Колдунья

Эту маленькую сгорбленную старуху все дети называли колдуньей. Она жила в покосившейся избе на самом краю деревни. У избы рос огромный старый тополь. Длинные корни его тянулись в разные стороны от ствола, давая обильную молодую поросль. Изба почти тонула в тени дерева. Тускло и слепо поблескивали стекла маленьких окон. Всегда закрытые ворота вели на крытый почерневшей от времени крышей двор.

Старуха редко выходила из дома. Когда она, опираясь на клюку, выбиралась на улицу, дети разбегались по своим домам. Но любопытство было сильнее страха, и они часто украдкой следили за ней.

Сгорбленная старуха с темным морщинистым лицом медленно шла по улице, губы ее шевелились. Она что-то шептала. Казалось, она ничего и никого не замечает. Но однажды, когда Дашка, летящая куда-то со всех ног, нечаянно выскочила прямо ей навстречу, старуха подняла голову и посмотрела на нее таким острым и зорким взглядом, что впору и молодухе. Дашка оторопела и от страха забыла даже поздороваться.

Старуха покачала головой и ничего не сказала. А вечером Дашкина бабушка ни с того, ни с сего вдруг нажаловалась на нее матери, называя ее дикой и невоспитанной. Мать была усталая и сердитая, и Дашке попало. После этого она старалась обходить и колдунью, и ее дом стороной. Черная старуха с молодыми глазами казалась ей страшной, как баба Яга.

Это лето было на редкость дождливым. Дожди лили каждый день, и деревенские улицы превратились в подобие маленьких речек.

Однажды днем к Дашке прибежала соседская девчонка и сказала, что вчера с мельничной плотины в реку упала грузовая машина. Водитель со своей маленькой дочкой не сумел выбраться из нее. Они погибли, и сегодня их будут хоронить. Все девчонки уже побежали смотреть.

Дашка с соседской девчонкой отправились тоже. Оказалось, что похороны – в доме под огромным тополем, в том, где живет колдунья. Перед домом стояли молчаливые мужчины и женщины. Одни входили в дом, другие выходили. Дашка с подружкой, хоть им и было страшно, тоже вошли в избу. Там было полно народу. Пахло ладаном и пирогами. На божнице перед иконами горели свечи. На двух лавках посреди избы стояли два гроба, большой и маленький.

В большом лежал молодой мужчина. Лицо его было бледное и строгое, синеватые губы были плотно сжаты, а брови - нахмурены. Казалось, он хочет, но не может открыть глаза. В маленьком лежала девочка лет трех, со светлыми вьющимися волосами и бледным кукольным личиком. В изголовье умерших горели свечи.

Перед гробом сидели заплаканная молодая женщина и старуха - «колдунья». Молодая, уставившись в одну точку, раскачивалась из стороны в сторону. По ее лицу катились слезы. Старуха гладила ее по голове трясущейся рукой. Она тоже плакала и время от времени пыталась вытереть слезы корявыми темными пальцами. Но они снова накипали на глазах и скатывались по морщинистым щекам. В стороне перед иконами не старая еще женщина читала по книге заупокойные молитвы.

Дашка смотрела на них, не чувствуя ничего, кроме какого-то болезненного любопытства. Скоро им с подружкой надоело стоять в душной и тесной избе, и они убежали домой.

Ночью Дашка проснулась от того, что ей приснилась старуха. Во сне она смотрела на Дашку, и губы ее дрожали. Она молча плакала, корявыми негнущимися пальцами пытаясь вытереть слезы, катившиеся по лицу.

У Дашки вдруг как-то непонятно и непривычно сжалось сердце, и какой-то комок подкатил к горлу. Ей стало так жалко и старуху, и молодую женщину, и погибшего мужчину с маленькой дочкой, что она горько, в голос, расплакалась.

 Когда мать, проснувшись от ее плача, подошла к ней, она не могла ничего объяснить. Только плакала и обнимала мать. Мать долго сидела с ней, сначала пытаясь утешить, а потом только гладя по мягким, тонким волосам. Постепенно Дашка успокоилась и незаметно уснула.

На следующий день, когда соседский Алешка сказал, что так колдунье и надо, Дашка страшно рассердилась, назвала его дураком и потом долго, до конца лета, не разговаривала с ним.