600 километров от Москвы

Для того чтобы видеть положение и состояние русского народа и России в целом, надо жить не в Москве. Да и московским политикам стоит обратить внимание на вымирающую российскую (русскую) деревню, полностью выжатую и изнасилованную государственным, имперским, социалистическим строительством и окончательно добитую последней войной, действительные истоки которой отнюдь не в немецком фашизме. Сегодня можно купить заброшенный посёлок в нескольких часах езды от Москвы за сумму, близкую к 20 тысячам рублей.

Следует отметить и усиливающуюся в последнее время встречную миграцию, фактически бегство населения из городов и от цивилизации вообще, которая манит и обещает так много, а даёт меньше чем ничего, отбирая всё, включая здоровье и смысл жизни. Эти внутренние мигранты – очень пёстрая публика, включающая разного рода сектантов, «неудачников», не вписавшихся по разным причинам в нашу очень лицемерную и чрезвычайно «взяткоёмкую» цивилизацию, часть действительно разумной интеллигенции и пенсионеров, т.е. людей, имеющих хотя бы небольшой доход вне сельского хозяйства, обеспокоенных экологией города и развращающим действием цивилизации на их детей и внуков.

Я кратко опишу еще не совсем разрушенное и покинутое людьми поселение в шестистах километрах от Москвы, в районе известного по произведениям Ильфа и Петрова города Кологрив (хотя то же самое можно найти и значительно ближе), чтобы вернуть романтиков сельской жизни на реальную почву.

Итак. Река, лес, песчаный берег и сосны. Летом – комары, и слепни гигантских размеров. В доисторическую эпоху здесь был океан, поэтому до сих пор на берегу реки и в песке можно найти «ракушки» формой, весом и характерным отверстием «для запала» напоминающие примитивные гранаты или пушечные ядра.

Три источника: с живой, мертвой и святой водой, Церковь и чуть больше двух десятков домов, в части которых ещё теплится жизнь. Население достаточно разнообразное: старый московский поэт с двумя жёнами и «высокими отношениями», семья бывшего бизнесмена – ныне российского «фермера», потомок польских аристократов, по слухам связанный с КГБ, деятель от науки, «язычник» - анастасиец и несколько городских жителей на правах дачников. Ещё пять домов заняты аборигенами. Остальные строения заброшены, полуразобраны и догнивают, глядя на окружающую их волшебную природу пустыми глазницами выбитых окон.

Источник со «святой водой» – основной канал водоснабжения населения, включая поэта, живописующего прелести местной природы – на фантазии по поводу глубинной и кое-где сохранившейся чистоты еще есть спрос в городе. Обычно над таким источником ставят церковь или часовню. Здесь же размещён коровник. Вода «освящена» отходами жизнедеятельности животных, а потому содержание нитратов в ней близко к предельно допустимому. Хорошо, что поэт этого не знает. Иначе с Музой у него возникли бы серьёзные разногласия.

Река. Водный поток, плавно изгибаясь, выбрасывает на берег часть своей энергии, не замутнённой межчеловеческими отношениями – выше по течению уже почти нет обитаемых мест. Но это только видимость благополучия. Река катастрофически обмелела от вырубок лесов по её берегам, а дно устлано топляком – последствия хищной вырубки и лесосплава советского периода. Кое-где концы топляка торчат над поверхностью воды – это естественные «противотанковые ежи» для любителей быстрой езды на моторных лодках и катерах.

Говорят, что рыба в реке была. Но в самом конце периода развитого социализма километрах в ста ниже по течению построили бумажный комбинат. И бывшая Мекка для рыбаков превратилась в обычную российскую речку, о немногих рыбных местах которой знают только браконьеры. Их постоянный лагерь находится в ста метрах от дома поэта. Браконьерство – единственное в этих местах доходное предприятие.

Браконьеров трудно осуждать, поскольку другой работы нет, а вред, наносимый ими, по отношению к государственному браконьерству, - это муха в сравнении со слоном. Я вырос на Волге, и хорошо помню то время, когда эта река была белой от битой и разлагающейся рыбы –памятника строителям волжской ГЭС имени Ленина. Но если никто не ответил за уничтожение активной и работоспособной половины населения России, то уж за рыбу, реки и лес власть тем более отвечать не будет. На то она и власть.

Горожане едут с надеждой на ещё не испоганенную цивилизацией экологию, а попадают на свалку отходов – последствия советского браконьерства или экологического бандитизма, сходного с Красным террором по отношению к природе. На границе села выше по течению на самом берегу реки красуется белая гора из ещё не смытых в воду удобрений, а на пригорке рядом с домами – местный «Чернобыль» – несколько ржавых бочек и цистерн с неиспользованными в своё время ядохимикатами. Да и состояние психики местного населения точно такое же.

Когда-то всё это сработает. Но люди, страдающие от творческого запоя или уже притерпевшиеся к беспорядкам, всего этого не замечают. Не замечает этого и власть, которая по статусу правопреемника власти советской обязана очистить реку и территорию от последствий своего правления. Во всяком случае, такая «десоветизация» была бы крайне полезной не только с точки зрения экологии и морали, но и занятости местного населения.   

Несмотря на всё это люди возвращаются. Горожане часто становятся более эффективными и последовательными крестьянами и христианами, чем те, кто еще гордится своей генетической связью с селом и верой. Хотя эти люди ни на кого не рассчитывают и не надеются, понимая, что интересы власти и Церкви в России не совпадают с интересами села и народа.

«Наше поколение работать уже не будет», - сказал, слегка похмелившись, бывший глава местной администрации, - человек достаточно умный не только для села. А из тех, кто может работать, на селе не осталось никого. Единственный бизнесмен – батюшка, иногда приезжающий из районного центра. Что, впрочем, и неудивительно. Религия изначально была чрезвычайно доходным предпринимательством.

И хотя сами аборигены, как писала местная газета в весенней передовице, «не сеют и не пашут, а поют и пляшут», земельный ваучер бывший крестьянин может продать (по Закону) только своему соседу, с точно таким же отношением к земле и труду. А на пути тех, кто желает осваивать заброшенную землю в самом обычном депрессивном регионе России, поставлены такие бюрократические рогатки, что полезть на них может только умалишённый или самоубийца.   

Отношение местных жителей к труду и предпринимательству можно понять и вне связи с социалистической  идеологией, поскольку по разным причинам (удалённость от рынков сбыта, чудовищные дороги и климат) практически любое местное производство нерентабельно. Да и для власти закупать сельхозпродукцию за границей экономически и политически выгодно. Как, впрочем, и практически любой товар, включая идеологию и элиту. Кроме нефти, газа и некоторых природных материалов неглубокой переработки.

Интересы именно этих добывающих корпораций преследует власть, втаскивая страну в ВТО, что окончательно уничтожит любого сельхозпроизводителя на большей части территории России. Но этот вопрос никогда не будет широко обсуждаться. Население страны просто поставят перед фактом. Демократически. Тот, кто возмутится, либерально получит по зубам. 

Насколько власть неадекватно реагирует на ситуацию и боится народного возмущения, показывает жаркое лето 2010 года, когда пожарами было уничтожено несколько тысяч домов в разных регионах России. Путин лично и всенародно объявил о гарантированной государством компенсации погорельцам в размерах, превышающих 3 миллиона рублей на семью. В воздухе запахло керосином, Митрич с бидоном побежал в лес, а в задымлённых и разгорячённых пожарами и экстремальной жарой мозгах заметалась, ища спасения, крамольная мысль: «как пожелаем, так и сделаем!»

Сравните 20.000 за посёлок и 3.000.000 за дом! Сравнение не в пользу пожаробезопасности. Вся страна не сгорела только потому, что не поверила премьеру. Но, как оказалось, безосновательно. Правительство, хотя и с оговорками, обещание выполнило. И теперь те, кто не сгорел, завидуют погорельцам, ибо сами они такого никогда не построят ввиду полной экономической бессмысленности подобных вложений. Лишних денег на селе нет, не было и не будет.

Да если бы и были… Стоимость жилья в депрессивных регионах (а это практически вся территория России, кроме Москвы, Московской области, некоторых центральных и курортных районов) намного меньше затрат на строительство (и даже на капитальный ремонт). Это относится и к производственным площадям. А там, где, говоря языком экономики, капитализация не соответствует затратам, инвестиций, как и трудовых подвигов, ожидать не следует. То, что гибельно для российского села, гибельно и для России в целом.

Поэтому прав тот, кто, получив компенсацию, сменил место жительства. Второго такого случая уже не представится, хотя керосином население запаслось впрок. Речь здесь идёт не о помощи государства некоторым, а о возврате долга ВСЕМ. Пожар – случай очевидный и понятный. Разрушение основ самосознания и психики (как и экологии) невидимо для глаз, происходит так же естественно, как старение заброшенного дома, хотя такой простой оценке, как материальный ущерб, не поддаётся.

Вряд ли государство помнит о своих долгах перед селом, или предполагает рассчитаться по ним. Ему проще, экономически и политически целесообразнее уничтожить «кредитора», который уже не верит ни в какие обещания и ни в какие сказки про «светлое будущее», где будут жить дети гомосексуалистов и жертвы абортов, свободно перемещаясь за свободным (как сосиска перед носом собаки) и как бы никому не принадлежащим браконьерски-спекулятивным капиталом. 

Активизировать сельскую жизнь (как и жизнь российских северов) можно только деньгами. В отношении крестьян должны применяться те же нормы, как к работникам севера. За само «счастье» жить вдали от благ цивилизации должна выплачиваться компенсация: чем дальше от центра, чем меньше удобств и социальных благ – тем больше. О налогообложении местного населения я бы посоветовал забыть навсегда. Единственный налог, который можно взимать с крестьянина – это налог на неиспользуемую по назначению землю. Но только в случае возможности её свободной продажи.

И это, не говоря уже о специальных государственных программах, направленных на развитие сельского хозяйства. Но. Поскольку власть не ставит целью возрождение русской деревни, нации и даже государства, то ничего, кроме хронической лжи, от неё ждать не следует. Так, «наши» президенты неоднократно и убедительно заверяли, что вступление в ВТО будет происходить не в ущерб нашим интересам. В результате одним из условий такого вступления стало согласие «нашей» власти со снижением и без того ничтожной поддержки сельского хозяйства в России в два раза до 2020 года! Выводы делайте сами.
 
Есть ли выход вообще? Найти ответ на этот вопрос можно, только поняв, как мы попали в эту ситуацию, а в этом случае о политкорректности и терпимости к паразиту говорить не приходится. Сама болезнь не лечится. И время эту заразу не лечит. Хотя конец углеводородной цивилизации уже близок. Речь идет даже не о десятилетиях. О годах. 

Если мы не сможем на нефтяные деньги покупать продукцию за границей, то кушать придётся «медведей». Но их, несмотря на упитанность, даже с гарниром из бюрократии на всех не хватит, а «простого продукта», при котором не нужны «золотовалютные резервы», в стране явно недостаточно. 

Есть ещё одно соображение. Ввиду текущего изменения климата некоторые депрессивные регионы в самом ближайшем будущем станут не только основой сельского хозяйства страны или того, что от неё останется, но и немногими островками спасения. Не стоит ли уже сегодня, не дожидаясь, пока грянет гром, создавать там инфраструктуру,  базовые экологические, жилые и производственные комплексы, что уже само по себе способно вывести эти регионы из депрессивного состояния хотя бы вследствие формирования устойчивого внутрирегионального рынка, который прямо зависит от численности и плотности населения? Не бойтесь тратить валюту: через несколько лет  «зеленью» туалеты оклеивать будете.