Пещера

Уставшими и почерневшими пальцами я втирал оставшиеся крошки хлеба в землю. Его я ценил больше всего. Он для меня был неким символом спасения. Что-то мне подсказывало, что именно хлеб спасёт меня в последние минуты. Ни банка тушёнки, ни батон колбасы, куда им до рукотворного хлеба моих родителей. Да, мама собственноручно его для меня пекла. Говорила, что этот хлеб мне поможет в моём путешествии. И в таком безвыходном положении я с надеждой вспоминал её слова, пытался поверить, что сила её любви, что какое-то чудо сможет меня отсюда вытащить. Но как? Даже хлеба не осталось. А теперь было уже всё равно. Лишние пять минут жизни уже ничего не дадут.
Капли... Вдалеке слышался тихий, но звонкий и отчётливый звук падающих капель воды... Воды тоже не хватало. С той стороны, откуда шёл звук, была глубокая пропасть. Спускаться туда было бы опаснее, чем сидеть здесь и умирать. В последнее время я даже не двигался с места. Фонарик уже давно не работал, а в кромешной тьме, не ровен час, и спотыкнуться можно, провалиться куда-нибудь. Да и после того переломного момента не хотелось дотрагиваться до стен пещеры вообще. Этот обвал закрыл мне выход отсюда навечно...
Я потянулся вперёд. Стукнувшись коленом об камень, я шёпотом выругался и попытался нащупать свой рюкзак. Не знаю, зачем я снова тянулся к нему. Я подтащил его поближе к себе и снова сел. Вздохнув, я опустил руку в сумку. Среди бесполезных теперь расчёсок, столовых приборов и тому подобного я как обычно искал хоть что-то съедобное. Пальцы судорожно ковырялись по карманам и отделениям рюкзака, но ничего нащупать не могли. Я бессильно свалился на спину.
— Ну за что мне это, а?!
— А... а... а... – раздавалось эхом по пещере.
— Бу!
— Бу... бу... бу...
Кажется, тогда я улыбнулся.
Да нет, не просто улыбнулся. Кажется, я засмеялся.
Поначалу тихо, я начал посмеиваться, и стены пещеры трепетно ждали продолжения. Затем всё громче и громче я закатывался искренним смехом, именно тем, что идёт из глубин души! Я смеялся, и мой смех разносился далеко вглубь туннелей бескрайней пещеры, и возвращался от её стен сторицей. И вот я уже замолкаю, сижу с немой улыбкой на лице, а стены всё ещё многоголосо, искристо смеются, радуются первому проблеску счастья в этой покинутой, тёмной глуши...