Топотряд

Вчера сообщили. На середину мая 2008 года намечается встреча сокурсников,  поступивших на Геофак МГУ в 1958 году.
Всем, кто сможет прибыть!
Собралась примерно треть бывшего первого курса. Кто-то не смог придти, кто-то уже никогда не сможет.
Бог мой! Тебе казалось, все это было вчера, а пролетела половина века. Кажется, что помнишь все! Странное дело, то, что происходило пятьдесят лет назад, помнилось все сразу. Тогда я достал блокнотик, со следами дождя и костра, с постершимися записями  карандашом, где наряду с расчетами, встречались и такие заметки: «синяя твердь», «Кешка рухнул мордой в голубику».
И числа месяца, как зарубки, чтобы не потерять счет дням.   
Повседневник этот заменял мне в ту пору дневник.

Итак, на факультет я пришел, следовательно, в 1958 году, пережил зимнюю сессию и к середине второго семестра понял, что больше не выдержу! Слишком много, того, что накапливалось за предыдущие годы, вдруг навалилось.
Отступать некуда. Значит, опять прорываться.
 И отправился я хлопотать о досрочной сдаче экзаменов за первый курс, с тем, чтобы «сбежать в экспедицию».

Что мне было известно о порядках на Геофаке, когда я, стесняясь своей солдатской формы, робко входил под мраморное величие университетских сводов, оставить свое заявление в приемной комиссии?

Вернувшись после службы, я имел с отцом принципиальный разговор и знал, что дома не останусь. Твердо знал, что работать на завод не пойду, и абсолютно не представлял, чем буду заниматься завтра.
Вечером того же дня я встретил Колю Холодилина. Мы жили в одном доме, в одном дворе.
 Коля Холодилин  ни кем не обузданный фантазер, бескорыстный враль и вечный студент. С каким благородным высокомерием он произносил – «у меня не оконченное высшее образование».
Так вот Коля Холодилин поведал  мне, что на этой планете есть только одно достойное человека заведение, это Геофак МГУ, и, что только там мое место! Что только на этом факультете занимаются вопросами Севера и только на этом факультете существует свобода! Свобода же заключалась в том, что, будучи студентом этого факультета и ты устроился в кругосветку или на зимовку, семь футов тебе под килем. А потом можешь спокойно вернуться на родной факультет и продолжить занятия. И если задержался в экспедиции и появился на факультете в октябре, или даже в ноябре, то опять же преследований не последует.

В тот год, год нашего поступления, ходили слухи о реорганизации Географического факультета МГУ. Устанавливались новые порядки и ставились новые задачи.
Вольницу прекратить. Утвердить «строгую дисциплину посещаемости». И еще -  «готовить инженеров природы». Последнее, произносилось невнятно, но был прочитан соответствующий курс лекций.

Еще свежи были в памяти великие планы Великого Вождя по преобразованию природы.
 Проектировался подземный (подводный) тоннель, соединяющий материк с островом Сахалин.
Предлагалось  возвести плотину в Беринговом проливе, перекачивать теплое течение Курасио в Северный Ледовитый океан. Теплые воды Японского моря растопят льды и откроют дорогу по Северному Морскому Пути!
А, почему бы не сделать тундру плодородной?
И обязательно повернуть реки вспять!
Хватало подобных идей! Так вот « Инженер природы» будущего, должен был не  столько проектировать подобные идеи, но уметь оценить последствия. Что будет с планетой Земля в результате таких преобразований?

 И пока полюса остаются на месте, а планету Земля ещё не всю обворовали, подобные идеи появляться будут.

И дело даже не в самих идеях, которые на первый взгляд могут показаться безумными. Дело в человеческой жадности. Скорей получить, а там и трава не расти. Взять, к примеру,  «идею поворота рек». Представим, что ваш дом стоит на берегу реки. Вам нужна вода. Вы берете ведро и идете на берег реки. Или ставите насос и проводите водопровод. Кажется, ни кто еще не рыл канавы от  реки, чтобы вода сама бежала в дом.
 Необходимые человеку полезные ископаемые распределены неравномерно, и пока человечество существует, всегда будут перемещать необходимые ресурсы из мест, где они  есть туда, где они необходимы.
Вопрос, как это будет делаться?
В Средней Азии воды нехватка. Северные реки сбрасывают в Океан миллионы кубических километров воды.
Рыть канал от Ледовитого Океана в Среднюю Азию?!
 Предположим, что канал будет прорыт, и  допустим, что вода по каналу пойдет. И  не будем брать в расчет экономические затраты, и удовлетворимся потерями воды  по пути  следования  в результате фильтрации и испарения. То вот, будущий инженер природы должен  не только оценить раны нанесенные Природе такими преобразованиями, но предвидеть ответные действия Природы.
Воду транспортировать можно в цистернах, в замороженном состоянии даже в виде облаков.
Можно по трубам. И тогда возникает масса интереснейших инженерных задач!
 Но, чтобы ставить подобные задачи необходимо изменить направленность всего факультета!
 А, это дело долгое. Но, говорили, что «Улита уже едет» и будет, когда вода станет дороже нефти.
Впрочем, зачем ждать, когда деятельность человека уже меняет облик планеты?   
«Бороться за дисциплину» или «бороться с дисциплиной» куда как привычнее.
 С нее и начали
Относительно «новой дисциплины» у меня были свои соображения. Я был наслышан о других временах.

О досрочной сдаче экзаменов я легко договорился с каждым преподавателем отдельно, но, когда я «заявился» в деканат, тогдашний декан (Антонова) замахала  руками и слушать не захотела. Через четверть часа я повторил попытку… с тем же результатом. Кажется, был и третий, и четвертый раз.
Наконец она сдалась, угрожая, лишить меня  стипендии, если я не сдам летнюю практику по геодезии. Были и другие пожелания в том же духе.

Я понимал, что и самой ей мало радости доставляли новые установки. Когда-то и она оканчивала этот факультет.

После деканата – собственные сборы. Следовало подать заявление в студком, взять справку из деканата, справку с места жительства, военный билет. Оставить адрес, куда посылать письма (пос.Сковородино. Амурская область. Военный городок. Топографический отряд № 17. Бригада Васильева.)
На факультете получил задание: выполнить физико – географическое описание района работ : 1.Рельеф, 2.Климат : весна, лето, осень. 3.Растительность и почвы, 4.Характеристика территории, карта района. 4.Гидрологическая сеть.

Итак, получилось.
И уже 5 мая 1959 г я забирался на вожделенную «третью полку» вагона поезда Москва – Владивосток, соображая, что год назад, примерно в это время, я подъезжал к Москве после демобилизации, испытывая нетерпение, какое испытываешь, подъезжая к Москве, а поезд тащится, как назло медленно.

Как сладко спится под стук колес на третьей полке, а поезд уносит тебя от всего и
от всех.
 
Сестра спросила меня – «зачем ты едешь?»
Сколько книг, стихов и песен написано в попытках дать ответ на этот вопрос! Сколько еще споют!
Мой Дед ходил в море. Окончил штурманскую школу, работал на судах и стал капитаном дальнего плавания. Бабушка моя не любила море. Море отнимало у нее мужа. Она рассказывала, а я запомнил, что Дед родился на хуторе, в Латвии, что в семье был  тринадцать детей, что семья жила, обрабатывая землю. И был закон, по которому земля по наследству переходила к старшему сыну.
- А кому земли не хватило, тот ушел в море. 

Но, чтобы не говорилось, с постоянством  солнечного ветра, ветер странствий наполняет паруса романтической «Бригантины». 
Да и подработка не помешает.

Выгрузились на станции Сковородино в воскресенье, 12 мая, в 7.20 по московскому времени. Раннее утро, тишина. Солнце и тишина. Под жилыми, стоящими в тупике вагонами бродят куры и клюют, двигая шеями. Совсем близко полукружьем сопки в розовом цвету. Цвел багульник. И вдруг высоко, высоко курлыканье журавлей. Впервые я видел прилетающих журавлей.

Посидели в чайной, ожидая поезда на Джалинду. Джалинда это уже на берегу Амура.

Подали поездок. Паровозик и вагончики игрушечные. От Сковородино до Джалинды этот «невсамделешный» состав будет идти 6 часов. Загрузили в товарный вагон 18 мест, 8 с собой. Состав из паровозика и трех вагончиков, один вагончик для пассажиров, неправдоподобно чистый внутри, один – товарный, один – ларек на колесах. 
В ларьке продукты, хлеб, портвейн. Узкоколейка порой совершенно исчезает среди трав и болотцев. Временами встречаются косари. Косарь поднял руку, приветствуя машиниста. Паровозик затормозил, косари влезли в магазин. Отовариваются, пьют. Паровозик гудит. Косари машут руками.

Такой составчик, что деловито пыхтит параллельно Большому Неверу, именуется  «школьником» и «первоклассником». Он оставил нас на станции Рейново, поселка Джалинда и незаметно ушел, пока мы перебрасывали тюки и ящики, приборы и рюкзаки, загружая их на баржу. Нам предстояло еще тащиться на барже за катером вверх по Амуру, потом по Аргуни, вдоль границы Китая, до того места, где в Аргунь впадает река Уров. До устья Урова.
В Джалинде наблюдали, как с китайского берега причалила лодка с санитарным флагом. Китайцы в лодке, не сходя на берег (не переходя границы) объяснили, что у них больной. Больного приняли, а лодка тотчас отчалила.
На баржу собирали и другие бригады.
Хорошо спится на спальных мешках, брошенных прямо на мешки с крупой, с мукой, с овсом (лошадям), ящики.
Солнце вылезает из-за сопок и деревьев отражается в воде. Под тарахтение катера, ты опять засыпаешь и просыпаешься, когда солнце припечет, чтобы переползти на новое место. Вечером можно наблюдать, как солнце исчезает, и чувствовать время. Иногда  прямо с борта стреляли уток. По вечерам, на стоянке у берега, когда дизель катера умолкал, можно слышать, как  поют соловьи, и махорочный дым отдавал спокойствием и уютом.

 Китай, по отношению к России, находится на Юге. Но коли двигаешься вдоль границы, а граница проходит по реке, а река петляет, то Китай может оказаться и на Востоке и на Западе и даже на Севере.
Когда стали на ночевку близь устья Урюмкана, я вдруг услышал
- Петро, а где Китай находится?
-Как, где? Да вот он.
-Да нет. Географически.
- Ну, на юге.
-А солнце, где садится?
-Ну, на западе.
-«Если стать лицом к северу, то запад будет слева».
-Петро, а где сейчас солнце?
-Ну, слева.
-А, Китай где?
- На юге….

Компас показал, что Китай находится по отношению к нам строго на Север.

Итак, дотянули до Урюпино, где обосновалась база экспедиции и куда доставили баржу с продуктами и где эти продукты распределили по отрядам.
Руководил  дележом начальник экспедиции невзрачный, лысоватый мужичонка. И совершенно пьяный. Вальке труда не составило его уболтать и стащить лишний ящик консервов. На что бригадир, начальник отряда «закрыл глаза».

Дотащились до конечного пункта, до устья Урова. Причаливались, выгружались, пересчитывали вещи – чтобы чего не забыть, устраивались, отмечали приезд на новое место. Все говорили, что встанут завтра в пять утра


26 мая, первое утро на новом месте. Накануне прибыли, выбрали место под палатки, место для костра, место под туалет. Нет «Белый дом» не строили, но постановили, «следов не оставлять, а закапывать».
 Отряд пять человек, три лошади (лошадей пригнали позже). Отдельно палатка для людей, отдельно палатка с приборами и продовольствием. В жилой палатке на земле кошмы, шкуры, спальные мешки. Ружья и документацию держим в жилой палатке.
В продовольственной палатке  продукты, вещи, инструменты по ящикам и мешкам. Ящики пронумерованы. Мне нравится такой порядок, нравится, что я знаю где, что лежит.

Ящик №1 Ящик №2 Ящик №4
Накомарники               
Альпинистская веревка.
Журналы, тетради
Страховочный пояс
Аптечка, бинты
Тушница, тушь
Рулетка
Бинокль
Спасательный пояс
Бязь, свечи
Сумки (полевые)
Фляги – 2 шт.
Дуст
Верхонки, звонки
Лопаты
Резинки, лупа
Блок, диск, лента
Миски, кружки, ложки
Чайник Уздечки
Веревка пенька
Топоры, топорища
Напильники
Оселки
Мыло
Ведра брезент.
Шпильки геодезические.

Ящик№3
Ветошь
Насадки
Ножовки
Сапоги керз.
В сапогах карандаши, спички
Ведра
Кастрюли
Термос с постным маслом
Масло сливочное
Маргарин 10 кг. Чай
Махорка
Рис 5 кг.
Чеснок 2 кг.
Лук 1кг. Суш.
Морковь
Свекла
Дрожжи
Пшено 5 кг.
   Ящик №5
Сахар 25 кг.
Вермишель 11 кг.
Палаточные концы
  Ящик №6
Сухари 56 кг.
  Ящик №7
Кисель 23 брикета
Сковородка
Сапожная мазь
Ружейная мазь
Соль
Сода



Ящики с консервами. Ящик борща (16 банок). Ящик с банками баранины 18 банок, ящик свинины 48 банок, ящик сгущенки 55 банок. Три мешки с картошкой, мешок муки. Палатки. Седла кавалерийские, вьючные.

По прикидкам, продукты следует растянуть так, чтобы их хватило по сентябрь месяц включительно. Даже если не случиться подножного корма, охота ничего не даст, рыба ловиться не будет.

И был первый выход на работу. Первый подъем на сопку.

Подошли под сопку. Прежде, чем начать подъем достали карту, аэрофотоснимки. При нас двуручная пила, топоры, кошки, гвозди, продукты, посуда, теодолит. Смотрим на небо. Синь небесная ударяет в глаза, как зарница вспыхивает.
- Вот она, дорога на небо.
- Сейчас полезем прямо на солнце.
Я снял рубашку и надел телогрейку на голое тело. Поправил рюкзак. Топор в руках. Жарко. Телогрейку я не застегивал. Спина потела, а грудь слегка обдувало. В тот раз я почувствовал, как по груди полз клещ. Ежедневно мы осматривали себя и друг друга  и каждый раз находили клещей  впившихся и уже насосавшихся крови, но ни разу никто не почувствовал, когда клещ впивается.

И падали на вершине, приходя в себя после подъема по склону. И постепенно втягивались в работу, в новую жизнь. 

День начинался с ломоты во всем теле. Сказывалась усталость и недосып. Я лежал, закрыв глаза, и ощущал эту ломоту. В палатке было душно. Я знал, что это усталость и, что я не болен. Если днем поспать, то и хорошо будет, а так все из рук валиться. Я мысленно, не открывая глаз, прошелся по всем мышцам, потом резко поднялся и сел, пытаясь представить, какая будет погода и который теперь час. Соображая так, я машинально оделся, натянул сапоги и вывалился из палатки, вдохнул воздух, ощутил солнце и сырость утра. Было шесть часов утра. Солнце уже было на макушках лиственниц  и успело накалить палатку. Я подумал, что палатку следовало ставить под тент, а не стелить тент под ноги. Вода реки чудесно оживила. Даром, что легли под утро.

Когда при движении входишь в ритм, то начинаешь петь «вслух или про себя», или начинают складываться стихи. Вечером в палатке пытаешься вспомнить эти стихи, но вспоминаются отдельные слова. И тогда ты понимаешь, то были грёзы. И ещё одну особенность отметил я про себя, что когда появляются  героические картинки или мечтания, типа «найти миллион» это признак того, что устал, что уже не летишь, а тащишься, опустив голову и что самое время остановиться, развести огонек, заварить чайку и сбросить с себя хмарь. Но при всем при том во время движения контролируешь себя, замечаешь и упавшее дерево, и сдвинутый кем-то  камень, и потревоженную ветку и еще массу вещей, и мысленно проверяешь, где лежат документы, карта, аэрофотоснимки.                               
             
Счастлив человек, у которого «и голова и руки находятся в одном месте», когда он, человек, занят делом. Когда человек дело делает, и при этом, голова думает о том, что   руки делают. Когда же человеку приходиться делать дело, а думает он в этот момент не о том, что делает, а совсем, совсем о другом, к делу не относящемуся, это тюрьма.


27.05.1959 сегодня мое дежурство. Дежурить решили по очереди. От дежурства освобождается только бригадир. Он же начальник отряда.
 
Дежурный с вечера заготавливает дрова для костра и воду для готовки.
Встал в 4 часа утра. Солнце освещает небо над сопками откуда - то снизу. На севере пугающая чернота, но она уходит. Прямо над головой синее, синее небо («только синь сосет глаза…»). Температура +20. Днем будет жара и духота.
Дежурному вменяется малоприятная обязанность будить всех к завтраку. Солнце уже припекает, но вылезать никто не думает. Ждут команду.
Ударяешь прутом по палатке.
- Кто рано встает тому Бог много дает.
Из палатки несется.
-Солнце встало выше ели, с…. пора, а мы не ели.
-Подъем!
-Эх, скорей бы утро и на работу, душа болит за производство.
Пока народ раскачивается, я поторапливаюсь к речке, чтобы несколько минут поплескаться одному в солнечных лучах. Вспомнить лица тех, кто далеко. Молиться я не умею, но никогда в такие минуты я никому не пожелал зла.
Время к семи часам. Сопки уже умылись туманом и чисты под солнцем. Пока возишься с костром, испытываешь внутреннюю дрожь, и когда мочишься, подергивает спину. Пальцы рук плохо слушаются. Но огонь горит и его тепло и обещающий жару день  уже ощущаются и если человек не может привыкнуть к холоду, то он может быстро согреться и о холоде уже не вспоминает. Потом станет жарко.
- Валька, посмотри у меня за ухом в волосах…
- Клещ.
-Вот зараза. Бери нитку.
-Нагнись. Держи ухо.
-Вот он. Гад.
 Валька и прижигает клеща самокруткой. Клещ раздулся и лопнул. Раздался щелчок
- Сегодня уже двух сняли.
Каждое утро и каждый вечер, раздевшись, осматриваем друг друга. И то же днем. Головы, за ушами, под мышками. И часто находим уже впившихся клещей.

28.05.59    Сегодня Кешкено дежурство.
Какие неведомые силы подняли его в такую рань! Вылезая из палатки, он явно не  сразу соображает, где находится. Вздрагивая всей кожей, горбясь, он пытался застегнуть штаны и одновременно поджечь кору и развести костер. Перепачкавшись золой, тихо чертыхаясь, схватил ведро, но руки не держали. Ведро загремело. Все еще не разгибаясь, поднял с земли ведро, понял, что оставшаяся с вечера в ведре вода прихвачена ледком, пнул ведро ногой. Лед разбился, и холодная вода попала ему на ноги. Кешка со злостью долбанул ведро вторично. Кеда, надетая как шлепанец полетела вслед за ведром. Прыгая, как на костылях по росистой траве, он догнал обутку, и, усевшись, начал обуваться. Потом долго отряхивался от холодной росы.
Наконец, добравшись до берега, стоя над прибрежной водой, попытался зачерпнуть воды. Но у берега вода мелкая, а до глубокой воды следовало добираться по прибрежным валунам. Каким-то чудом он не поскользнулся, зачерпнул воды, заскакал к костру, так и не вынув руки из кармана.

Чтобы подвесить ведро над огнем требуется уже две руки. Придерживая двумя пальцами жердину, на которой вешаются котел и чайник, двумя пальцами другой руки стол двигать посудины к огню.
Потом бросился в продуктовую палатку, и оттуда вылетели две банки тушенки и вылез Кеша, волоча за собой мешок с лапшой и прижимая к животу соль и лавровый лист.
-Леха, дай твой топор, банки открыть.
-А твой где?
- Бриться ты своим топором собираешься, что ли?
- Да, уж не сомневайся.
Я уже знал, что в тайге вещи исчезают самым необъяснимым образом, стоит только дать эту вещь кому бы то ни было, хоть на минуту! Для каждой вещи в походной жизни определяется место, раз и навсегда. Например, нож. Нож, если не в работе, у тебя в руке, то только в ножнах.

По плану на сегодня обойти три сопки и выставить флажки.

Началась работа. Каждый день в 7.00 вываливаемся из лагеря, каждый со своим заданием.
Дежурный обеспечивает завтрак.
 Точно установлено, сколько крупы, сколько воды необходимо, чтобы сварить кашу на всех и, чтобы не оставалось.
Не обошлось без веселых анекдотов. Валька сварил «Мишкину кашу». Ему показалось, что из рекомендованного количества крупы получиться мало каши, и он сыпанул еще крупы, когда каша на половину сварилась.
Суть работы «создание топографической основы третьего класса»  на определенную отряду площадь. Потом полученные измерения лягут в создание географических и топографических карт.

Все три точки мы обойти не смогли и заночевали  на берегу речки Бойцовая, в палатке. Ночь настала. Река шумит. Темень непроглядная.
-А, что чайку сгоняем? Завтра опять лезть.
-Ну и темнота! Кто смелый – водички принести?
-Да, подустали. Еще пару ден и устроим передых
«Никто к нам не придет, никто нас не найдет… »
Заползли в палатку, зажгли свечку. Покуриваем. Разговор. И вдруг крик. Не просто крик. Душу грешную в ад поволокли.  Свечку погасили. Стволы в ночь из-под палатки выставили. Половину ночи темноту караулили.
Потом уже, на наш костер вышли охотники. Их было шестеро. Они «шли за лосем». Тощие котомки за спиной. Немного крупицы, соль. Тозовки. У одного спина, как к доске прибитая. Позвоночник перестал гнуться после укуса клеща. Энцефалит.
Спросили мы их о том жутком вопле. Они ответили, что так кричит по весне изюбр.

Валька убил козу. Ходил гоголем. Грозиться завалить медведя.
Поживем, увидим.
По  причине добытой козы всю работу по боку.
Поначалу решили, что отдыхать будем только в «нелетную погоду». После нескольких дней каждодневной работы почувствовали, что устали, что еще не втянулись и, что перерыв в день – два, очень кстати. 
 Жарили, варили, ели мясо. Устроили баню. Стирались. Просто отлеживались.

Пирка  (сокращенно от Пирата) тоже устал. Причем устал особенно в первый день. Как он рвался  за нами в маршрут! После первой же болотины, что пришлось преодолевать, прыгая по кочкам, щенок не отстал от людей только из страха остаться одному. Утром, на другой день, перед выходом из лагеря, найти его не удалось, сколько не звали. День Пирка отлеживался. Зато потом уже в лагере не оставался.

. На краю болота одна кочка была сплошь покрыта бабочками  капустницами.
-Откуда они и почему в одном месте?
-Не понятно – сидят и не улетают.

Лето установилось. Днем жара. Только жара, слепни и дорога. Кажется, по иному никогда не было.

«В натуре» работа выглядит так. Отряд, имея при себе (на себе) топоры, двуручную пилу, аэрофотоснимки, стереоскоп читать эти снимки и еще кучу вещей лезет, прорубается, карабкается на сопку. На вершине сопки, на самом высоком дереве, устанавливается белый флажок.  И так, по всем последующим сопкам. Вторичный обход по тем точкам, но уже с теодолитом.   
Установка флажка делается так. Вырубается флагшток. Обычно шест длиной 6 – 9 метров. Высота дерева 12 -16 метров. Один влезает на дерево, имея веревку, мерную ленту, инструмент, гвозди проволоку. Снизу ему подают уже укрепленный на палке флажок. Он укрепляет флажок на верхушке дерева, измеряет высоту флажка, спускает мерную ленту, измерить общую высоту от подножья дерева. Спуск и подъем производится при помощи своеобразных «кошек». Это приспособление в виде перевернутой буквы «Г», снабженное шипом. Приспособление крепится к ноге ремнями. Так, попеременно, вбивая шип в ствол, как по ступеням влезаешь по гладкому без ветвей стволу до кроны, где усаживаешься, закрепляешься и производишь все необходимые манипуляции. Так же на шипах спускаешься.
Я полез и сорвался, пошел по стволу вниз. Меня захватил страх. Глаза закрыты, руки и ноги скованы. Я осознавал одну мысль, что если я сползу до земли (как сползу, я не соображал, руки и ноги мне не подчинялись), то опять лезть по стволу ни какие силы меня не заставят. Это была единственная мысль. Не открывая глаз, я стал командовать правой ноге, расслабиться. И она подчинилась. Осторожно согнул ногу в колене и вбил шип в дерево. Теперь я твердо стоял. Я почувствовал свое дыхание, почувствовал, что левая нога и руки готовы подчиняться. Вбил шип левой ноги. Мышцы рук расслабились. Я ощутил нежность молодой сосновой коры и почувствовал, под этой молодой кожицей движутся жизненные соки, и полез наверх. Когда, окончив работу, я спустился, то по ободранной коре определил, что до земли я не «доехал» сантиметров тридцать. 
В той экспедиции  еще дважды испытал я на себе действие страха и понял механизм этого явления. Страх нарушает работу мозга и не дает возможности думать. Страх исчезает сразу, как только начинаешь четко соображать.
В армии изустно передавалась такая история. Считается, что нет ничего страшнее  паники в войсках, порожденной страхом. Якобы был проведен «научный эксперимент». По дороге шла колонна солдат. В кустах замаскировали батарею. Когда колонна поравнялась с замаскированной батареей, дали холостой залп. Люди бросились бежать. Потом подсчитали, сколько солдат и на какое расстояние убежало от места эксперимента.

Рисовали графики и выводили проценты. Так рассказывают, что одного солдатика нашли аж за двенадцать километров. Идти он не мог. У него отказал весь мышечный аппарат.
В тот раз я пришел в палатку и лежал долго, стараясь ощутить и понять то, что произошло.
Я испытал страх, преодолел его, и мне необходимо было понять, понять самому механизм страха.
Я лежал и вспоминал, как шли, как работали. На макушке сопки стоит самое высокое дерево. Или это так кажется? В том дереве, с которого я сорвался, до кроны было 16 метров. Какая тонкая и нежная кожица была у этой сосны! Сосна стояла в окружении товарок. Лес на вершине не бывает густым, нет кустарника и подстил чистый.
Кешка чувствовал себя плохо. Он лежал и пел. Кешка великолепно поет. Я полез. Каждый день лазаем. Потом я сорвался и пошел вниз. Страх сковал меня,  и я припаялся к стволу. Значит, страх был спасителен?
Потом я начал соображать, отдавать команды мышцам, делать работу.

Я понял. Думать, не упускать мысль и для страха не останется места. И это понимание подняло меня и вынесло из палатки. Такое состояние бывает, когда постигаешь элементарную истину. Так было со мной в детстве, когда я вдруг понял, что означает слово подушка (то, что подкладывают под ушко), а потом слово Мойдодыр (мой до дыр). После таких открытий ходишь окрыленный.

30.05.59 Конец мая. Следующие два дня перебазировка лагеря. Температура +20. Донимает первый гнус. Тропа ведет через Падь Горелую. Падь Горелая обдала нас холодом, солнце  просвечивало сквозь черные стволы, но по временам небо хмурилось дымкой, солнце отсвечивало медью, и воздух был душен. На всем пространстве пади лес выгорел. Обгоревшие стволы, как  черные свечи. Сгоревший лес пронизан солнцем. Вся падь представляет собой перелетующую наледь. Можно лечь, сидеть на этом слежавшемся снегу, уже превращающейся в лед, ощутить прохладу и остудить измазанные в саже руки и смотреть, как из лунок, что вокруг каждого черного ствола, струится, искрясь, ручеек, тянуться к нему губами, а потом пить и пить. У подножий черных от сажи столбов, где нагрев от солнца выше, образуются во льду лунки, полные холодной талой воды. Такая вода, как награда после пота и гнуса!
Падь окружают сопки, как стеной и если эту падь пересечь или обойти по краю, то далее путь лежит через распадок между сопок, как проход сквозь стену.
Мы постарались поскорее миновать эти места. В людях чувствовалась нервозность. Все молчали.

-Сходи, посмотри, где выход.

Я пошел, продираясь сквозь кусты, вдоль широкого ручья, огибающего сопку. Когда я обогнул отрог сопки, то увидел расширяющийся распадок, по которому нам следовало двигаться.
Судя по снимкам, этот проход уводил совсем, совсем в другую сторону. Обогнули отрог сопки, проломились через чащобу и вышли к другому проходу, который и был нам нужен. Заблудиться в сопках очень и очень просто.

Продвинулись еще по ручью и решили заночевать. Нашли прямо на берегу место, над которым козырьком нависала скала. Место  показалось уютным. Прикинули, что  рискуем. Собирались тучи, и могла быть гроза. Если в результате ливня ручей  вздуется, спасаться будет сложно. Лошадей стреножили, навесили  им ботала и пустили пастись.
Утром лошадей найти не смогли. Искали до полудня. Ни лошадей, ни следов.
- Надо искать на прежней стоянке. Там им давали овса.

 Я вызвался сбегать. Была у меня тайная мыслишка. На прежней стоянке было зимовье. В зимовье стояли изюбриные рога великолепной фактуры. Увезти их с собой не было ни какой возможности, такие они было огромные, но можно было отпилить один отросток. Будет ручка для ножа!
- Ладно. Сбегаю.
- Смотри, завтра рано вставать. Идти тяжело.
- Успею.
- Пойдешь обратно на мари не заблудись. Бери левее левого.
 
Как только я вышел на тропу, сразу понял, что лошади тут не проходили, но проверить следовало. Пока я добежал до зимовья, пока возился с рогом, начало быстро темнеть, что усугублялось тучами, круживших над падью в кольце сопок.

Окончательно темень настигла меня на пол пути к палаткам. Было душно, как бывает перед грозой. В темноте тропу я потерял и, прокрывая глаза локтем, шел через кусты. Часто сверкали молнии, освещая контуры сопок. По этому контуру я и ориентировался, пока не миновал падь. В лагере я был уже поздно вечером. На утро предстоял выход.
Лошади нашлись! Они ни куда не уходили. Лошади  стояли у нас над головой. Утес, под навесом которого мы расположились, порос лесом и кустарником. Лошади не шевелясь, не гремя боталами, стояли, сверху поглядывая на людей, и наверняка от души веселились.
-Вот ведь,  до чего умны….
- Это они нам в отместку

4 июня. В этот раз была необходимость сбегать на ближайшую от лагеря сопку, уже отработанную. По такому случаю шли мы налегке. Валька нес свое ружьишко и вслух мечтал, как он завалит медведя. День солнечный, тихий. Появились первые ландыши. Расцвел шиповник. Тропа пролегала вдоль высокого берега речушки. Берег зарос кустарником и сомой речки не видно. Справа лес стоит. Тропа вдоль леса. Спешить некуда. Не маршрут, прогулка. Заметили, что в лес убегает тропка.
-Похоже, звери натоптали.
Прошли по этой тропке, отмеряя шагами сто метров. Сняли с себя до двух десятков клещей. Прошли вдоль тропы, по целине, клещей в десять раз меньше.
- Сидят кровопийцы, ждут, знают, что по тропе зверь пробежит.
- Валька, откуда энцефалит берется?
- Как откуда? От клещей.
- Клещ переносчик. Он как ездовая лошадь. Сам вирус откуда? И почему только в этом районе, и почему только клещи?

В тот день намеченной работы мы не сделали.
 Шли мы, разговаривали. Неожиданно от реки, невидимой за кустами раздался рык. Не грозный рык, а так, миролюбивое предупреждение. Вероятно, там купалась медведица, может быть с медвежатами. Рык был  неожиданный, и действие произвел совсем неожиданное.
От испуга Валька сел на тропу. Рык повторился. Валька вскочил,  даже взлетел  и побежал. Я за ним. Догнать его стоило труда, мне мешал смех.
Наконец дыхание у Вальки кончилось, и он остановился. Стали оглядываться и поняли, что  дороги к намеченной сопке не найти. По некоторым приметам догадались, как пройти до базовой стоянке, где был лабаз.

От лабаза дорога до лагеря была известна. Даже думать не хотелось, какого крюка мы дали. Из лабаза мы догадались захватить табачку (махорки). Это нас «спасло» (в лагере уже курили сухие листья), когда мы к вечеру «докандыбали» до лагеря, то смеху и  издевок было предостаточно. Больше всех смеялись мы сами.
На этом история с медведями не закончилась. Прошло несколько дней. В тот раз я оставался в лагере. Работы по лагерю тоже необходимы. Хорошо если есть возможность оставлять дежурных в лагере, когда все уходят до вечера. Тогда по возвращении их ждет готовый ужин и чай. В маршрут шли и топографы, и рабочие. Топограф, чтобы засекать уже офлаженные соседние сопки. Рабочие, чтобы прорубать просеки, когда теодолит установлен и с одной точки необходимо  «засечь», эти самые флажки. В сопку лошадь не пойдет, и нагружен каждый был предостаточно.
Когда вечером все ввалились в лагерь, и молча «расселись по углам», я сразу понял, что - то тут не так. Долго молчать они не смогли, а когда их прорвало, нарисовались события  дня.
Забрались на сопку. Сделали работу. Перекурили. Собрались и направились на соседнюю сопку. И вот спускаясь вниз, продираясь через дебри, покрывающие склон наткнулись на медведя. Нет, медведя никто не видел, но медведь зашумел в кустах, и сам начальник слышал его запах! Отряд сыпанул вниз, в одну сторону, а медведь не известно куда, но в другую сторону. Что стало с медведем, неизвестно, а люди скатились с горы,   отдышались, достали стереоскоп, аэрофотоснимки и определились,  где находятся и куда путь держать. Наметили сопку и полезли. Достигли вершины, мечтая лечь и закурить. Закурить то они закурили, когда обнаружили, что залезли на вершину, с которой так поспешно сбежали.         
Пока рассказывали, развеселились и уже смеялись.
Хорошо смеяться тому, кто смеется.
 
 Люди потихоньку звереют и  дабы не забыть родной язык, заменяют его матом. На ладонях появились мозоли. Кто - то набил пятую точку, кто - то сбил ноги. Иной раз, приходишь в лагерь,  и все над тобой смеются, и сам смеёшься, когда посмотришь в зеркало. Глаза – щелки, уши – лопухи. Это  значит, что по дороге прошел место, где  скапливается мошка. Ты её не заметил даже, только лицо,  почему - то  горит.   

Валерка рассказывает без конца истории и поет бесконечные песни.
«Соловушка где-то вдали, он тихо рыдал  во сирени. Он жизнь свою проклинал, он пел о любви и измене».   
- Ну, завел патефон. Меняй пластинку.
-Валерка, расскажи анекдот.

-В одном селе жил охотник. Один раз он пошел в тайгу…
-Ну, все. От сегодня до завтра.
- Валерка, а ты знаешь, что такое вологодский анекдот?
- Нет. Это как?
- Это, когда ты начинаешь рассказывать, надо засыпать, а просыпаться, когда
нужно смеяться.

Ночью во сне кричал Валька. Болели зубы.   

05.06.59 Я сидел за проверкой журналов и слушал, что плел Валерка.
-Задождит опять.
-Откуда знаешь?
-Здесь уж так
-Вчера же было солнце.
-И завтра будет. Поеду в Джалинду, там пойду к теще. Такого черного писца ухватил.
-Погонит тебя теща. Ты бы сначала женился.
-Ничего не погонит. Вы вон будете целое лето в тайге, да без женщин.
  Кешка пек блины, и смотрел, как пузыриться тесто.
-Воздержание, Валера, это целое научно – филосовское направление в медицине.
-Вот вы и будете философы..
-Главное, Валера, спокойствие. Так, что собирайся пока что в Урюпино. Седлай Ослицу и проваливай. Да, смотри, чтоб овода не съели.

07.06. День рождения прошел незаметно. Пять человек на пять дней ушли в маршрут. В том походе не досмотрел, когда сушил одежду у костра, и сгорели рубашка и портянки. Пришлось из гимнастерки сочинять портянки. Маршрут доработал в одной телогрейке.
В тайге следует быть внимательным.
Одну ночь провели под скалой на сопке. Одно плохо – до воды далеко.

14.06. «Я приехал на Кавказ, сел на лошадь в первый раз….»
Нужно было сгонять на лабаз, на место первого лагеря. Предполагалось, что на лошадях можно быстро обернуться туда, обратно.  Отрядили меня и Валерку. Валерка знал короткую дорогу. Поглядывая на то, как действует Валерка, я заседлал покорную Ослицу, и мы мирно разговаривая, вышли из лагеря, ведя лошадей в поводу. Так мы шагали, пока Валерка не встрепенулся
- Что мы идем. Поехали.
Мы уселись на лошадей и продолжили неторопливое движение. День был солнечный и я с интересом наблюдал вокруг, восседая высоко в седле. Дорога пошла вверх на некрутой, почти пологий подъем.  Валерка чуть поотстал, и толи из озорства, толи ему надоела медленная езда, огрел  кнутом Ослицу. Ослица понеслась. Валерка не отставал. Это еще больше подогрело мою лошадь. Дорога взбежала на взгорок и пошла вниз, под уклон. Ослица старалась изо всех сил, Валерка отстал. Со мной происходило следующее. В голове включилось замедленное кино.
Я думал, как надо сидеть на лошади, если она скачет под уклон.
Я увидел как Павка Корчагин, припав к шее коня с шашкой наголо…., но, соображал я дальше, если я еще наклонюсь, то перелечу через голову лошади.

Кино в замедленном темпе продолжало крутиться и показало мне фотографию из журнала «Нива» за 1907 год. Этот журнал я держал в руках лет десять тому назад. На фотографии, довольно плохого качества, князь Василий в белом кителе, сидя в седле, спускается по косогору. И сидит он на лошади совершенно прямо и даже, отклонившись назад.
В этот момент я  вижу впереди над дорогой толстую ветку черемухи, что протянулась от ствола и понимаю, что лошадь пройдет под этой веткой, а я останусь висеть на этой ветке.   
Как  потом я понял, во все это время ногами я вцепился в бока лошади как клещ. Ветка приближалась, и я спокойно лег спиной на круп лошади и прошел под веткой. Лошадь моя остановилась и принялась щипать траву, как это делают все лошади после стресса. Я выпрямился в седле. Подскакал Валерка. Он был бледен и напуган. Интересно бы знать, как моя джигитовка  выглядела со стороны?

15 июня. Общий вес вьюка на одну лошадь восемьдесят килограмм. На грузовом седле с каждой стороны прилажены ящики примерно одного веса, да сверху укладываются спальные мешки, палатки, топографические рейки. Переналаживать в одиночку такой  груз, когда вокруг беснуются овода, дело не простое и вызывает злость. Злость вымещают на лошадях.

Ослица довела меня своим упрямством. Не захотела идти. Я лупил ее палкой, а она  задирала голову и ее безответность еще больше озлобляла. В какой то момент я окончательно потерял над собой контроль. Потом я сидел и курил и давал себе слово. Лошадь покорно опустила голову, когда я ощупывал, и гладил ее, и из пригоршни кормил сухим компотом. Злость на себя
Я перетянул подпругу, влез в седло и погнал Ослицу по тропе. Следовало торопиться.         

 Когда злость проходит, становится жалко и лошадь и самого себя.

 Перебазировка лагеря осложнялась тем, что на каждую лошадь требовался проводник. Нельзя было сделать так, чтобы один проводник вел двух груженых лошадей. Если первая в связке лошадь покорно ступала за проводником, задняя стремилась уйти с тропы. Шаг с тропы и лошадь задевала вьюком за первое же дерево,  и вьюк оказывался у нее под брюхом или на земле. Приходилось перевьючивать. Идем три человека, три лошади. Вдоль тропы кусты. Кусты манят лошадь сойти с тропы. Кусты обобьют кровососов: с морды, с брюха, с паха лошади. Валерка схулиганил. Привязал Меренка к впереди идущей лошади, сам плетется  сзади. Происходит то, что должно произойти. Вьюк цепляет дерево. Топографическая рейка, что была приторочена сверху, ломается.
- Ну, теперь держись!
  Валерка оправдывается
- Она (лошадь) специально так сделала. Я не виноват. Есть запасная (рейка).
Останавливаемся, перевьючиваемся, перекуриваем. Валька, очертив круг, бьет себя по бокам, рукавам, по накомарнику, по штанам. 
  - Пять минут.
Объявляет Валька и начинает считать убитых в результате акции оводов. Валерка и Пирка помогают ему. Наконец Валька торжествуя, возвещает.
- 128 штук!   

У тропы лежит дерево. Ель. Дереву лет 30 – 40. В тело дерева   врос камень величиной с седло. Когда дерево стояло оно подняло этот камень на высоту колена. Падая, дерево выдрало из земли свои корни, но камень так и остался в теле дерева.

Всего себя начинаешь чувствовать. Чувствуешь, как проходит усталость, как исчезает напряжение, и ты уже думаешь о чем-то другом и ты забываешь про усталость и мысли твои в эту минуту далеко на гране грезы и дремы. И раздается команда, или ты сам себе скомандовал, и уже начав работу, приходишь в себя. И, работая так изо дня в день, ты вдруг ощущаешь радость.
Это радость движения, радость природе, радость от работы.
Еще я делал так. В конце дня, подходя к лагерю, я старался двигаться, как мог быстрее. Добегал до берега речки, сбрасывал одежду и бросался в ледяную воду. Потом растирался, переодевался и переобувался в сухое. Пропотевшее белье и мокрые портянки и сапоги развешивал для просушки. Выпивал литровую кружку крепкого сладкого чая и потом принимался за еду.

16 июня. Сегодня видели на болоте цветы клюквы. Должен был заехать бакенщик Ефим. Не дождались. Устроили баню. Баню можно устроить по разному.  В этот раз была даже не баня, а «помывочный день с горячей водой». Человек  греет для себя воду на костре, намыливается, исполняя  танец шамана, и бросается в воду, спасаясь от оводов.
- Ах, ты зверь! Падла  кусачая.
- Хороша вода.
- Подбрось в костер мху, чтобы дыму побольше….вылезаю.

Закончив манипуляции с водой и мылом, человек опрометью бросается в заранее приготовленное убежище. Перед баней каждый готовит себе лежанку из спального мешка под марлевым пологом. Забравшись в убежище, убив со страстью двух, трех успевших залететь под полог оводов, человек вольно ложиться, закуривает и вслух злорадствует и пускает дым в ненавистное племя, что во множестве облепили полог. 

Сегодня отдыхаем. Нужно стираться. Валерка от бани и стирки отказался
- Не буду. У нас большой мороз. Два раза стираем. Весной и осенью
- До осени далеко.
- Давно пора изобрести порошок – бросил шматье, само очистилось.
- Изобретут. Чего люди не сделают ради лени?
- И чтоб галушки сами в рот прыгали…
- И горшок по ночам.
- Согласен  на холодное пиво, но чтоб стояло на сопке и меня дожидало.
- Подои Меренка…..и будет тебе пиво.

18.06.59 Очередной маршрут на очередную сопку. Этот день отметился следующими событиями.  Вечером, после ужина, когда уже покурили махорки, Валька угостил меня сигаретой «Прима». Как бы сказали теперь, «поймал я кайф».
Такое возможно только в полевых условиях. Пытался подобное повторить в Москве. Ни какого эффекта.
Вышли на земляничную поляну. Видели куропаток. Встретились желтые тюльпаны.
Главное «событие» состоялось в конце дня, когда уже в сумерках дотащились до лагеря. В тот раз в лагере оставался дежурный он ждал маршрутников и постарался.
В этом месте следует сделать  пояснения. Первое – продукты были «обязательные» и «не обязательные». Обязательные – те, что везли с собой. Не обязательные – те, что добывалось охотой, иногда рыбалкой, собирательством. Обязательные щи, каша, сгущенка. Постановили, сгущенку заваривать в чайник. Чайник большой. Выходило по пяти, зеленых, эмалированных кружек на каждого. Емкость кружки 400 гр. Особо следует сказать «за миски». Миски эмалированные в цветочках. Такую миску вполне можно поставить на стол для небольшой семьи, чтобы каждый черпал из нее своей ложкой.
Так вот, дежурный постарался. Наварил мяса и напек «ландориков», это такие оладьи, толщиной в два пальца. После обязательных щей и каши, каждому насыпали по полной миске мяса и поставили ведро с бульоном на всех, мясо запивать. Все было съедено и молоко с «ландориками» тоже. Не знаю, как другие, но я как сидел у костра, встать не смог,  перевалившись на бок, на четвереньках заполз в палатку.    

20.06 решили заглянуть к бакенщику. На подходе к его будке, с дороги
открылась река, и ее левый изогнутый берег  хорошо был виден. Высокий этот берег над рекой был изрыт гнездами ласточек. Ласточки беспрерывно подлетали к своим гнездам, кормить птенцов и улетали в поисках корма.

- Поди, уже и птенцов летать учат.
- Валер, а сколько здесь ласточек?
- Сказал тоже…
- Можно подсчитать, сколько гнезд, сколько ласточек подлетает к гнездам, сколько птенцов.
Валерка промолчал, но задумался.
Каждый день сопки, переходы, перегон лошадей. Из всего из этого складывается повседневность, а потому каждое отклонение от повседневности, каждая неожиданная встреча, уже событие. Завернули в гости к бакенщику. Ефим был на месте и нас ждал. Горел костер, готовилась уха.
 То, что мы называли ухой – суп с рыбой. Ефим же ставил на огонь ведро полное рыбы. Изба бакенщика стоит на высоком берегу и наводнение ему не угрожает. Шельма, или Ведьма (так по разному звали эту собаку) собака бакенщика при нашем приближении не лаяла, но металась перед домом на виду у хозяина, своим поведением, давая понять, что к дому приближаются чужие.

22.06. В блокноте отмечено – «Самый длинный день. Самый неудачный день.
Т +30. Не нашли веху. Ругань…».
Вдвоем с техником Виталием отправились на сопку, где ранее был установлен флажок. Нужно было его подправить. На нужную сопку мы не попали. Не нашли. Конечно, мы могли ошибиться. Начальник мог ошибиться и не ту сопку указал на аэрофотоснимке. Но закралось сомнение, что начальник специально сделал так, чтобы иметь возможность устроить «представление». Для нас не главное было, что он орал, а как он орал. А он орал  и грозился. То, как он это делал, авторитета в глазах всех ему не прибавляло. Не должен командир показывать свою слабину. Не сразу, но этот случай заставил задуматься о природе такого явления, как начальник. Если солдатами становятся, то начальником нужно родиться,  а в нашей системе быть начальником еще и  выгодно.
 Такого рода стычки настроения не поднимают, но душевного настроения могут лишить
Единственное средство в таких случаях работа.

Пристроились под сосной. Пока шли, в стороне за сопками погромыхивало, и чувствовалось – наползает туча. Падь, где мы находились, солнце пекло головы, но постепенно неподвижное предгрозовое удушье сменилось прохладой. Мы решили отдохнуть и заползли под шикарный шатер из лап огромной сосны и  раскинувшись  на роскошном ковре из опавшей хвои, закурили. Валька поджег кусочек коры, затеплил костерок и дымок потянулся вверх, сквозь лапы сосны. Валька достал сухари.
- Сегодня видел лук.
- Шиповник уже расцвел.
- Ландыши видел?
- В Москве считай весна покончалась, а мы две весны за раз встречаем.
- Сегодня начальник разорался – вставайте! А куда спешить?
- Нужно культурно сказать – «подъем!».
Кажется, я задремал. Очнулся. Становилось прохладно, но под сосной было уютно.
- Подъем. Звери – лошади.
Валерка подал голос.
  -Я вам историю расскажу. 
К костру подходил Валерка, держа в руках совсем еще голого птенца.
- Видал? Это - курчонок.
- Зачем взял? Пойди, положи, где взял.
- Там еще есть.
- Мать твою…. дурака.
- Что ты ругаешься?
- А что тебе сказать? Ты с детства в тайге живешь, а хорек хорьком. Это вон Валька из города вырвался и палит почем зря. Тебе когда говорили, что природу поганить нельзя? Ты хоть слышал про «Красную Книгу»?
- А, что это за книга?
- Чему вас в школе учат?
Я в двух словах объяснил. Валерка выругался и отошел, но я видел, что мое сообщение для него новость и он раздумывает, вру я или нет.

23.06 Погода  опять предгрозовая, утром дождь. Выспались и днем ушли в трехдневный маршрут, отрабатывать  дальний край планшета. По ходу работы разделились на два отряда, с тем, чтобы отработать два участка, затем встретиться и всем вместе возвращаться в лагерь. Пришли на место встречи. Ждали  до вечера. Ждали начальника и Валерку. У начальника были карты на  ту территорию, через которую  нужно было двигаться в лагерь. Приготовили ужин из остатков продуктов, но к ночи они не появились. Утром доели остатки вермишели и ждали еще пол дня, решая как быть. Идти в лагерь через незнакомые сопки, можно запороться так, что и с собаками не найдут.
- По прямой  до лагеря не больше 20 верст.
- Да, пожалуй, около того будет.
- Вдоль Аргуни, до устья Урова, а там дорога известна.
- Да, но так километров сто набежит.
- Сто не сто, однако, поменьше. Зато наверняка.
При нас вещи, посуда топоры, пила, стереоскоп. Теодолит, тренога.  Вещи не бросишь. Прикидывали и так, и этак. Ошибиться местом встречи мы не могли. На этот кусок у нас был аэрофотоснимок,  и само место  на берегу Аргуни, на окраине села.
 Название  села, мы не знали. Село после наводнения в позапрошлом году жители покинули. Избы зловеще пусты. Около школы слежавшаяся гора из тетрадей и учебников, превратившаяся в папье - маше.
От села над берегом реки тропа. На тропе недельной давности следы  от подков. Быть может, патруль проходил? Граница снята. Местами остатки  столбов, по которым протягивали колючую проволоку. В некоторых местах число таких рядов доходило до семи.  К вечеру второго дня добрели до заставы. Застава двух этажное здание тоже брошенное. Внутри  скелеты железных кроватей. На столе комок конфет «подушечка».
Подкрепились, запивая  водой. Переночевали.  На другой день набрели еще на одну заставу. На этой заставе были люди. Может быть даже солдаты. Они были настолько пьяны, что ни один не поднялся и не вышел к нам навстречу. Вышел  лейтенант об одном погоне и в одном сапоге. Мы с ним быстро распрощались и двинулись дальше. Где-то уже после полудня увидали мы на том берегу строения, людей, дым из трубы.

27.06.59 Даже теперь не смогу сказать, как мы  решили отправиться в гости к китайцам. Решение пришло само. Кешка остался ждать нас и стеречь казенное имущество.   Прикинув на глаз скорость течения реки,  мы с Виталием поплыли, ориентируясь на китайца, что сидел с удочкой у самой кромки воды.

Мелкая волна била в нос. Ветер сушил голову. Было видно, что рыбак старался не смотреть в нашу сторону. Был момент, когда мне вдруг стало страшно. Мне показалось, что меня тянет на дно, что я могу утонуть. Но, я уже знал, что такое страх. Страх, как собака кусает того, кто ее боится. И страх мгновенно исчез.  Как только мы вылезли на берег, т.е. перешли границу, рыбак как будто только, что увидел нас. Вскочил, отложил удочку, засуетился, кланяясь и приглашая.

И кланяясь, и приседая  (мы потому, что босым ногам плохо на острых камнях, а рыбак, соблюдая  этикет), старались пропустить друг друга вперед. Мы опасались оставлять китайца  у себя за спиной, китаец в силу того же этикета. Так мы и двигались по крабьи, боком до калитки, где встречаем других китайцев, которым наш сопровождающий что-то объясняет, поводя рукой. Нас приветствуют и вводят в дом. Я не перестаю оглядываться, но теперь уже не из-за боязни, а от всего увиденного.
Это только снаружи дом можно назвать бараком. Но внутри помещение, куда нас сопроводили, поражало чистотой и порядком. Помещение просторное и светлое. Пол отдраен до желтизны. Вдоль стен кровати под шелковыми фонарями. Фонари, как полога, свисают от потолка до пола, закрывая кровати. Фонари разного цвета и расшиты драконами и райскими птицами.   
Не успели мы, как говориться, глазом моргнуть, как оказались совершенно голыми, завернутыми в мех медвежьих одеял с градусниками под мышкой и китаец в белом халате (!) заставил нас выпить какой то порошок, объясняя при этом, «что от холода и голода сердце у нас пообмякло».
Удивленный белым халатом, я поинтересовался
- У вас и переводчик полагается?
 И мне объяснили, что у двоих рабочих или отец, или мать были русские. И теперь они здесь, потому, что есть работа. Спрашивать, какое, у этих двоих подданство, я постеснялся. Мой вопрос получил неожиданное продолжение. Меня спросили, могут ли русские выучить китайский язык? На что я из дипломатических соображений, ответил утвердительно, чем вызвал радостный отклик. 
Нас окружали веселые лица.
-Кто это? 
 Спрашивают, указывая на портрет Вождя. И по детски радуются правильному ответу. Мао знают все!
Мокрые вещи унесли сушить. Мы сидели в почтительном и веселом окружении, веселых лиц. Кто-то выходил, кто-то входил.
Выходили по негромким командам. Вот пятеро пошли покидать баскетбольный мяч. Вот двое выдергивают несуществующие травинки на песчаной дорожке. Вот трое, закрепив гвоздями на скамейке откованный нож, обрабатывают его напильником.
Я переглядываюсь с товарищем, у которого из меха торчит только нос, что, мол, закурить бы. Он глазами дает мне понять, что следует сидеть тихо и вести себя прилично.
И тут же к нам тянуться руки,  предлагая открытые пачки  сигарет. Нам объясняют, что курить можно только в помещении.

Нас переодевают в сухое и ведут в столовую. Столовая - сарай, где есть плита для готовки, обеденный стол и помещение для хранения продуктов.
За столом не обходиться без шуток. Шутки всех веселят, но обидеть никак не могут. На столе огромный таз с великолепно приготовленным, рассыпчатым рисом и разными соленьями и маринадами из овощей. Нам, при общем веселье дали в руки палочки. Потом заменили их ложечками. Чайными. Других просто не было.


Спросили, не желаем ли мы солонины. Мы возрадовались, что это будет свиное сало, но оказалось маринованная свекла. Хлеб – тут же приготовленные лепешки из слоеного теста, что твой «Наполеон», только без крема.
Чая (к нашему удивлению) не предложили, объясняя все тем же нашим состоянием. Вместо чая кипяток. Я подумал, что чай, может быть, просто кончился. Мы уже знали, что все необходимое участники этой экспедиции привозили баркой раз в год!
  Сначала они сплавлялись вниз по течению Аргуни и дальше по Амуру, за полтораста верст. Обратно тащили груженую барку бурлаками. 
После столовой опять направились в жилое помещение. На крыльце я закурил и получил строгое замечание – курить только в помещении и только у печки.

И это,  притом,  что строения были окружены штакетником, дальше шла полоса голой земли,  отделявшая строения от тайги с трех сторон, шириной 20 – 30  метров. С четвертой стороны река.
На плите стоял ведерный чайник с раструбом. Такое приспособление описывал Амундсен, когда шел к Южному полюсу. Раструб не только сохранял тепло, но позволял им сушить носки во время готовки. 
Перед нами разложили карту нашего берега. Очень подробная карта!
Тут я обратил внимание своего товарища на стопку газет. Газета, лежавшая сверху была за сегодняшнее число! Я тупо сообразил, что год то был вчерашний. И мне опять объяснили, что они слушают радио, и каждый день читают  «свежую газету». За одно я узнал, что все они учатся читать и писать.
Вещи наши высохли. Пора было нам возвращаться.  Нам  предложили переночевать. Но это было бы уж слишком. Стали обмениваться адресами. Полог над одной из кроватей раскрылся и появился китаец, что сидел под пологом, скрестив ноги «по китайски» и что то читал. За то время пока он так уединялся, его никто не тревожил, не спрашивал, ни окликал! 

Началась новая игра. Я честно, под неодобрение своего товарища, полностью написал свой университетский адрес. Оказалось, что присутствующим совершенно не понятно слово Университет.
Настала очередь писать свой адрес китайцам. За стол сел один и начал выводить иероглифы. Все весело зашумели – «не так, не так». Тоже повторилось и с другим, и с третьем.
И тут произошло еще одно чудо. На второй этаж, а вернее сказать на чердак вела лестница с перилами. Вдруг наверху открылась дверь. По лестнице спускался сам Мао! Нет, конечно, не он. Но, как похож! Надо полагать это был начальник экспедиции. Все расступились. Важное лицо прошествовало к столу, и под почтительное одобрение начертало иероглифы. Все согласно закивали головами. Отложив ручку, начальник, не произнеся ни слова, встал из-за стола, поднялся по лестнице и исчез за дверью.

Нас экипировали, завернули горку лепешек в дорогу, на берегу ждала плоскодонка с тупой кармой и тупым носом. Но прежде состоялся митинг!

На «мрачном бреге» группа людей в разноцветной одежде. На всех  одинакового покроя брюки и куртки – кителя, но все разноцветные! Желтые, зеленые, темно синие. Одежда на всех выстирана, выглажена. Говорили по очереди, кажется все. Нам пришлось в ответ тоже выступить.


Лодка достигла советского берега и, не причаливая, высадила нас. Мы помахали гостеприимным китайцам и как медведи исчезли в прибрежном кустарнике.
 Не стану рассказывать о встрече с начальником (я так и не понял, почему он нарушил уговор). О том, что мы побывали в Китае мы ни кому не сказали.   
               
Подобная история повторилась через три года в другом месте и с другими людьми. Группа геоморфологов Университета проводила практические работы на Чукотке.
Как рассказывали потом непосредственные участники того события, утро в день
маршрута выдалось на редкость тихое, солнечное. Группа ушла в маршрут. Ответственным за маршрут, а следовательно и за людей был назначен П. Он и курсом был старше и по возрасту. И уж как не ему знать, что такое порядок и инструкция, когда за его плечами были семь лет службы во флоте.
Оставшиеся в лагере четко знают маршрут группы и время ее возвращения.
Где – то по полудни погода резко испортилась, что на Чукотке не редкость. Ударил ледяной заряд. Температура упала. «Видимость ноль». И даже знакомый рельеф узнается с трудом. Следовало срочно возвращаться. В подобных случаях, слово ответственного за маршрут – закон.
Возвращаться можно было двумя путями. Первый путь тот, по которому шли. Он пройден, он известен, он отмечен на карте, есть вехи и ориентиры.
Второй путь «напрямую» - он короче.
Возник спор! Вся группа настаивала на первом варианте, но П. сказал, что пойдет «напрямую». Один!
Результат был печален. Группа до лагеря добралась. П. не дошел. Пропал. Его долго искали и наземные отряды и с вертолета. Ни каких следов.   


Следующие два дня перебазировали лагерь, а затем ушли в двухдневный маршрут на сопку «Выезднуя».


Предстояло перебраться через речушку. Перед выходом к переправе пришлось прорубаться и тащить лошадь за узду. Кешка меня  опередил и первым вышел к воде. Перед переправой Кешка снял сапоги и штаны. Сапоги перебросил на другой берег, штаны засунул за вьюк и, потянув лошадь за собой, пошел по донным камням. Течение быстрое. Камни острые и скользкие. Вода ледяная. Овода прямо – таки  остервенели при виде такой картины. Белые Кешкены ноги не выдержали и он, бросив повод, выскочил на противоположный берег. Со стороны это выглядело так. По берегу, отбиваясь от оводов, метался Кешка, умоляя и грозя. На середине протоки стоял Меренок, наслаждаясь прохладой. Кешка подзывал  лошадь, как подзывают собачку, протягивая к Меренку одну руку, а другой рукой, пытаясь натянуть подол энцефалитки  на бледные ноги. Перевести лошадь через поток можно только одним способом. Один, впереди, тянет за повод, второй сзади, подгоняет хворостиной.

Маршрут на сопку «Выездная». 1200 метров над уровнем моря. На вершине стоит новенькая, только что срубленная из бревен топографическая вышка. Высота вышки 25 метров. Вокруг вышки, толстым слоем щепки, Щепки совсем свежие.


- Да, строили. И бревна  вон, откуда таскали.
- Воды здесь совсем нет.
- И жили они не понятно где.
- Зато вид, какой!
- Смотри, по тому берегу зелень идет волнами. Зеленое море.
- А по нашему берегу лес явно угнетен. Сколько стволов повалено. Все сгниет.
- Земля за рекой другая, или люди разные.
- Сплавить бы этот поваленный лес по реке и переработать.
- Как же до него добраться?
-Да, дел много.
-А день чудо. Небо – синяя твердь. Головой не пробить.

Солнце тем временем потянуло за собой тени и зеленые волны на том берегу Аргуни потемнели.
С высоты открываются  просторы. Что ты видишь? Два берега наш и китайский. На нашем берегу масса поваленных лиственниц – пропадающий лес. На китайском – зеленое море. Хинган (Хинганский  хребет). Хинганское, зеленое море тайги.
- Там, что никогда лес не горел?
- Там люди то живут?
  Работали  на этой точке два дня, засекая теодолитом все видимые с вышки ранее поставленные флажки на близь лежавших сопках. Вид с такой высоты захватывающий, но проблемы с водой. Ночевали на кучах свеже пахнувших щепок, завернувшись в чехлы от спальных мешков.
По неволе  начнешь верить в приметы. Замечать приметы, сигналы, что тебе посылает окружающий тебя мир и верить в приметы это несколько разные вещи.
Утверждают  суеверные, что существует «закон цифры два».
 Но, по порядку.
Перед маршрутом на Выездную, перебазировали лагерь. Я и Кешка с двумя лошадьми в две ходки должны были сделать эту работу. По дороге попалась болотина. Ничего опасного эта болотина не предвещала. Первую лошадь, не развьючивая, перевели спокойно. Стали переводить вторую. Конь оступился. Рванулся. Увяз под грузом и завалился на бок. Мы бросились к лошади, пытаясь помочь, стали поднимать груз и тянуть лошадь за гриву. Лошадь забилась, еще больше увязая. Я  ножом отсек подпругу. Вьюк и седло остались в воде, а лошадь налегке выскочила на твердую землю и принялась щипать, траву пока мы вытаскивали на сушу вьюк и седло, и раскладывали вещи для просушки.  Урон  был значительный. Подмокло 25 килограмм сахара! Сахар потом переварили.   
Итак, заночевали  под звездами,  прижимаясь друг к другу. Ночью приснилось мне, конь тонет, и я изо всех сил тащу его. Дальше было, как в сказке, заговорил конь человеческим голосом и все матом. Оказалось это я схватил начальника, что спал рядом со мной, за волосы и таскаю его «мордой» по щепе. Дело случилось уже под утро, и спать уже не могли, веселились.

Цифра два, вот причина!

И вот ночью сниться мне, что спим в палатке и вползает в палатку Шельма и заползает между спальными мешками, и укладывается свей рыжей башкой у меня на руке. Собакам не место в палатке и я начинаю ее прогонять, но Шельма не уходит, а еще плотнее прижимается. Тогда хватаю ее за шкирку….и говорит собака человеческим голосом …и все матом.
Ночью в палатке было душно, и все спали поверх спальников. Валька спал рядом со мной. От природы кудрявый, давно не стриженый, он своей  кудлатой  головой примостился  на моей руке, и мне приснилась Шельма.
 Оба эти случая послужили поводом для неподдельного веселья. Но может быть, может быть, начальник и «поимел на меня зуб». Была в нем какая – то гнильца.

Свет сменялся тенью и густея, превращаясь в черноту она поглощала все пространство и начинала медленно заливать костер. Пора заползать в спальный мешок.
- Что же  такое….. счастье?   
Я добрел до своего спального мешка, как домой пришел. Какое блаженство, вот так лежать после целого дня пути! Это ли не счастье!

Спускаясь с сопки, вышли  на голубичную поляну. Такое количество ягод встретишь не каждый день. Сбросив на землю рюкзаки, мы принялись горстями поедать голубику. Кешка лег на голубичник и закрыл глаза.
- Плохо мне.
- Что у тебя?
- Слабость.
- Лежал бы в лагере.
- Думал, разойдется.
- Сейчас полежи. Покурим. Мозги проветрим и пойдем на солнце. Вон, на какую сопку лезть!
Я вытащил из – за  ремня топор. Привалился под лиственницей, пережидая пока Кешка соберется с силами.
 -Подъем. Пошли, пошли.
Я шел в расстегнутой телогрейке, наклонив голову и уже не глядя по сторонам. Уклон становился все круче. Пират дышал часто, часто. От его дыхания шел пар.
- До верха чуть осталось. Там перекурим.

То был день сплошных неудач. Утром все не ладилось. Потом на вехе забыли топор. Пришлось возвращаться. Вечером, сидя у костра посреди тайги, тупо глядел на огонь. И огонь был какой-то не спокойный.


Застал Валерку в страшном гневе. Он только вернулся с базы, куда ездил за письмами и где узнал о  махинациях начальника с зарплатами рабочим.
. - Я ему устрою. Вот скажу, что он нож взял.
- Что ты трепешь! Ты, что видел?
- Все одно. Я знаю.
- Болтаешь
- Скажу. А за нож, знаешь, что будет?
Представить было нетрудно, что могло быть, когда начнут выяснять отношения.
- Он же нас надул. Сволочь.
- Валерка не делай этого.

В лагере появился  гость. Назвался. Уласевич. Фотохудожник. Из Риги. При нем фотоаппарат. Прибыл  он с Валеркой. Валерка вернулся с базы экспедиции. Был борт, и Валерку посылали за письмами. Фотохудожник вполне мог быть из госбезопасности. Но никаких наводящих вопросов не задавал, интересовался природой и бытом лагеря
Всех перефотографировал. Обещал выслать фотографии. Дал свой рижский адрес. По комплекции был рыхловат. Дорогу верхом перенес тяжело. И теперь ходил в раскоряку. Его  пребывание в отряде было связано с одним атмосферным явлением, как – будто специально к его приезду приготовленное.
Было пять часов по полудни. Солнца не видно, небо безоблачно и голубизна неба побелела. Кажется, что мы оказались под матовым колпаком, но при этом очень светло. Света много и он так рассеян, что все предметы стали вырисовываться,  и… потеряли свою тень.

 
Последняя перебазировка на Холодый. На карте ручей – Холодный. Падь – Холодная. И ночь была особенно холодной. Температура воздуха казалась «отрицательной». Может быть, под поверхностными наносами лежал погребенный лед? Та стоянка отметилась двумя событиями. Затемпературил Кешка. Из медикаментов термометр и резиновый жгут. Кешка «горел» и так потел, что вкладыши от спального мешка приходилось менять часто и перед тем, как сушить у костра, выжимать. Всю ночь   
Отпаивал я Кешку голубичным компотом. К рассвету температура неожиданно спала. Кешка очнулся, перестал бредить и пугать «признаками энцефалита». Осталась слабость.

Возвращаясь поздно, я заблудился. Темнело необычно быстро, и темнота была неправдоподобно черной. Я запаниковал и погнал Меренка на ближайшую сопку. Пришел в себя я уже на вершине. В чувство меня привел хрипящий и весь в мыле Меренок. В полной темноте я старался успокоить лошадь. Оглядываясь, я вдруг увидел справа от себя розовую щель. Там запад! Я сориентировался, на ощупь свел Меренка вниз по склону сопки, нашел дорогу и добрался до лагеря. 

               
Работы в основном завершены. Можно сворачиваться. Начальнику Васильева и технику Виталику еще предстоит «причесывать» полевые журналы к сдаче. Сделать несколько контрольных ходов, «разбросать невязку».  В лагере остаются кроме них рабочий Валька и проводник Валерка Толмачев. Минимум вещей, приборы и одна лошадь. Мне пора в Москву. Со мной  отправляются планшеты, совсем обессиливший Кешка,  совершенно никчемный  стажер и две лошади Ослица и Фара.
Стажер с фамилией Полумордвинов появился в отряде в середине сезона. Явление собой он представлял более чем странное. Физически очень сильный, но в его психике было что-то настораживающее. Ко всему прочему он панически боялся тайги. 

Вышли на берег Аргуни. Начинался мелкий дождь. На реке туман. Соорудили навес, спрятали от дождя планшеты, вещи. Сидим. Ждем. С такой командой до базы пешим ходом не дойти. Дело даже не в команде. Речушки и ручьи вздулись и стали не преодолимы.
Ждать пришлось не долго. На второй день увидели идущий с верховий катер. Катер буксировал две баржи. Этот караван специально обходил разбросанные отряды и собирал лошадей. Мы начали кричать и стрелять в воздух. Нас заметили. Катер с баржами шел по стрежню вдоль китайского берега. Положив руль влево, катер подошел, протянул баржи чуть вверх и баржи прижались  к нашему берегу. Бросили трап. Высокий берег оказался вровень с бортом баржи и трап лег почти горизонтально. Трап узкий и висит как над пропастью. Я попытался вести Фару. Лошадь уперлась всеми четырьмя копытами, задрала голову и ни какими силами невозможно сдвинуть ее с места. Дождь усиливался, туман сгущался. Капитан катера ругался и торопил, угрожая уйти и оставить нас. И вот тут я сообразил. Схватив конец веревки в левую руку, которой я держал лошадь за узду, другой конец веревки завел за задние ноги лошади. Крикнув Кешке, чтобы он погонял  Фару сзади хворостиной. Пятясь спиной, я тянул за узду и в то же время  подтягивал задние ноги лошади. Задирая голову, упираясь, лошадь пошла! На барже на уровне борта  укреплена широкая площадка и в трюм вел спуск, а по борту сооружены стойла. В считанные минуты мы  загрузились, и катер отвалил от берега.
Потом, по прошедшему времени, вспоминая, я задавался вопросом, как, каким образом возникли и сработали подобные навыки в обращении с лошадьми? Или это мои предки, жившие на хуторах,  и которых я никогда не знал, передали мне их?
Наталья Константиновна рассказывала, что когда у неё родились Ванька и Машка, то на попках у младенцев были пятна коричневого цвета, как родимое пятно. С годами эти пятна сошли. Происхождение пятен объяснялось наследственностью. Отец Ваньки и Машки был прямой потомок Салтыкова – Щедрина. Салтыковы, по словам Натальи Константиновны, вели свой род еще от тех татар, что всю жизнь проводили в седле и родимые пятна тому подтверждение. Видимо в жизни ни что не проходит бесследно.
Расположившись по - барски, укрытые от дождя, покуривая, устремились мы  к «культурной жизни», злорадствуя по поводу ухудшающейся погоды.

Когда работа завершена, документация сохранена, люди и лошади живы, барахло списано ощущаешь вдруг возникшее облегчение.

Уже вторая половина августа. Время побежало по новому руслу. Такое бывает, когда настает время возвращаться. Работаешь, обживаешь новые места, живешь мыслями о тех, кого оставил, беспокоишься за них. Потом вживаешься, острота разлуки притупляется и в конце появляется мыслишка, а не остаться мне здесь? Зачем возвращаться? Но работа сделана и пора собираться в обратный путь. И тогда все мысли уносят тебя! Скорее, скорей. Все, что препятствует этому «скорей, скорей» становиться невыносимым. И тебе кажется, что и минуты не можешь терять.
Будет борт, не будет борта, когда будет? Сколько ждать? Ждать и бездельничать, когда решено возвращаться! И мы решаем уходить на плоту.
Нас трое. Из троих один передвигается с трудом, другой совершенно не способен ни к какой работе!
Плот связываем и сколачиваем  в два наката. Сверху доска. Желательно, чтобы бревно было потолще, да  подлиннее! Плот получился, не велик. Топором вытесали рулевое весло, и рано по утру отчалили.
  Плот вынесло на стрежень под китайский берег и понесло течением. Сойти со стрежня мы уже не могли, но благодаря веслу плот не кружило. Мы сидели тихо, и кругом была тишина. Берега проносились мимо. Берега были пустынны. Правый китайский берег залесен так, что лес подходил к самой воде. Левый далекий от нас, являл картины местами, совершенно сказочные. Мы проплывали мимо столбов.
- Смотри. Настоящие красноярские столбы.
В этом месте плот стал уходить от китайского берега, и мы заволновались, видя, что нас несет на пороги, но уйти со стремнины не смогли. В это время года Аргунь многоводна и только благодаря этому, наш плотик перевалил порог, так, что мы штанов не замочили. Нас опять отнесло к правому берегу. И мы продолжили наше тихое путешествие.
- Смотри! Медведи.
От реки в гору уходили два медведя, следуя друг за другом.
В другом месте наш плот окружила стая плавающих уток, и мы долго плыли в их окружении.
День заканчивался, когда мы разглядели на нашем берегу большое поселение, катерок у берега и фигурки людей.
Мы стали кричать и махать руками. В рупор нас спросили, кто такие, и когда поняли, что советские, засуетились и мы увидели, как  от берега отвалил катер.
- Ну что. Дуракам  везет?
Мои спутники промолчали.
- А может быть влюбленным?
Они опять промолчали.
Мы оказались в Покровке. Недалеко от этого поселения сливаются реки Шилка и Аргунь, и начинается Амур.

 На завтра нам приготовили баню.

Бани стояли в ряд над обрывистым берегом. Моторист, что нас снимал с плота и стал нашим хозяином, отрядил двух своих сыновей, десяти и двенадцати лет готовить баню. Интересно было смотреть, с какой мужицкой хваткой работали они двуручной пилой, смоля при этом, совсем по взрослому, самокрутками. Пытался их разговорить. Я рассказывал, что есть такой большой город Москва. Мои сообщения они слушали без эмоций. Их заинтересовал вопрос, а какие там дороги. Оказалось, что они не разу не видели шоссе, понятия не имеют, что такое асфальт, и сколько я не тратил красноречия, все было впустую. Но вдруг прозвучал вопрос
- Блестит?
Я замолчал на полуслове.
- Да……. Блестит.

Я начал рассказывать о том, какие в Москве большие дома, какой это огромный город. Кремль! Университет! Они слушали молча, продолжая пилить и смолить. Я стал помогать себе руками. И опять прозвучало:
- Блестит?
…………..
Пора отправляться в баню.

Сама баня представляла собой мощный сруб, на две трети используемый, как склад и как погреб. Достопримечательность самой бани, конечно парилка. Маленькая, двоим тесно, но пар отменный. Плеснешь чуть на камни, и тебя выносит паром прямо на берег. И бросаешься в поток. И тут «наступает конец света». Вода ледяная, видимо со дна бьют ключи, и ты ключом падаешь на дно, не смея шевельнуть ни рукой, ни ногой. А потом медленно начинаешь всплывать и выкарабкиваешься на берег  метрах в семидесяти ниже по течению, и бежишь нагишом  в спасительную парилку. Так раз и другой. И вдруг понимаешь, что после такой купели, вот теперь, можно возвращаться в Москву.

По возвращении встретил меня друг Володя и  задавил меня вопросами.
- Тяжко было?
- Да, как сказать? Ты, а армии служил. Тяжко было?
- Да, как сказать.
- Вот и здесь так же.
- Ладно. Подойдем с другого конца. Скажи. Появилось у тебя естественное желание почитать книгу?
- Ты хочешь сказать, готов ли я грызть гранит наук? «Всегда готов!» Я открою Большой секрет и Великую тайну. Но только тебе.
- Слушаю.
- Я знаю, что есть романтика.
- И, что есть романтика?
- Самая короткая формула. Романтика это – Жюль Верн на диване. Все остальное, тяжкий труд, или веселая работа. Это есть Большой секрет.
- А, Великая тайна?
- Отныне я самый отпетый романтик.
- Про тебя мне все ясно. За тебя. С возвращением!
- За нас, чтобы мы всегда возвращались.

 
Вернувшись из экспедиции, я посчитал своим долгом послать письмо гостеприимным китайцам.
Накупив открыток с видами Москвы и Университета, нашел  специальный конверт.
Получилась целая бандероль. Затем я пошел  к партийному секретарю китайских студентов, с тем, чтобы он начертал на этом конверте иероглифы адреса, что дали мне  на  далекой Аргуни.
Секретарь посмотрел на бумажку,  странно усмехнулся и начертал.
Мне показалось, что значки на бумажке и на конверте были не совсем одни и теже. Я подробно написал на конверте  обратный адрес и отнес послание на почту.
Куда попало мое послание, того не ведаю, поскольку ответа не последовало.
Китай таинственная страна, туда ушло, а оттуда нет.


Работу в топотряде мне зачли, как геодезическую практику.

Валерка, надо понимать, свою угрозу выполнил. По дошедшим до меня слухам начальник имел малоприятные разговоры с местными.

Из отростка  изюбриного рога получилась великолепная рукоятка для ножа. Нож изготовили для меня на авиационном заводе. Это нож прослужил мне потом девять лет, до тех пор, когда подрастающий сынуля  не взял его поиграть на улицу и там потерял. 
   
Уже потом в память о Забайкалье, дома у себя мы любили ставить ветки багульника в вазу из темнозеленого (болотного цвета) стекла и ждать когда багульник покроется  розовыми цветами и смотреть, как солнце проникает сквозь лепестки.
          
 Когда пришло время строить дом, я вспоминал, виденное мной у китайцев. Я вновь прочувствовал принцип, что если человек занят делом, то следует иметь терпение не отвлекать его от  этого дела.
У народов Севера существует поверье, что если человек спит, нельзя его будить. Считается, что душа человека во время сна путешествует в других мирах, и если человека вдруг разбудить, то она (душа) его может не успеть во время вернуться.
Историки пишут, что выражение «Рязань косопузая» родилось в те времена, когда рязанские мастера, отправлялись на заработки в Первопрестольную. Мастера подпоясывались кушаками, а за пояс засовывался топор (отсюда и прозвание). В Москве набирались они новинок столичных и иностранных и переносили их домой.
Имея малый опыт в строительстве, я, тем не менее, обещал жене построить дом, раз уж участок ей выделили. В то  время хотелось мне все сделать своими руками.
По своей  дурацкой привычке приглядываться, к тому, что и как делают другие и спрашивать о том, что мне казалось непонятным я ходил по участкам и смотрел, что и как  кто делает.
У соседа на его участке стоял великолепный хозблок и в то же время он, напрягая жилы, отрывал траншею под фундамент будущего дома
- Отличный хозблок!
 Он разогнул спину и посмотрел в сторону хозблока.
- Нам со старухой как раз хватает.
- Так зачем ты строишь еще и дом? Жить все одно в хозблоке будете.
- Да, даже не знаю. Все так делают.
Услышав  такое, я впервые задал себе главный вопрос.
  -  Кто будет жить в  доме, который буду строить я?
 Конечно жена. Для нее и строиться. Сделать так, чтобы ей понравилось жить в этом доме, это я соображу.
Я уже почитал книги по домостроительству и знал, что крестообразная крыша – плохая примета, что комнаты должны быть квадратными, а двери не должны быть напротив окон. Последнее предписание оставалось не выполнимо в силу ограниченности площади под строительство и  нехватки средств, чтобы выстроить такой особняк. Но, сделать так, чтобы каждый имел отдельную комнату, где можно уединиться – эта задача вполне выполнима.
И конечно в доме будут жить дети. И конечно необходимы пространства, где можно спрятаться так, чтобы тебя не нашли. Такое место лучше всего на чердаке.
И чтобы было много старых вещей и много книг. 
И чтобы можно было мечтать и читать по ночам. И понимать разговор дождя и крыши. И, зная коварство дождя  и ощущая надежность крыши, листать старые журналы.




КОНЕЦ