25. О жёнах

На фотографии Валентин Берестов с первой женой Ларисой Леонидовной. 1952 г.               

25. О женах

      
             В 1950 году меня призвали в армию и направили в Группу Советских оккупационных войск в Германии. В наших встречах наступила продолжительная пауза. В 1952 году я служил в Потсдаме на офицерской должности и в августе получил свой первый офицерский отпуск на родину. Написал Вале письмо, в котором сообщал  дату приезда в Москву и о сроках пребывания в Калуге, надеясь, что к тому времени Валя уже вернется из экспедиции. Но он все еще находился в Средней Азии, и мое письмо получила его жена  Лариса, которая и отвезла его Вале в экспедицию.
    
           Да, Валя женился. Эту его скороспелую женитьбу никто не ожидал, и мы с Валиной мамой долго и подробно её обсуждали. Зинаида Фёдоровна была явно против этого брака. Лицам мужского пола в те годы не было принято так рано заводить семью; как говорили: сначала надо  встать на ноги. Но бедному студенту нечего было терять. Потерю любимой девушки (она вышла замуж) Валя уже пережил, и влюбился снова. Так что этот брак был по любви. Отец Вали насчёт женитьбы сына имел, как мне казалось, свою позицию, но он  деликатно помалкивал, и его отношение к Валиной женитьбе так мне и осталось неизвестным.
 
           Ответное письмо Вали из экспедиции в Калуге  меня не застало, и лежало у моей мамы до следующего моего приезда в отпуск. Ответ был коротким, написанный наспех карандашом:
      «Дорогой Вадим! Письма настоящего написать не могу, пошлю его следующей машиной. Коротко о себе: Выехал в экспедицию в марте, когда по всей России от Москвы до Казахстана мела метель, в Казахстане появилась первая грязь, под Ташкентом – тюльпаны и травка. В пустыне дул холодный ветер и утром пески покрывались инеем. Сейчас стоит азиатская жара во всей ее красе. Но уеду я в Москву только поздней осенью. Был на Узбое, видел, как разворачиваются работы на ГТК. Сейчас копаю древнюю крепость Куня-Уаз, каждый день приносит множество замечательных находок. Думаю, что подробное письмо, отправленное авиапочтой 1 числа, 25-26 ты успеешь получить. Пока обнимаю и целую. Твой Валя».      (Аббревиатура «ГТК» расшифровывается как Главный туркменский канал).
«Подробное письмо, отправленное авиапочтой», я так и не получил. В экспедиции Вале было не до писем, а возможно, оно пропало.

              Вместе с письмом от Вали пришло письмо и от Ларисы. Привожу его частично:
 «Дорогой Вадим! Ваше внимание к Вале и ко мне трогательно. Мне кажется, что у Вали нет больше таких друзей, нет такого товарища…
Жаль, что мы не виделись с Вами в Калуге. Боюсь, что и в Москве не удастся встретиться, т.к. я хочу пробыть с Валей до 10-12 сентября…
Ну, что Вам написать о Вале? Он, как всегда, бодр, весел, но нашла я его не таким, каким хотелось бы найти. Длительная экспедиция утомила его. Он устал, выглядит (даже не знаю, как и определить его худобу), в общем, тощ, как никогда. Долго мне не удавалось найти его, теперь же я обитаю вместе с их маленьким отрядом среди колючек и песков. Следует к этому добавить жару, мух и пр. прелести. Но я рада тому, что удалось познакомиться с Валиной археологией…»
      
          Прочитав Ларисино письмо, я вспомнил, что таким тощим, каким Лариса нашла Валю в экспедиции, я встретил его в 1948 году у сквера Большого театра. Да, экспедиции – это не шутки.
    
           А о раскопках крепости Куня-Уаз Валя подробно написал в седьмой главе повести об археологах «Каменные зерна».
      
          Мой следующий отпуск был ровно через год (я служил тогда уже в городе Коттбус). И опять я не застал Валю в Москве – он, как и в предыдущем году, находился в экспедиции. Наша встреча и на этот раз не состоялась.
    
           В 1954 году женился и я (у Вали же 10 января  этого года родилась дочь Марина). Свой отпуск мы провели с женой в Калуге и Таганроге, где жили родственники жены. Так как Валя опять был в экспедиции, познакомить его со своей женой не удалось. Удалось это сделать только в 1955 году. На этот раз мы с женой приехали в Москву весной, в последней декаде апреля. Валя еще не успел никуда уехать, и мы, наконец-то, познакомили друг друга со своими женами.
   
            Валя и Лариса повели нас в маленький ресторанчик недалеко от Арбата. Там мы ели цыплят табака, запивая их грузинским вином, и говорили, говорили, говорили – слишком долго мы не виделись.
    
           Да, Валя был, как писала Лариса, бодр и весел, но, что плохо, выглядел  усталым, был худ и бледен, и много курил. Еще до женитьбы я избавился от этой дурной привычки и стал убеждать Валю бросить курить. Меня дружно поддержали наши жены. Валя оправдывался, что привык курить в экспедиции, там все курят, даже женщины, без этого там нельзя, но обещал бросить. Свое обещание Валя сдержал, и курить бросил, но случилось  это гораздо позже.
      
          Потом на электричке мы поехали куда-то за город, кажется, в Крюково, не там ли была первая Валина квартира?

                После дачного сезона
                Дачу снять немудрено.
                Мы с тобой молодожены
                Нам бы крышу да окно.

          От той поездки почти ничего в памяти не осталось. Лишь помню большой деревянный дом и большущую в нём комнату – жилище молодожёнов. Мебели почти нет, вместо стульев – чурбаки, кругом разбросаны книги, какие-то бумаги, в общем, художественный беспорядок. А вот дочь Марину мы не видели, она была у кого-то из Ларисиных родственников, по-видимому, у её родителей.
   
             Во время этой встречи  Валя много рассказывал об экспедициях в Среднюю Азию. Я поинтересовался, чему же он всё-таки посвятит себя: поэзии или археологии? Валя уверял, что поэзию он не бросил и для будущей книги стихов им уже кое-что написано (его стихи появлялись  в журналах, а  первая книга  стихов «Отплытие» будет издана только в 1957 году):

                Я столько ездил по стране
                И снова стал поэтом.
                И дар забытый нужен мне,
                Чтоб рассказать об этом.

            Это четверостишие тоже из первого варианта стихотворения «Поэзия или археология?». Валя действительно возвращался в поэзию, и, что надо отметить,  для этого появились объективные условия: умер Сталин, и в стране повеяло ветерком свободы. По нашей просьбе Валя прочитал кое-что из своих последних стихов: «Дочери», что-то об археологии и ставшую знаменитой «Сердцевину».
    
           Валя рассказал также, что в экспедициях сделал много записей для будущей книги об археологах, так что, будет у него и проза. Надо сказать, что я очень ревниво относился к вопросу, будет ли  Валя писать прозу, и при каждой нашей новой встрече интересовался его планами на этот счёт, а Валя неизменно отвечал: «Пишу. Работаю. Скоро отдам в печать». И это были не пустые слова. Кроме сборников стихов наконец-то в печати появились  его прозаические  произведения. В шестидесятых годах Валя напишет книгу для малышей «Вавилонская башня», лирико-фантастическую повесть «Меня приглашают на Марс», повести и рассказы об археологах. Дальше – больше: работа над воспоминаниями о своем детстве и юности («Светлые силы»), переводы, пересказ сказок. Займется он и литературоведческими исследованиями: напишет воспоминания об А.А.Ахматовой, К.И.Чуковском, С.Я.Маршаке, А.Н.Толстом,  и о многих других. К числу многих других, о ком напишет Валя,  надо отнести и Владимира Высоцкого. По известным причинам напишет много позже, когда Высоцкий уже умрет.
      
          Кстати, о Высоцком. В один из моих приездов в Москву, между мной и Валей состоялся разговор об этой  незаурядной опальной личности. Было это в годы строгой цензуры, когда Высоцкий во многом был под запретом.  Мне было интересно узнать о нём мнение Вали, и я спросил его, что он думает о творчестве Высоцкого. Его ответ был однозначен: Высоцкий обладает большим поэтическим даром,  это несомненный талант и не за горами то время, когда он будет оценен как великий поэт и бард. Кроме этого Валя сказал, что не будет удивлен, если со временем Высоцкий будет зачислен в ряды русских классиков. В своих прогнозах Валя не ошибся.
    
           В связи с вопросом «поэзия или археология?», которым Валя задавался в конце сороковых годов, вспомнилось, что как-то при нашей встрече, а было это уже после его  развода с Ларисой, он признался мне, что она упорно толкала его в науку.   Предпосылки для этого имелись – в 1955 году он окончил аспирантуру при Институте этнографии Академии наук, что обеспечивало ему научную карьеру. Но не получилось – Валя твердо и бесповоротно выбрал литературу. Хотя, возможно, из Вали, при его-то задатках, получился бы неплохой учёный муж.
      
          Мы с женой не планировали долго быть в Москве и вскоре распрощались с Валей и Ларисой, договорившись о встрече в Калуге. В Калугу Валя и Лариса приехали перед самыми майскими праздниками. Первого мая был большой сбор у моей мамы, а второго мы ходили на прогулку в знаменитый калужский бор, где фотографировались у вековых, в два обхвата, сосен, а вторую половину этого дня провели дома у Берестовых.


          В порядке отступления несколько слов о Валиных женах.  Женат он был трижды, но это не являлось данью моде, которой подвержены некоторые мужи от искусства, меняющие жён, как перчатки. Так распорядилась Валина фортуна. Я долго размышлял, вправе ли  освещать некоторые интимные стороны жизни своего покойного друга, но публикацией стихов под общим названием «Беда» Валя, как бы  априори, дал  на это  согласие.
    
           Своего первого впечатления о Ларисе я не помню. Союз Вали с этой женщиной был изначально неудачным, так считала Зинаида Фёдоровна, и материнское чутье  её не обмануло.  Моей маме, да и мне она говорила, что Валя женился не на той женщине, которая ему нужна. Зинаида Фёдоровна, как никто другой, знала своего сына, и лучше, чем кто-либо другой, понимала, какая жена ему нужна. Наезжая к Вале в Москву, она возвращалась расстроенной: быт у Вали не налажен, он не ухожен, не обстиран, он плохо питается, в основном, в столовках, наживая себе язву. Винила в этом, конечно, Ларису. Но была ли в том вина Ларисы, заключить трудно. Очевидно, что оба они – Валя и Лариса – не были приспособлены к трудностям семейной жизни и, прежде всего, к её бытовой стороне.    Описывая свои встречи с К. И. Чуковским, А. Н. Толстым, С. Я. Маршаком и другими, Валя упоминает и о тех прекрасных женщинах, которые были рядом с этими гигантами. Эти женщины являлись не только супругами, они являлись ангелами-хранителями, и в этом заключался  их жизненный подвиг.  Вот такого ангела-хранителя,  такого подвижника и не хватало Вале в супружестве.
      
          Несмотря на появившийся вскоре разлад в семье, Валя никогда не жаловался. Это ему было не присуще. А разлад и связанные с этим муки были не пустячными, что видно  по его стихам «Беда»:

                Видно, от доски до доски
                Я перелистал словарь тоски,
                Знал я все слова наперечёт,
                А теперь додумался до сути:
                Скорбь и впрямь скребёт
                Печаль печёт,
                Грусть грызёт,
                Беда наотмашь бьёт,
                Мука мутит, кручина крутит.
    
       Но когда-то всему приходит конец:

                Когда душа обиды не смолчала,
                Я жизнь свою решил начать сначала.
                Тайком сложил пожитки в чемодан,
                Дверь отворил и вышел в ночь, в туман.

          Только однажды Валю прорвало. Я приехал в Москву и жил у него на ул. Волгина. Много говорили «о жизни» и совсем неожиданно Валя стал рассказывать мне о  тех бедах, которые ему причинила Лариса. Шли семидесятые годы, и Валя уже давно с ней не жил, у него была другая жена, но старая обида, видимо, еще мучила его.

          Татьяну Ивановну Александрову, вторую жену Вали, я знал с 1959 года. В тот год срок моей службы в ГСВГ закончился, и  из ГДР, вместе с женой Сашей и двумя детьми, я приехал в Ригу за новым назначением. Тогда Хрущёв уволил из Вооруженных Сил 1200 тысяч военнослужащих, вакансий не было, и меня отправили в отпуск. Мы уехали в Калугу, где я и дожидался решения своей судьбы. Был август месяц. Родители Вали сказали, что он ушел в калужскую глубинку «за фольклором» и скоро должен вернуться. И вот однажды Валя появился в нашем дворе в сопровождении незнакомой  мне женщины. На ней  был старинный русский наряд, как оказалось, подаренный ей в какой-то глухой деревеньке, где она рисовала детей. Валя представил её как художницу Таню, вместе с ним она ходила по калужской глубинке.

                Как-то в калужской лесной деревеньке
                Ты усадила детей на ступеньке,
                Вынула краски, достала тетрадку
                И рисовала их всех по порядку.

            Кто мог тогда предположить, что через десять лет Таня станет женой Вали. Позже я напишу о ней еще несколько слов.
      
          С третьей женой Вали я знаком не был. После смерти Тани ею стала её сестра-близнец Наталья Ивановна Александрова. В этом браке было что-то странное. В апреле 1986 года я получил письмо от моей мамы, в котором она сообщала, что Валя женился на Таниной сестре, но свой брак они почему-то скрывают, и будто бы Валя говорил, что их брак будет тайным.
Имея такую информацию, в июне 1986 года я приехал в Москву и несколько дней жил у Вали. Он, конечно, не скрывал от меня, что женился на Таниной сестре, но, пока я у него жил,  его новая жена в квартире так ни разу и не появилась. Последующие наши встречи с Валей также проходили в её отсутствие, и всегда на это находилась  «уважительная» причина.
    
           Не могу не упомянуть о весьма негативном отношении брата Вали Дмитрия  и к Тане, и к Наташе. Дима очень ревниво относился к своему талантливому брату и считал, что обе они были его недостойны. Насколько мне известно, кроме ревности, имелись  у него и другие основания их не любить - истинные или надуманные – не мне судить.

      
          Но вернемся в 1955 год. В этом году было положено начало взаимных визитов двух наших фамилий. Когда мы с Валей съезжались в Калуге, то Валя и его родители приходили к нам, а мы – к ним. Вот во время таких визитов Дмитрий Матвеевич и пел романсы для гостей. После 1955 года наступила новая, если можно так выразиться, взрослая пора нашей дружбы, подкреплённая дружбой моей мамы (отец из семьи ушел) с родителями Вали.

          Последующие мои отпуска во время службы в ГСВГ выпадали на летнее время, когда Валя находился в экспедиции. В Москве меня с женой Сашей и сыном Женей встречала Лариса, от неё мы и узнавали все новости об их с Валей житье-бытье. А останавливались мы на день-два у крестника моей мамы Игоря, проживавшего  на улице Мархлевского, у того самого Игоря, с которым я когда-то, до войны, ездил в деревню Песочня.
      
          Как-то так получилось, что переписываться мы с Валей почти перестали, да и встречаться стали реже, поскольку после окончания службы в ГСВГ не каждый свой отпуск я проводил в Калуге. Но это не означало, что мы не были осведомлены о жизни друг друга. Валя чаще меня бывал в Калуге и всегда навещал мою маму, а мама присылала мне отчеты о его визитах. Она же рассказывала Вале о моем житье-бытье. Новости о Валиной жизни мама узнавала и от Зинаиды Фёдоровны, с которой постоянно общалась. Подружилась мама и с её невесткой Лидой, женой Димы. И когда Зинаида Фёдоровна умерла, информацию о Вале  получала от неё. Иногда мы не виделись с Валей по несколько лет, но всегда встречались так, будто расстались только вчера.
    
           А о нашей встрече в 1955 году сохранилось десятка два фотографий. О, как молоды мы тогда были!

См.фотографии:
- Вторая жена Валентина Берестова - Татьяна Ивановна Александрова -http://www.proza.ru/2014/07/06/990

- Третья жена Валентина Берестова - Наталья Ивановна Александрова -
http://www.proza.ru/2014/07/06/982

Продолжение: http://www.proza.ru/2011/08/24/399