А было больно...

- Так , новые туфли у меня теперь есть, - думала я, наклоняясь, чтобы стащить с ноги
левую, слегка жмущую мне туфлю, - надо бы порыться в шкафу, посмотреть, что ещё…
Разгибаясь, я увидела собственную левую руку, державшуюся за дверную колоду для пущего
равновесия, а в данный момент между этим самым косяком и дверью зажатую. Брат, не
понимающий, почему дверь не закрывается, подёргал её сильнее, и на один момент я увидела
на деревянном углу двери свой собственный яркий вишнёвый лак для ногтей. В моей голове
тут же возник вопрос, с какой же силой пальцы должно было припечатать, если лак содрало
в такую гармошку.
А потом я заорала.

Что тут началось, сложно описать. Я носилась по дому с воем, потому что больно было
невыносимо, а так хоть на вой отвлекаешься. Брат оправдывался перед мамой, мол,
додумалась же она пихать пальцы туда, где сейчас должны дверь закрыть.

Вообще-то, логика в этом была. Я даже прервалась выть и рационально помыслила: я-то
думала, что за мной идёт вся семья и никто не соберётся эту дверь закрывать. Да и
схватилась я за этот косяк непроизвольно, для равновесия. Выходит, никто не виноват,
просто имела место глупейшая случайность.
Потом я вспомнила о боли, вернее, она сама о себе напомнила, так что пришлось бегать и
выть дальше.

Родители и бабушка, испуганные моими воплями, стояли и не знали, что предпринять. Папа
пришёл в себя первым:
-Марина, у тебя где-то была мазь «Спасатель», помнишь?
Мама спохватилась и убежала искать мазь.
Бабушка предложила дать мне обезболивающее, на что папа возразил, что в мази оно уже
сразу есть. Это был первый на моей памяти раз за долгое время, когда папа и бабушка
напрямую разговаривали друг с другом.
Потом мама принесла своего «Спасателя». Пришлось прекращать выть и показывать свою
жуткую рану. Пальцы и правда выглядели не очень симпатично, зато красочно: крови не
было, но была содранная в гармошку кожа, ободранный лак на посиневших ногтях и опухшие
подушечки пальцев насыщенного бордового цвета.
Мама, испугавшись, выдавила столько мази, что её хватило бы на пять пальцев, а не на
два. После размазывания этой гадости толстым слоем по повреждённой поверхности сразу
стало легче.
Папа успокоился и ушёл смотреть телевизор, мама, всё ещё пребывающая в ужасе – за ним.

Со мной осталась только бабушка, взяла в свои руки мою повреждённую, покачала головой и
вдруг быстро поцеловала убитые пальцы в их основания, чуть пониже неаппетитной мази. Не
знаю, делала она мне так в детстве, в деревне, когда я падала с какой-нибудь крыши и из
пораненных коленок текла кровь, или нет, я не помню. Но сейчас я так удивилась и
расчувствовалась, что чуть снова не зарыдала в голос, как тот самый маленький ребёнок,
которого за разбитые коленки не только не ругают, но ещё и жалеют.

Мало по малу, боль прошла, хотя пальцы ещё не сгибались. Мне стало интересно, куда делся
мой брат и почему он не бегал вокруг меня с причитаниями, как все остальные – уж ему-то,
кажется, положено было.
Заглянув к брату в комнату, обнаружила его сидящим на кровати, с головой накрывшимся
курткой и, похоже, безутешно ревущим, совсем как я недавно, когда мне приснился сон, что
Сашка спрыгнул с моста по какому-то крайне глупому поводу, и по пробуждении первым моим
порывом было сбегать и посмотреть, всё ли с ним в порядке, и найти его спокойно
дрыхнущим в своей восхитительной кровати.

-Саааш, - окликнула его я – а знаешь, какая у меня была первая мысль? «Чёрт, лак жалко,
я же только вчера ногти красила». Представляешь?
Хихикать он не стал, но куртку с головы снял, встал и мы даже немножко пообнимались,
договорившись на том, что это была глупейшая случайность.

Весь оставшийся день я в сотый раз читала давно и безнадёжно любимую книжку, стараясь не
измазать всё вокруг дурацкой мазью с пальцев. Потом смыла её, убедилась, что могу при
желании сгибать пальцы, и потом весь вечер пугала маму своей «страшной раной», а папа
хихикал, за этим наблюдая.
Всё-таки убиралась у себя в шкафу, решала, какие вещи можно купить к новому учебному
году, учила брата завязывать галстук и вообще предавалась приятным хлопотам, на которые
обычно нет ни времени, ни желания.
Засыпая, думала о том, что почти счастлива, насколько я могу быть счастлива в данных
условиях жизни: последние две недели я жила в странном подвешенном состоянии, когда всем
недоволен, а объективных причин для этого нет.

А ещё я думала о том, как удачно мы с мамой сегодня решили  не покупать светлый лак для
ногтей, который хотели купить к новому учебному году: светлые лаки как будто бы созданы
для того, чтобы оттенять мои посиневшие ногти.