когда Галина приехала за ней на машине, Надежда сказала ей:
— Галочка, не пойму, что со мной творится, сегодня должно случиться что-то важное, а что, не возьму в толк.

На работе в четыре руки накрыли праздничный стол: на белоснежной скатерти красивая посуда, закуска, шампанское, коньяк, хорошее вино и венцом всему — огромный аппетитный торт. Тут была вся администрация, начальники отделов, пришли несколько человек из СУ-71, в том числе Эльвира Семеновна Панова.
— Надежда Васильевна, выглядите — превосходно! — говорили все в один голос. Действительно: энергичная, активная, статная, с красивой пышной прической. Ее поздравляли все отделы; молодежь изощрялась тостами. Кабинет был завален цветами и подарками. Надежда Васильевна не ожидала такого внимания к себе, была откровенно растрогана.
— Ну, теперь давайте выпьем за здоровье близких Надежды Васильевны! — Борис Абрамович поднял бокал. — За ее маму, Анну Семеновну, за мужа, за детей. А особенно за Володю, который сейчас защищает Родину на Дальнем Востоке!
Уже начали разрезать торт, когда в дверях показался Максим, брат Надежды Васильевны.
— Надя, тебе нужен подарок?
— Конечно! — улыбнулась она и тут же потеряла дар речи...
В дверях стоял ослепительной красоты моряк в парадной форме, с букетом алых гвоздик в руках. Надежда не сразу сообразила, что это ее сын Владимир. Он подошел к ней, подал букет цветов, обнял и поцеловал. Это было так неожиданно и волнительно, что все на доли секунды замерли, затем пригласили Володю и Максима к столу, налили им по бокалу шампанского и снова выпили за прекрасных детей Надежды Васильевны.
Вот это был настоящий праздник! На следующий день многие, в том числе и Галина, сожалели, что ушли раньше и не застали эту счастливую картину.

Когда Надежда с сыном и братом пришли домой, Олег уже вернулся с работы. Сцену встречи сына и отца трудно описать: Надежда Васильевна увидела настоящую отцовскую любовь, когда у обоих взрослых мужчин на глазах виднелись слезы счастья. «Ради таких блаженных слезинок, — подумала она, — стоило все пережить, перетерпеть в недалеком прошлом для сохранения семьи». И заснула — абсолютно счастливой.
Володе дали отпуск на тридцать дней, плюс десять суток на дорогу. Не просто так — за смелый поступок. Могли дать медаль, но он попросил «месяц берега», чтобы попасть к маме на день рожденья. За год на флоте Владимир поправился, возмужал, выглядел великолепно. Надежда Васильевна была по-настоящему горда своим сыном.
— В Сургуте смешно получилось, — рассказывал Володя. — Два часа дня, я бегаю по всему аэропорту в поисках билета. Наконец, в три упросил начальника аэропорта: он продал мне чье-то забронированное место.
— А я как раз в это время начала тревожиться, не понимая, в чем дело, — как будто сама себе ответила Надежда Васильевна.
В самолете Володя оказался рядом с секретарем горкома, Володя ему поведал, что летит к маме на юбилей и назвал ее имя. Мужчина хорошо знал Зарецкую: его сын учился в школе вместе с Алешей, а Надежда Васильевна, как обычно, была председателем родительского комитета. В общем, именно водитель секретаря горкома и отвез, по просьбе начальника, бравого матроса домой. Так сын успел попасть к маме на праздник.
Надежда Васильевна взяла несколько дней в счет отпуска — вместе с Володей поехали в Пермь удивлять Марину. Приехали в девять утра — она еще спала. «Кто приехал! Братишка, Володька, какой ты красавец стал!» — она, как и мама, не ожидала такого бравого моряка.
Дальше все пошло как по маслу: Володя вскоре уехал, счастливый и отдохнувший, продолжать службу. У себя в части он уже стал кандидатом в члены КПСС — догонял Марину, которая уже вступила в партию. В том году она одновременно заканчивала институт и выходила замуж.
— Ну, хоть детям не придется, как мне, страдать из-за беспартийности, — Надежда Васильевна чувствовала, что все идет правильно.

Еще один отпуск понадобилось брать, когда Марина защищала диплом. В Пермь она приехала с целой горой съестных припасов: трехлитровая банка белых грибов, мясо, колбаса, еще одна литровая банка черной икры из Ноябрьска, конфеты... Для полуголодной Перми — целое сокровище!
— Диплом писали втроем, — рассказывала Надежда Васильевна потом отцу семейства. — Марина руководила, я чертила экономические показатели, а Юра Хлебников — жених — сложные детали. Ох, строгая у нас дочка выросла, все время делала ему замечания, тот по нескольку раз все перечерчивал. Но защитились как надо!

* * *
А в том же октябре и сама Надежда Васильевна стала студенткой — пошла на заочное отделение в Свердловский институт народного хозяйства. Сразу на два факультета: «Бухгалтерский учет в системе управления» и «Учет затрат на производство». В июле 1989 года ей вручили диплом с отличием — «студентке», тогда как раз исполнилось сорок девять лет, а ее дипломные работы считались образцовыми.

* * *
Марина, между тем, вышла замуж. Надежда Васильевна ехала в Пермь знакомиться с новыми родственниками и вспоминала все последние годы, как Марина росла и училась вдали от дома, не зная трудностей. Летом — не стройотряд, куда обычно ездили ребята за деньгами, а летная школа... Да и после окончания продолжало везти: свежеиспеченному инженеру-технологу Мотовилихинского завода, ей дали девять квадратных метров в трехкомнатной квартире. Далеко не каждому выпускнику сразу давали жилье. И Юра... Вот с Юрой Надежде Васильевне было не так понятно. И даже, пожалуй, тревожно.
— Марина, как ты относишься к Юре? — как-то спросила она дочь. — Мне неудобно у тебя спрашивать, но скажи, ты его любишь?
— Мама, не знаю, но мне с ним хорошо, я чувствую себя спокойно, так что не волнуйся, у нас будет все окей.

Но одно дело Юрий — хотя он и показался Надежде Васильевне высокомерным и даже нагловатым, но потом она привыкла. А совсем другое дело — его родители. Евгений Иванович Хлебников был большим человеком — заместителем директора по хозяйственной части огромного завода «Пермские моторы». Для него то, что его сын-отличник сошелся с девушкой старше его на три года, к тому же из семьи механизатора, рушило все планы сделать из сына ученого. Так уж устроено: родители обычно желают детям того, чего не успели добиться сами...
Сидели у Хлебниковых в гостях, в просторной «сталинской» трехкомнатной квартире, ели пельмени и знакомились. Властный и жесткий Евгений Иванович; кроткая и добрая мама Юрия, Лидия Леонидовна — не имевшая, впрочем, права голоса; старшая сестра Юрия Ирина, заканчивавшая уже второй институт, и бабушка — мама Лидии — Зоя Александровна Надсон.
— Поживем — увидим, — резюмировал Хлебников-старший; на том и разошлись, и было бы большим преувеличением сказать, что разошлись лучшими друзьями.

Помогать молодым Хлебниковы не стали, ограничивались изредка одеждой для Юрия: практически все приходилось тянуть родителям Марины. Свадебные — они же на новоселье — подарки по тогдашней моде: все сервизы, позолоченный столовый набор, постельное белье... Даже костюм Юрия привезла Надежда Васильевна: купила год назад, да всем родным оказался велик, зятю — впору.
Жизнь продолжалась, но, конечно, стало труднее: Юра учился всего только на втором курсе, а у Марины зарплата была небольшая, только на мелкие расходы. «Вот как получилось-то, теперь содержим не одну Марину, а целую семью», — иногда про себя удивлялась Надежда Васильевна. В январе 1986 года Марина должна была рожать.
В декабре Надежда заранее приобрела билет в Тюмень — на пятое января. Она не знала, когда дочь будет рожать, и очень за нее волновалась, потому что хорошо помнила свои собственные тяжелые роды. Кроме всего прочего, Марина занималась спортом, и у нее был слишком упругий пресс, так что переживания были отчасти обоснованными.
=
=

                И была у них счастливая встреча!

Пятого—шестого января Надежда находилась в командировке в Тюмени с годовым отчетом. Она попросила в главке принять у нее отчет заранее. В этот день ее не оставляло чувство безотчетной тревоги… Должно было произойти нечто из ряда вон выходящее; это пугало, мучило, не давало покоя. Накануне ночью Надежде приснилось, что ей подарили букет подснежников… Вспомнился букет цветов, который бросил в окно поезда ей «на счастье» незнакомый юноша, когда она, еще совсем юная, вместе с такими же молоденькими девчатами уезжала на целину… Того, что принято называть «женским счастьем», Наде так и не довелось испытать, но вот память о подснежниках осталась.
Надежда терзалась догадками: что же такое может произойти? Сердце то бешено колотилось, то замирало в каком-то сладком томлении… Может быть, это радость рождения первого внука? Со всеми делами по работе было успешно покончено, и она планировала на следующее утро уехать в Пермь к дочери, которая, по ее ощущениям, вот-вот должна родить.
Остановилась Надя, по обыкновению, в «Нефтянике». Поднявшись в номер, приняла душ, переоделась, придирчиво оглядела себя в зеркале, поправила прическу, слегка подкрасила губы, улыбнулась, подмигнула своему отражению и тихо произнесла:
— Еще очень даже ничего.
Выйдя из номера, она увидела, что по ковровой дорожке ей навстречу идут трое мужчин респектабельного вида. «Военные», — решила она. Невольно взгляд остановился на человеке, который шел посредине. И она обмерла. Сердце колотилось. «Господи! Этого не может быть… Неужели? Неужели он?!»
Между тем крепкий мужчина средних лет с вьющимися черными волосами и карими глазами тоже пристально на нее посмотрел. Их взгляды встретились. Что-то до боли знакомое промелькнуло в его чертах: «Он! Нет! Не может быть! Как? Откуда?!» С трудом взяв себя в руки, Надежда заставила себя пройти мимо. За спиной услышала:
— Владимир, твоя знакомая? Интересная дама!
— Да нет, показалось, — был ответ, впрочем, неуверенный.
Надежда вошла в ресторан, села за столик, а сердце так и выпрыгивало из груди: «Нет, все-таки это он! Боже!»
Аппетит испарился; Надежда выпила стакан ледяной воды и, словно опьянев, нетвердой походкой вышла из ресторана. Медленно, как во сне, она двинулась к своему номеру. И тут из туманной глубины коридора выплыл призрак — ее «таинственный незнакомец».
Он шел один. Ноги Нади подкосились, ее вдруг объял ужас. Не зная, куда деться, она огляделась и присела на подвернувшийся диван. Мужчина подошел, остановился. Он стоял возле нее и молчал; казалось, это длится вечность. Надежда не смела поднять глаза. Наконец, мужчина сел рядом.
— Надя, если я не ошибаюсь? — услышала она до боли знакомый баритон. Этот голос она могла узнать среди тысячи других.
— Володя… — выдавила она из себя. — Здравствуй…
— Вот это встреча! Просто не верится… Как ты оказалась здесь?! Слушай, давай зайдем ко мне и поговорим там?
Оказалось, что его «люкс» был прямо напротив ее одноместного.
— Ты ужинала? — спросил Володя, когда тишина номера поглотила их.
— Пыталась, но не смогла — улыбнулась Надя, ощущая во всем теле мелкую дрожь.
— Сейчас я закажу в номер, ты что будешь?
— Что-нибудь легкое, — тихо, преодолевая волнение, произнесла она.
Заказывая ужин по телефону, Владимир незаметно рассматривал Надежду. Она не изменилась. Он чувствовал все то же родное и необыкновенное, что волновало и влекло его к ней много лет назад. Только сейчас она стала еще красивее, она превратилась в зрелую женщину, а серые лучистые глаза, которые сводили с ума его, да и многих ребят, — эти глаза были все те же. Тот же нежный голос, за который ее прозвали «Колокольчиком» и который с первой минуты встречи заворожил его, проникнув в самые глубины сердца. Сейчас он не мог вспомнить, почему они расстались, в памяти был только огненный вихрь чувств. Владимиру вдруг нестерпимо захотелось обнять и поцеловать ее… Сколько лет он мечтал об этой встрече!
Мысли Надежды текли в том же русле. Границы реальности поплыли. Она даже незаметно ущипнула себя, но тщетно: происходящее не было сном. Надя, в свою очередь, призналась себе, что этот человек все так же красив, что ее по-прежнему завораживает звук его голоса, настолько родной и любимый… Ее захлестнуло ощущение абсолютного счастья. На мгновение ей показалось, что ради него она готова оставить все, отречься от целого мира… Она была погружена в некое нереальное состояние, мир исчез…
Надя сидела, словно окаменев, она боялась произнести лишнее слово или каким-нибудь неловким движением обнаружить то, что творилось у нее внутри. И в то же время она с трудом сдерживала себя, чтобы не прикоснуться к любимому человеку.
Эту свою первую и единственную любовь Надежда Зарецкая пронесла в своей душе через все годы их разлуки. И никогда за все это время она не испытывала столь сильной потребности в близости с мужчиной, как сейчас…
Стук в дверь на миг вернул ее к так называемой реальности. Это был официант со столиком. На столике — букет алых гвоздик, шампанское, закуска. Владимир расплатился.
— Оставьте здесь, благодарю. Дальше я сам, — эти слова прозвучали издалека, как сквозь толщу воды. Все происходящее сейчас напоминало сон, фантасмагорию…
На столике, кроме сладостей, было рыбное ассорти, красная и черная икра. Надежде это было приятно.
—Ты даже не забыл про мою страсть к рыбе… — улыбнулась она.
— Не забыл, рыбная твоя душа! — засмеялся Владимир.
Он наполнил бокалы шампанским и произнес:
— Ну что же, моя единственная любовь... Выпьем за встречу?
Передавая бокал Надежде, он почувствовал, как сильно дрожат ее руки. Собрав всю свою рассеивающуюся волю в кулак, она произнесла:
— Что ж, давай… За встречу и за тебя… Любимый мой…
Она пригубила шампанского и взяла что-то из сладостей со стола. Она сама себя не узнавала — всегда веселая и общительная, сейчас она боялась произнести лишнее слово, боялась снять маску, у нее дрожали руки, Владимир все это видел и все понимал.
— Надя, давай выпьем до дна и поговорим о нас, о том, что с нами случилось, вспомним нашу юность…
Надежда выпила все, что было в бокале, и тепло приятно разлилось по ее телу. На лице вспыхнул румянец, глаза заблестели. Она улыбнулась.
— Вот теперь я узнаю Надю-Колокольчика! — ласково произнес Владимир.
Надежда нежно посмотрела ему в глаза:
— Ну, а ты как? Как живешь?
Он с минуту помолчал, неловко улыбаясь, потом заговорил, сцепив руки в замок и глядя в пол:
— Да нормально живу… Я человек военный, себе не принадлежу. Женат, одна дочь, живет в Италии. Как расстались с тобой — пошел в армию. Оттуда — в военное училище. Служил в Германии. Теперь служу в СССР. Дослужился до полковника. Вот и все! — Володя засмеялся. — Правда, рассказывать-то и нечего больше… а жену мою Аней зовут, она врач… Ну а ты как? Как жила все это время без меня?
— Без тебя… — Надежда улыбнулась. — У меня трое детей. Дочка недавно институт закончила, ждет ребенка; Володя, старший сын, служит на Тихоокеанском флоте, младший, Алеша — еще школьник, ну а мужа моего ты знаешь. А сама я — главный бухгалтер вычислительного центра на Крайнем Севере. Это в Ноябрьске. Кстати, это у нас с мужем вторая всесоюзная стройка!
Он немного помолчал, вертя в своих больших и сильных руках пустой бокал. Потом тихо спросил:
— Надь, а с мужем у тебя как сложилось?
Поскольку Надежда ждала подобного вопроса, врасплох он ее не застал:
— Ты хочешь спросить, люблю ли я его?
Владимир промолчал. Надежда продолжила свою исповедь:
— По-моему, настоящая любовь в жизни бывает только раз, тем более я однолюб… а в семейной жизни, как я это понимаю, обязательно должны быть привязанность, уважение, благодарность к человеку, ставшему другом по жизни… Я мужу благодарна за многое — за наших детей, которых я очень люблю, за его заботу о них, за огромное трудолюбие…
Им обоим очень хотелось еще многое узнать друг о друге, но что-то их сдерживало. Володя помолчал. А потом, словно стряхнув с себя что-то, предложил:
— Надя, а давай на брудершафт.
Он разлил шампанское, они выпили на брудершафт. Потом Владимир поцеловал Надежду в губы. Этого момента она ждала и боялась. Трепет тела, прерывистое дыхание, страсть вырвались наружу, и они уже не контролировали себя. Желание было таким сильным, что Надя не могла ему противиться. Владимир ловко положил ее на постель и начал снимать с нее одежду. От его страсти она словно воспламенилась. Чувствуя, как рассеиваются остатки воли, она полностью отдалась мощной, опьяняющей, поглощающей любви. В голове сверкнула последняя трезвая мысль о том, что этот человек до сих пор любит ее и что она совершила самую большую ошибку в своей жизни, расставшись с ним. «Пусть хоть один день, час, минуту, секунду, но он будет только моим! Я имею право на любовь! Он должен был принадлежать мне! Только мне!» — бушевал у нее в голове огненный ураган, сжигая все мысли, в том числе и эти. Прошла вечность. Они лежали обнаженные, он нежно ее целовал и говорил, как в бреду:
— Любимая, родная, как долго я ждал… Где я был, кем я был… Но, послушай, почему же мы тогда расстались? Тогда, на целине... Что там было, на этой целине?.. Почему расстались...
За всю жизнь Надежде не было так хорошо.
Утром, покидая номер навеки любимого человека, она не испытывала ни неловкости, ни угрызений совести. Она благодарила Господа за то, что он дал ей возможность познать чувство такой сильной любви и настоящей бурной страсти. Владимир предложил ей вновь встретиться вечером, но она сказала:
— Володя, через час у меня поезд. Прости, остаться не могу… Дочь ждет ребенка. А я — своего первого внука или внучку… Я должна быть там.
Владимир, держа ее руки в своих больших ладонях, внимательно смотрел ей в глаза. Он долго смотрел. Потом сказал:
— Хорошо. Поезжай с Богом. Спасибо тебе за эту чудесную ночь!
На прощание они обнялись и поцеловались. Надежда не знала, благодарить его или извиняться за свою минутную слабость…
Сидя в поезде, который мчал ее из Тюмени в Пермь, Надя долго еще ощущала на своих губах солоновато-горький привкус поцелуя любимого человека… И вспоминала все, что было между ними, когда они встретились на целине, четверть века тому назад. Она не могла поверить, что только что они виделись, быть может, последний раз в жизни.
…И вспоминала все, связанное с ним… И еще — удивлялась, как причудливо судьба иногда дарит подарки — хотя бы вот такую единственную счастливую встречу — людям, которые были созданы друг для друга, но не сумели быть вместе...
Та встреча оказалась не единственной: однажды он напомнил Надежде о себе, прислав огромную корзину цветов на полувековой юбилей.

                *   *   *

Восьмого января 1986 года в девять часов утра обе мамы — и Надежда Васильевна, и Лидия Леонидовна — стояли на втором этаже роддома. К ним вышла главврач отделения, увидев Надежду Васильевну, поняла, что это мать Марины, и с удивлением произнесла:
— Мне сказали, что мама Марины еще не знает, что ее дочь сегодня должна родить.
— Вы правы, меня, несомненно, никто не предупредил, но я каким-то образом почувствовала еще почти месяц назад, — ответила Надежда.
— Ваша дочь сейчас лежит на операционном столе, готовимся делать кесарево сечение. Плохо то, что придется делать операцию на боку, на спине нельзя, потому что у нее шалит сердце. Вы можете ждать здесь, после операции я выйду к вам.
Увидев, что мама Марины побледнела, она добавила:
— Мамочка, вы так не волнуйтесь, будет все хорошо.
Примерно через полчаса — они показались Надежде вечностью — заведующая вышла еще раз:
— У вас, милые дамы, родился внук, настоящий крепыш. Его мама чувствует себя удовлетворительно.
Надежда Васильевна заплакала от радости и обратилась к врачу:
— Разрешите мне ухаживать за дочкой и малышом! Обещаю во всем помогать нянечкам и сестричкам. Поверьте, у меня имеется достаточный опыт.
— Ну хорошо, пусть будет, по-вашему.
С этого момента Надежда Васильевна превратилась в техничку родильного отделения. Она договорилась с медсестрой, совмещавшей работу санитарки, выполнять ее обязанности, а та пусть уделит ее дочери больше внимания. Как бы в награду за это детский врач разрешила Надежде Васильевне подержать внука на руках. Когда ей подавали младенца, то он плакал, как только она, молодая бабушка, взяла его на руки, ребенок тут же затих.
— Надо же, малыш почувствовал кровную родственную душу, — улыбнулась врач.
Сердце Надежды Васильевны трепетало от радости: она держала на руках своего первого внука. Это стоило того, чтобы весь день мыть полы в отделении, чистить раковины и еще бегать домой готовить еду... Обеды Зарецкой еще долго вспоминали и врач, и сестры — тем более что Надежда Васильевна приехала в Пермь с запасом вкусных вещей, купленных в Ноябрьске и в вагоне-ресторане.
Как Надежда выдержала эти десять дней, пока Марина лежала в больнице, она и сама потом не понимала. С ее здоровьем ей трудно было мыть полы даже дома — обычно порядок в квартире наводили ее муж и дети. На выписку врачам и сестричкам Зарецкая подарила, помимо обычных конфет, большой чайный сервиз.
 
* * *
Свой отпуск Надежда оформила полностью, на все 36 дней. Вместе с Зоей Александровной, Юриной бабушкой, они стали нянчить новорожденного Сашеньку — так Марина назвала сына. Особенно труден был первый день после больницы. Надежда Васильевна уже и позабыла, как обращаться с таким маленьким ребенком — младшему ее сыну было уже четырнадцать лет.
Первое купание внука она запомнила навсегда. Почему-то чувствовала себя напряженно. После купания ей показалось, что Зоя Александровна как-то не так взяла из ее рук младенца. Она настолько перепугалась, что даже ноги подкосились. На следующее утро не смогла встать с постели, поднялась лишь только к обеду.
Когда внуку исполнилось восемь месяцев, Зарецкие перевезли его в Ноябрьск. Первые шаги он сделал в присутствии деда Олега и говорить он начал впервые также в Ноябрьске. Сашенька рос сильным ребенком: в девять месяцев он мог перекинуть через оградку кроватки ведерко, полное игрушек. Примерно через год Марина с Сашенькой уехали в Пермь, далее ребенка нянчила Зоя Александровна, прабабушка. От Зарецких помощь была лишь финансово - материальной, но довольно существенной.
Пятого мая 1986 года Володя вернулся со службы. В запас он ушел в звании старшины ВМФ, был награжден нагрудным знаком «Отличник ВМФ» и жетоном «За дальний поход» за боевую и политическую подготовку. Ему предлагали остаться служить на флоте, хотели послать на учебу, но он отказался. Приехав домой, устроился работать машинистом трубоукладчика в бригаду отца. Одновременно восстановился на факультет ПГС заочного отделения в Тюменском институте. С отцом у них всегда были теплые отношения. Они так же, как и на Вуктыле, ходили вместе на рыбалку, в лес за ягодами и грибами, иногда на охоту — смотреть на них было приятно. В который раз Надежда Васильевна убеждалась: хорошо, что она сохранила семью. Безусловно, живя с другим мужчиной, не с отцом детей, она не смогла бы дать сыновьям и дочери такого же тепла, понимания и финансовой поддержки.
Своей открытой улыбкой Володя прямо-таки завораживал девушек, от которых и так отбоя не было. Самой настойчивой стала Нина Кудрявцева — раньше она училась с Володей в Ноябрьской вечерней школе. Надежда начала беспокоиться, как бы сын не загулялся. В это время уже появились наркотики и СПИД. Она верила, что с ее сыном ничего подобного не случится, но однажды сказала, что неплохо было бы ему жениться.
И вот — еще одно знакомство с родителями. Пока Надежда Васильевна не узнала родителей Нины, она и представить себе не могла, что в Ноябрьске есть настолько бедные люди. Семья Кудрявцевых тоже состояла из пяти человек. Отец — алкоголик (вскоре он умер от цирроза печени), мать работала сторожем, пропускала машины на участок. Старший брат — ровесник их дочери — был рабочим в строительном предприятии. Младший брат учился в школе.
Конечно, Зарецкая приветливо улыбалась и не подавала виду, но внутри ей стало обидно и больно за своего сына.
Подарила сыну путевку в Сочи — отдохнуть после службы. Володя вернулся с юга с совершенно другим настроением — жениться раздумал. Нельзя сказать, чтобы Надежду Васильевну это огорчило. Нина спустя несколько месяцев уехала в город Чайковский — там у ее родителей была квартира.
Телеграмма опять пришла неожиданно, 15 декабря 1987 года: «Надежда Васильевна поздравляю рождением внучки Нина Кудрявцева». Надежда Васильевна не знала, что и думать: была уверена, что у Володи с этой молодой женщиной все закончено.
Сын пришел с работы, она подала ему телеграмму. Он остановился как вкопанный, не мог ничего сказать.
— Володя, это твоя дочь или нет? — строго спросила Надежда Васильевна.
— Наверное, моя.
— Что же будем делать?
— Не знаю, как быть, — ответил сын, потупив свой взор.
С этого момента каждый вечер до полуночи она убеждала сына, что ему придется жениться. Не могла она допустить, чтобы ее внучка воспитывалась без отца.
Владимир никак не соглашался. Тогда Надежда пошла на хитрость: упросила сына отвезти от ее имени детское приданое. С горем пополам Володя согласился. Она приготовила две большие хозяйственные сумки: в одну сложила продукты, в другую — подарки, одежду. Нине передала за рождение внучки красивые золотые сережки. Надежда Васильевна не сомневалась: когда Володя возьмет на руки свою дочь, у него сердце оттает, и он согласится жениться. Все так и случилось. Недолго думая, она взяла пять дней без содержания и поехала к Кудрявцевым.
В Чайковском Надежда обнаружила почти такую же печальную картину, какую постоянно наблюдала в Ноябрьске. Вокруг было неухожено, ворох нестиранных пеленок, а в раковине — гора немытой посуды. А ведь Нина жила с мамой, находившейся к этому времени уже на пенсии. И все это почему-то Надежду Васильевну не остановило. В кроватке спала внучка, черненькая симпатичная девочка скорей всего была похожа на бабушку по маминой линии.
«В конце концов, — размышляла Зарецкая, — Нина из небогатой семьи, надеюсь, будет доброй и хорошей женой, при этом она любит Володю, во всяком случае, мне так кажется». Она пошла с Ниной в ЗАГС (там работала бывшая одноклассница Нины) и от имени своего сына подала заявление.
Женился Володя в Чайковском 27 мая 1988 года. Свадьбу сыну Зарецкие широко не отмечали — собственно говоря, Надежда Васильевна, никому из детей свадебных гуляний не устраивала: лучше потратить деньги на более нужные вещи, включая жилье. Они им отдали трехкомнатную квартиру на Вуктыле, которую полностью обставили новой техникой, мебелью, коврами, посудой. Стоило это больше шести тысяч рублей — пришлось Зарецкой брать кредит на два года. Хорошо, что в то время у Надежды Васильевны уже была высокая зарплата! Даже младший сын Алеша после окончания семи классов, в каникулы, поработал в строительном управлении (ему было четырнадцать лет) и купил Володе подарок — стиральную машину.
Старшего сына в новую жизнь собирали всей семьей: в конце августа они отправили на Вуктыл пятитонный контейнер с новыми вещами. Отец взял отпуск и поехал обустраивать Володю на новом месте. Через месяц на Вуктыл слетала и Надежда Васильевна, чтоб посмотреть и, быть может, кое-что добавить в квартире для уюта. Ей обстановка понравилась — во всяком случае сама она со своей семьей так основательно еще не жила. Все новое: цветной телевизор, кухню и стенку, не говоря о постельных комплектах и столовом наборе — они отдали из своей квартиры молодым. Зато в их доме, в Ноябрьске, словно Мамай прошел: полное опустошение, остались голые стены. Володя сразу же после переезда пошел работать в УМР-14 машинистом трубоукладчика, Нина ухаживала за дочерью. На какой-то момент Надежде Васильевне показалось, что у сына в семье все будет хорошо.
В апреле 1989 года Нина позвонила ей:
— Мама, я хочу поехать отдохнуть в Чайковский.
— Нина, ты от чего устала? У тебя прекрасные условия, на руках только одна дочь, которой уже почти полтора года.
— Я хочу съездить, соскучилась по маме.
Больше на Вуктыл она не вернулась. В конце мая Надежда Васильевна позвонила с работы:
— Нина, как твои дела, как вы с Настенькой себя чувствуете?
— Нормально, Настенька начинает говорить.
— Когда вы приедете на Вуктыл к Володе? Нина, ты собираешься устраиваться на работу?
— Нет. На работу я не пойду и на Вуктыл не поеду, я беременна.
Это известие Надежду Васильевну ошеломило, ее коллеги заметили, что она побледнела, и подставили ей стул.
— Нина, у вас дочь еще маленькая. А Володя знает, что ты беременна, или нет?
— Да, знает. Я ему уже по телефону сообщила, а также сказала, что аборт мне по состоянию здоровья делать нельзя.
— А что же ответил Володя?
— Он согласился со мной.
Володя стал поговаривать, что хочет вернуться к родителям:
— Мама, я не могу здесь жить один, мне очень плохо.
— Ну что ж, сынок, приезжай, — ответила ему Надежда.

В августе 1989 года Володя вернулся в Ноябрьск. Он устроился инженером по снабжению на предприятие, где работала его мама, и жил с родителями.
Нина родила вторую дочь 24 декабря 1989 года, назвала Валей. Невестка потребовала перевезти ей вещи из Вуктыла.
Больше жить с женой Володя не смог.
— Мама, — сказал он, — если я не разведусь, я сопьюсь!
— Сын, поступай, как хочешь, — отвечала ему Надежда Васильевна.
При разводе в суде Нина сказала: «Я даю согласие на расторжение брака, но вы оставите мне все имущество». Собственно говоря, семья Зарецких и не думала что-либо забирать от маленьких детей.
Володя взял с собой только армейский альбом и ничего более. Все вещи остались Нине, даже его личные, которые потом носили ее братья. У Нины в квартире хранились подарки и сувениры Надежды — она их сама отправила на Вуктыл — мало ли что может случиться в жизни, может, со временем, думала она, пришлось бы жить с молодыми. Но главное — на Вуктыле она коллекционировала виниловые пластинки, просила невестку их вернуть, но так и не дождалась. Надежда Васильевна снабжала своих внучек продуктами и одеждой, кроме этого, Володя платил алименты согласно исполнительному листу. Да, Надежда и не предполагала, что женитьба Володи закончится такой головной болью: двое детей за восемь месяцев брака. Для себя она твердо решила: никогда больше не будет вмешиваться в судьбу детей.

В целом на жизнь Надежда не жаловалась. Отношения с начальством и коллегами по работе складывались как нельзя лучше: люди относились к ней хорошо. Например, когда ей в честь юбилея выделили импортную мебель, помочь с доставкой вызвались сразу и парторг, и главный инженер, и оператор. Такое внимание со стороны сотрудников ей было очень приятно.
Она была хорошим главным бухгалтером: если сотруднику нужно было в отпуск или в командировку, без денег он никогда не оставался. В банке ей всегда шли навстречу, хотя для других бухгалтеров денег там как бы не было. В то время получить наличность уже было совсем непросто, но дело в том, что Надежда Васильевна без конфет, шоколада и шампанского в банк никогда не ходила. Когда же инженеры собирались в командировку, Надежда, по обыкновению, заказывала какие-нибудь интересные наряды для дочери. Они с удовольствием исполняли ее просьбу.
Надя очень внимательно относилась к своим сотрудницам-бухгалтерам, зорко следила за тем, чтобы они не оказались не у дел, когда давали премию или какие-либо иные дополнительные выплаты. Они же отплачивали ей своей безукоризненной работой.
Однажды Татьяна Спиридонова, кассир и по совместительству заведующая складом, находилась в отпуске в Мариуполе. Там она неожиданно почувствовала недомогание, после чего ее обследовали и срочно направили в онкологический центр Донецка. Врачи провели анализ на гистологию, и результат оказался положительным. Татьяна и все ее родные были в сильном волнении. Надежда, узнав о случившемся, отреагировала незамедлительно: взяла десять дней в счет отпуска и вылетела в Мариуполь.
Татьяна была весьма удивлена и тронута таким участием в своей судьбе. Надежда наведалась к лечащему врачу, ознакомилась с историей болезни, при этом рассказала, что она сама когда-то перенесла сложную операцию и долгое время лежала в отделении онкологии. В итоге она выяснила, что у Татьяны только начальная стадия заболевания, поэтому не все потеряно и можно вылечиться.
Кроме того, Надежда познакомилась с родителями Татьяны. Это были добрые, приятные люди, очень напуганные болезнью дочери. Успокоив сначала сотрудницу, Надежда успокоила и их. Остановилась Надя у Татьяниной сестры, которую тоже звали Надей, и к тому же они были одного возраста. Женщина была поражена тем, что начальница ее младшей сестры прилетела с Крайнего Севера, чтобы успокоить и поддержать свою сотрудницу; также удивлялись и работники поликлиники, куда Надежда Васильевна ходила вместе с сотрудницей. Татьяна воспрянула духом и поверила в свое выздоровление.
Пробыв в Мариуполе около недели, Надежда заехала навестить маму в Краматорск. А Татьяна Спиридоновна через полгода прибыла в Ноябрьск и вышла на работу. Чувствовала она себя неплохо. Надежда была довольна, что в какой-то мере помогла своей сотруднице справиться с болезнью.
 
* * *
Надежда всегда одевалась скромно. В ее гардеробе всего-то и было, что три-четыре юбки, столько же кофточек, несколько шарфиков и два платья. Но туфель обязательно три пары, причем лучших. Она в течение недели искусно сочетала разные элементы своего нехитрого гардероба и всегда выглядела нарядной и красивой. Самое главное, она регулярно посещала парикмахерскую, где у нее был превосходный мастер. Надя была живым примером скромной красоты для многих молодых девушек. Сыновья же всегда гордились своей матерью, особенно, когда стали работать на одном предприятии (Владимир служил инженером, а Алексей проходил практику).
Многие удивлялись, откуда в этой маленькой женщине столько энергии. Хозяйка в большой семье, которую нужно одеть, обуть и накормить, и при этом столько внимания отдает работе: Надежда приходила на предприятие раньше всех, а уходила, как правило, последней. Излишне говорить, что свои прямые обязанности она выполняла безупречно, кроме того, занималась общественной деятельностью по линии профсоюза.
Продукты Надежда предусмотрительно запасала впрок: лепила вместе сыновьями пельмени на неделю, варила супы на два-три дня. Иной раз суп мог сварить и муж. Всевозможные котлеты, биточки и прочие полуфабрикаты тоже заготавливались впрок и замораживались. Кроме того, Надежда часто делала блины, чебуреки, пекла «хворост», разные крендельки и пирожки. Все это дети просто обожали. Если Надежда не могла приходить на обед домой, детям ничего не стоило самим разогреть себе еду. Так они приучались к самостоятельной жизни в этом безумном мире.
Олег продолжал упорно трудиться в УМС-11 на трубоукладчике. Работать по-прежнему было чрезвычайно тяжело — холод, комары и болота покуда не отступали. Но дух был бодр. Олег с годами изменился. Он не истязал свою жену, как на Вуктыле. В любом случае, она не обращала особого внимание на его выступления, тем более руки он никогда не распускал. У Надежды Васильевны удивительный характер. Выходя из квартиры, она полностью оставляла все семейные неурядицы дома. На работу обычно шла в прекрасном распоряжении духа. С людьми была добра и приветлива. Никогда никому не рассказывала о своих отношениях с мужем. Всегда говорила, что у неё прекрасный муж. На работе так и думали, что она очень счастливая женщина.
Пятого марта 1990 года в торжественной обстановке Олегу вручили медаль «За освоение недр и развитие нефтегазового комплекса Западной Сибири» и вместе с ней — «Ветерана труда». К этому времени у него уже был орден Трудового Красного Знамени и множество других наград.
                *   *    *
Девятнадцатого марта 1990 года Надежда Васильевна отмечала свой полувековой юбилей. Для этой цели сняла новый ресторан, пригласила семьдесят человек гостей: по тридцать пять человек с каждого предприятия,  где ей пришлось трудиться: из СУ-71 и из АСУНЕФТЬ. Подготовилась она по высшему разряду: пригласила оркестр и двух баянистов, отпечатала застольные песни. Тамадой позвала молодого человека с предприятия. В начале вечера руководитель оркестра предупредил, что они будут играть только до двенадцати часов ночи. Надежда накрыла музыкантам хороший стол. Юбилей длился до четырёх утра, столько же играли и эстрадники.
Выглядела Надежда Васильевна просто великолепно: портниха сшила два красивых наряда 46 размера - костюм из ярко-жёлтого атласа и серебристого цвета расклиненное платье, очень модное и нарядное. Её парикмахер пришла сама заранее и сделала ей потрясающую причёску.  Сначала именинница надела свой жёлтый костюм, который сидел на ней превосходно, а в течение вечера переоделась в платье. Многим не верилось, что Надежде Васильевне уже полсотни лет.  Дети восхищались, глядя на красавицу маму, которая веселилась вместе с друзьями и танцевала вальс с сыновьями. Гости любовались, глядя на счастливую юбиляршу. Никогда в жизни Надежда Васильевна не слышала столько хвалебных речей в свой адрес, сколько произносили на этом празднике. Особенно ей запомнились слова Ашихмина Анатолия Алексеевича, которого она когда-то защитила. Он произнёс: «Знаете, дорогие друзья, я, когда прихожу на работу и вижу Надежду Васильевну, мне хочется жить. Она словно солнышко среди нас». Со слезами на глазах Татьяна Спиридоновна проговорила: «Дорогая моя Надежда Васильевна, спасибо Вам за то, что Вы мне вернули веру в жизнь, если б не Вы, наверное, я не присутствовала бы сегодня на этом великолепном празднике. Спасибо Вам и низкий поклон от всей нашей семьи». Несколько слов сказали и её дети. Они заявили, что у них самая добрая, мудрая и справедливая мама на свете.
Эльвира Семёновна от предприятия СУ-71 подарила огромную корзину цветов, друзья и родственники вручали букеты, сувениры и ценные подарки: золотые украшения и хрусталь, а работники предприятия «НОЯБРЬСКАСУНЕФТЬ» ей подарили импортную стенку. Праздник удался на славу. Гости пели, плясали, веселились до пяти утра.
Когда внесли огромную корзину цветов, все ахнули, Мысли о том, что эти цветы прислал её друг молодости, несколько отвлекли Надежду Васильевну от раздумий менее приятных: она ожидала для себя медали за освоение Севера и звания ветерана труда. Постановления профкома и администрации по этому поводу были… В чем же дело? — пыталась понять Зарецкая. Дело было, как она узнала впоследствии, в Лидии Николаевне Изотовой.
Необычная женщина была Лидия Николаевна — чтобы не сказать загадочная. В свое время именно Надежда Васильевна помогла ей устроиться на работу в «АСУнефть», где сама занимала должность главного бухгалтера. Зарецкая была знакома с мужем Лидии, Виктором Трофимовичем Изотовым, почти с первого дня приезда на эту масштабную стройку. Виктор Трофимович был судья, и потому на первых порах на Севере ему, очень кстати, оказались пишущая машинка и юридические книги, которые Зарецкая ему презентовала.
Работала Лидия Николаевна в отделе кадров ОРСа — должность неблагодарная, изнурительная. С утра до вечера — не поднять головы. Надежда Васильевна, которой Изотова — симпатичная, общительная, с необыкновенно красивым голосом, который можно было слушать бесконечно, обаятельная, всегда изысканно одета — очень понравилась, переговорила с начальством: не перевести ли к нам? В «АСУНефть» как раз не было кадровика... Ждали два месяца — раньше Лидию Николаевну не отпускали с прежней работы. Работать по кадрам при этом пришлось самой Зарецкой — причем бесплатно, доплачивать самому себе главный бухгалтер не имел права.
— Может, не будем ждать, желающих-то полно? — спрашивал директор.
— Я бы дождалась, — отвечала каждый раз Надежда Васильевна. Почему-то ей хотелось видеть в отделе кадров именно Изотову.

Она оказалась хорошим кадровиком — может быть, даже слишком хорошим. Говорила с людьми ласково, слушала внимательно. Не только про трудовую биографию каждого сотрудника знала все, но и про личные, сокровенные тайны. Она непременно притягивала к себе людей: разговаривала наедине, интимно, почти задушевно... Подобный стиль общения нравился многим, в том числе и Зарецкой, которая в ней души не чаяла.

Лидия Николаевна относилась к Надежде Зарецкой тоже  с особым вниманием и готова была поддержать ее во всем. На ее 45-летний юбилей Лидия Николаевна, имея большие связи в ОРСе, выбирала для Зарецкой подарок, принимала активное участие в организации и проведении праздника.
Когда Надежда готовилась к празднованию своего 50-летия, Лидия Николаевна по-прежнему хлопотала — советовала, кого пригласить, что купить, перечисляла рестораны и кафе, хотя Надежда в подобных консультациях и не нуждалась: за ее плечами был многолетний опыт организации такого рода мероприятий. Но, чтобы не обидеть заботливую сотрудницу, она на все согласно кивала головой.
И вот по окончании празднования юбилея Надежда так и не смогла понять, почему ей не вручили медаль «Ветеран труда», на которую она имела законное право: стаж работы составлял уже более тридцати лет, из них 22 года — на Крайнем Севере, не говоря уже о заслуженной медали «За освоение Севера». Ведь оформлять и ветеранство, и пенсию, на которую Надежда также имела полное право, — прерогатива отдела кадров, а если говорить совсем точно — Изотовой Лидии Николаевны.
На медаль «За освоение Севера» и для присвоения звания ветерана труда Зарецкая была выдвинута на расширенном заседании профкома, партийного комитета и руководства предприятия. Директор лично писал Надежде характеристику. Но Лидия Николаевна, начальник отдела кадров, так и не передала необходимые для награждения документы в вышестоящую организацию. Горько было Надежде осознавать, что причиной здесь была обычная женская халатность.
 Годом позже положенного срока Надежде оформили пенсию.
К тому времени закончилась перестройка и стало не до медалей. Настали волчьи времена — лихие девяностые. Нужно было во что бы то ни стало выживать в этих джунглях и готовить детей к совершенно новой трудовой жизни.
 
Когда Надежда была в дальней командировке, раздался телефонный звонок, громкий и тревожный. Она подняла трубку. Взволнованный голос Владимира на том конце провода произнес:
— Мам, привет. Слушай… У нас тут плохие новости… Сын Изотовых погиб.
— Как… погиб?! — Надежда обмерла.
— Убили его, из ружья. Чеченец один...
Говорят о  том, что Николай (сын Изотовых) пришел к этому человеку домой со своим другом требовать долг. Якобы тот занял у друга  Николая приличную сумму денег в долларах (хотел открыть свое дело), но в срок вернуть долг не получилось — доллар взлетел. У чеченца трое детей, жил он в бедности, а друг Николая потребовал в качестве погашения долга отдать квартиру, поэтому пришел вместе с Николаем-юристом — чтобы переоформить ее. Хозяин квартиры знал, что к нему пожалуют гости, поэтому заблаговременно отправил жену и детей к знакомым. Когда заимодавцы пришли, он попросил их немного подождать, вышел, вернулся с дробовиком и убил сначала друга, потом прострелил голову Николаю, а в довершение — себе.
— Мама, я не понимаю, как так можно, просто в голове не укладывается… Боже мой, такая нелепая гибель. Безумно жаль Лидию Николаевну…
— Володя, что поделать, наступают новые времена… Лидию Николаевну, бесконечно, жаль. Как она?
— Плохо, из дома не выходит. Похоронами занимаются отец и его друзья.
— Боже мой, какой кошмар, Володя… Просто невозможно представить… Самое большое и невосполнимое горе, когда родители теряют своих детей, тем более у них один единственный сын
Надежда тяжело перенесла это известие. Несколько дней она пролежала в постели. Были сильные головные боли.
Вернувшись из командировки, Надежда встретилась с Изотовой.
— Лидия Николаевна, примите мои искренние соболезнования. Даже не знаю, что сказать… Такое страшное горе…
— Да, — только и смогла произнести женщина.
Прошли годы. Однажды в квартире Надежды раздался телефонный звонок, она сняла трубку. Оттуда раздалось:
— Алло? Вы меня слышите?
Это был тот самый неизменный проникновенный, бархатный голос, который не спутать ни с каким другим.
— Здравствуйте, Лидия Николаевна. Не ожидала, что позвоните.
— Надежда Васильевна, прошу вас, простите меня. Мне так стыдно за все. Бога ради, простите!
— О чём Вы, Лидия Николаевна, я вас давно простила, заодно и себя лично.
— Как вы поживаете, как дети, как внуки, как муж? — начала Изотова своим изумительным голосом..
— У нас все хорошо, — отвечала Надежда.
— А я вот перебралась в Москву, с нами мама и внук, он поступает в институт. Мы с мужем не работаем, занимаемся дачей.
— Рада, что у вас все хорошо.
На этом разговор был завершен.
 Впоследствии она еще несколько раз звонила ей, рассказывая о своих нынешних коллегах. Позвонила и тогда, когда внезапно умер ее муж. Ему было шестьдесят два.
Изотова напомнила Надежде Васильевне, что когда-то, раскидывая карты, та предсказала ей, что муж умрет на её руках.
В общем, на Лидию Николаевну Зарецкая обиды не держала: считала, что сама в этом виновата.  Могла в свое время и проследить за продвижением своих же документов, тем более  видела и понимала, что Лидия Николаевна чрезмерно занята, постоянными разговорами с сотрудниками предприятия. Да при том, и непосредственная работа кадровика требовала много времени.
 Надежда Васильевна в душе к Лидии Николаевне всегда сохраняла особую симпатию, первоначальное теплое чувство, можно сказать- материнское.
   *     *    *
На работе у Зарецкой все складывалось удачно, но в семье оставались нерешенные проблемы. Неудачная женитьба старшего сына была отнюдь не главной головной болью. Больше всего ее тревожила судьба Анны Семеновны, её мамы, которая по-прежнему жила у Веры, старшей сестры. За год до юбилея Надежда навещала мать в Краматорске, и представшая ее глазам картина ужаснула ее... Ее мама сидела в полутемной комнате на железной кровати. Волосы старой женщины были растрепаны и сбиты в колтуны, на ней была грязная ночной рубашка, надетая наизнанку. Глаза смотрели в одну точку. Как выяснилось, у нее не было даже матраса, и она спала на ржавой холодной сетке. Чем Анна Семеновна питалась, одному Богу было известно; рядом с кроватью стояла только грязная железная кружка с водой.
Увиденное повергло Надю в шок, она не могла сдержать рыданий. Безусловно, она предполагала, что Анне Семеновне не сладко живется у сестры, но то, что она увидела, «не лезло ни в какие ворота», это напоминало кошмарный сон. Надя не могла себе простить, что бросила родную мать в этом аду.
Призвав на помощь Лидию, подругу детства, Надежда привела комнату Анны Семеновны в божеский вид, постелила чистую постель. С тяжелым сердцем покидая Краматорск, Надежда оставила Вере деньги на продукты. Кроме того, подспорьем для Анны Семеновны была пенсия, которую Надежда оформила для нее, еще работая в Вуктыле.
В мае 1990 года Надя вернулась в Краматорск уже с Олегом — супруги приехали решать судьбу Анны Семеновны. К тому времени Анна, младшая сестра Нади, получила четырехкомнатную квартиру. Зарецкие остановились у нее и сразу забрали Анну Семеновну из ее жуткой обители. Из мрачного дома Веры Олег вынес любимую тещу на руках, и нельзя было без слез смотреть на эту картину: когда-то здоровая, сильная и умная женщина превратилась в сухую старушку, потерявшую память и связь с окружающим миром.
Надя твердо решила, что в доме старшей сестры ноги маминой больше не будет. С младшей сестрой условились, что она уволится с завода, где она работала крановщиком, и возьмет на себя обязанности по уходу за матерью. Анин муж и его мать, разумеется, были категорически против такого оборота дел, но Надя настояла. Зарецкие оплатили Анин кредит за мебель, сделали капитальный ремонт в ее квартире, а также внесли в кассу завода большую сумму денег, которую брала сестра как временную помощь. Также материальную поддержку оказал Максим, брат Зарецкой. Аня выделила пожилой женщине, своей матери, удобную и чистую комнату и обеспечила надлежащий уход за ней. Старушка из ада переселилась в рай. Зарецкие же взяли на содержание всю семью Надиной младшей сестры, у которой было еще трое сыновей, младший из которых, Михаил, недавно пошел в первый класс. Высокая зарплата Надежды практически полностью уходила на них, но зато теперь любящая дочь была спокойна за судьбу мамы, а это было главным.
Как только предоставлялась возможность, Надя приезжала в Краматорск — навестить мать. Анна Семеновна на новом месте быстро поправилась и выглядела очень хорошо для своих лет, но, увы, память к ней так и не вернулась. Дочь любила сидеть у маминых ног, когда та смотрела телевизор. Надя ощущала необъяснимое тепло, которое исходило от дорогого ей существа. Анна Семеновна при этом приговаривала:
— Я так вас люблю, вы такая хорошая, я всегда по вам скучаю. Я вас все жду, жду, а вы так редко приезжаете…
Слушая эти слова, Надя тихо плакала. Всех, кого Анна Семеновна не помнила и не узнавала, она называла на «вы». Она ощущала рядом с собой присутствие родного, любимого человека, но не могла понять, что это ее дочь Надя.
На Север Надежда уезжала с чувством выполненного долга: теперь она не сомневалась, что последние годы своей жизни любимая мама проживет достойно. И это действительно было так.







Картинка взята с интернета