День Красной Армии 23 февраля 1957 года

Аккордеон ударил бодрым маршем. Я хотел вскочить, как делал это каждое утро, уже с полгода, когда в 6 утра старшина и сержанты становятся между койками, врубают свет и, набрав полные груди воздуха, озорно и зло орут:
 - "Подъем!"
По этой команде установленные в четыре ряда, и в три этажа койки  взрываются. Сержанты (взводные) держат в пальцах горящие спички и, пока спичка не прогорела, отделение, взвод, и вся рота должны стоять в строю, одетые по "форме".
Во время "взрыва" объявляется команда - форма одежды №. Смотря по погоде. Сапоги и галифе. Или к ним нательная рубаха. Или еще и  гимнастерка. Или, ещё и шапка. А уж если метет и ветром сносит - шинель без ремня.
И не дай бог, кто-то не успел, пока спичка догорела, встать в строй. Команда "Отбой", и тогда всем со скоростью горящей спички должны раздеться и лечь в койку. Так может повторяться несколько раз!
- Вперед!
  Предварительно бег - 3 км. Потом зарядка. 
Но сегодня это отменено, сегодня праздник Красной армии. Вот только аккордеон наяривает.
- Суки рваные, сказали, что "подъема не будет"
Пробуженный таким образом, я подумал, что вот меня еще обижают такие вещи! Было обидно (!), что вот обещали. Ладно, "оглоблю им в дышло". Лежать можно и так, но лежать уже не получается.
Праздник! Делать нечего. Безделье начинало понемногу раздражать. Я проделал все, что делал каждое утро. Неизвестно каким образом, но спорхнул с третьего яруса и оказался в галифе и в сапогах, присел на нижнюю койку, докрутил портянки, подумал о том, что когда нет спешки, то икроножную мышцу не сводит судорогой, когда натягиваешь сапог. Покосился на солнечный столб и на сложенную гимнастерку и свернутый ремень на табурете, почувствовал, какая погода за окном, и потом услышал шум и гомон казармы, необычный по случаю праздничного безделья.
Меня утро радовало. Солнечный свет, совсем весенний и еще было ощущение ожидания! Когда ожидание - это чудесно! Чего бы мне пожелать? - подумал я и рассмеялся про себя. Но долго сидеть и предаваться мечтам в казарме не получается! И уже не весть кто, не весть как, но прозвучало ясно: - "Отметить надо бы..."
  Стали рядить - кому бежать? Выпало мне. Видимо мое солнечное настроение стало тому причиной.
- Ладно, пошел.
По гарнизону вдоль плаца я шагал почти строевым шагом. Еще действовал приказ 120, предписывающий, в нерасположения казармы особенно на плацу передвигаться либо строевым шагом, либо бегом. Устав предписывал «при строевом шаге тянуть носок на 60 сантиметров»  .
 День был ветреный. Ветер разогнал тучи и высушил дорогу. Я шел, ударяя сапогами желтый песок... Куда идти, в какую сторону двинуть? День праздничный. Гарнизон наполнен музыкой и хлопаньем флагов. Уже затевались различные соревнования.
- Где найти? На станцию? - бесполезно. Там – делать нечего. Если, что и найдется - патрули через сто метров. В гарнизоне ларек? Там сегодня быть не может. Офицерская столовая? - Отпадает. В офицерском поселке магазин, но  не для нашего брата. С другой стороны - самое безопасное нынче место в офицерском поселке. Там патрули маячить не станут. Начнем с поселка.
В магазине офицерского поселка, конечно, ничего не оказалось. Я постоял, глядя, как офицерские жены отоваривались праздничными пайками, получая сдачу презервативами, вместо мелочи и вышел на свежий воздух.
Куда? И где?
Перед магазином стоял ларек "Синий платочек". Что-то меня удерживало в этом  месте. Торговля идет бойко, солдаты берут пряники, сгущенку, конфеты, печенье, сигареты.
Так и стоим - магазин, куда я уже заходил и раз, и другой, ларек с пряниками и я.
И тут появился Алик. Алик статья особая. Он из числа трех молодых офицеров, что прибыли в полк по окончании Суворовского училища. Все трое окончили училище с медалями. Великолепно знали боевую технику, устав, иностранный язык и политес. Медали им выдали после присяги, и теперь служба для Алика превратилась в каторгу, поскольку мечтал он поступить на факультет германистики, изучать немецкий язык. И он решил всеми силами из армии уйти. Для начала он запьянствовал. Был разжалован в младшие лейтенанты и назначен начальником гауптвахты. С Аликом у меня (и не только у меня) сложились доверительные, но не панибратские отношения. 
Алик брел из бани. В телогрейке. Сапоги, хотя и хромовые, не начищены. Руки за спиной. В руках пластмассовый футляр от проигрывателя (вместо чемоданчика), из которого торчали голубые кальсоны.
- Чего стоишь?
- Праздник нынче. 
Подошел командир полка. Та же расслабленность по случаю праздника. Поздоровались, честь отдали друг другу. Стоим разговариваем.
Командир полка – другое  поколение! Прошел всю войну, и даже две войны, в бытность командовал пулеметной ротой! Таких, как он, не блещущих образованием, разбросали по дальним гарнизонам, подальше от лучезарной Москвы, "чтобы вид не портить".
Солдатики, видя командира полка, оставили ларек в покое. Командир полка, вежливо раскланялся и двинулся дальше, а мы с Аликом еще поговорили. Я не уходил. И вдруг Алик быстро, вприскочку ринулся к ларьку, и нагнувшись к окошку, уставился на ларечницу.
- А что у вас есть к чаю?
Продавщица решила пококетничать.
- Да вот, пряники, конфетки.
Но Алик, пресек ее попытки.
- К чаю, спрашиваю.
Продавщица мгновенно сменила тон. Быстро нагнулась и достала из-под прилавка кусок картона. Алик ткнул в него пальцем и, получив бутылку,  мгновенно упрятал ее в чемоданчик, завернув в кальсоны.
Как только Алик, смешно погрозив мне пальцем - ты ко мне на губу, не попадайся - побрел своей дорогой, я бросился к ларьку и сунул голову в «амбразуру».
Продавщица, наблюдавшее наше общение, слегка опешила под моим натиском. Достала, без разговоров ту самую картонку. На картонке шесть, семь наименований. Водка, ликер, шампанское. Я ткнул пальцем в «Московскую»
Продавщица засомневалась   
- Куда тебе ее, сынок?
И тут я сообразил, что бутылку ни в кармане, ни «на грудях» не пронесешь, видно будет за километр. Я был в шинели, и затянут ремнем "по уставу". Все первогодки должны были носить ремень "по голове". Ремень подгоняется через затылок и застегивается на лбу, и таким застегивался на талии, поверх гимнастерки и шинели.
Я схватил "Правду" - газеты лежали стопкой и использовались, как оберточная бумага. Газета было толстая в три листа, с призывами к празднику.
- Делай из всей кулек и ставь горлом вниз. Сверху пряники сыпь. Побольше.
Вытащив куль из маленького оконца, я согнутой в локте левой рукой   прижал пакет к груди, как букет цветов, и, парадным шагом, демонстративно жуя пряник, шел обратно по гарнизону в казарму. И солнце сияло, и флаги трепетали и хлопали на ветру.
С особым рвением я отдал честь старшине, что шел навстречу, ведя под руку жену. Он зорко и придирчиво, оглядел меня. Я лихо козырнул, чеканя шаг, и мы... разошлись. В казарму я доставил пакет без приключений.
Я, не отказал себе в удовольствии подразнить ожидавших меня. В казарму я входил удрученно и незадачливо. Бросив на койку пакет, но так, чтобы пряники высыпались, а бутылка не екнула, молча стал расстегивать ремень, наблюдая внутренним слухом, как скисли, пославшие меня и потом их восторг, когда нащупали бутылку.
Да здравствует "солдатская находчивость".