Новелла третья. Пианист монстр

 
          Когда в очередной раз прилетаешь в австралийскую Аделаиду,   то испытываешь  странное и одновременно приятное состояние души.  С нами происходит,   по какой – то  причине  поразительное раздвоение собственной личности.  И  это случается не  лично с тобой, а  с кем-то посторонним, незнакомым тебе индивидуумом. Кажется, что  в воздухе летнее - зимней и южной Австралии распространяется   какой – то  невидимый  вирус - синдром лёгкой и безобидной фэнтези… Так было и на этот раз.  Мне довелось побывать во многих частях  и старого и нового света…  В Аделаиде кажется, что ты приехал в Штаты,  потому что северно – южный суховей, схваченный отжившей на время  осенней весны российской сиренью,  густо разбросанной здесь  по некоторым центральным улицам города невидимой рукой Господа и  по странным обстоятельством прижившейся здесь – в этом мягком местечке южного материка, который почему - то зовётся, как ни странно,  Австралией, а не  штатом Огайо!?.  И, как регент из православной церквушки, затаившейся в тени тридцатиэтажного небоскрёба, воистину американского происхождения привыкший к негритянским блюзам и гимнам…ты поневоле начинаешь смутно сомневаться в реальности происходящего: начинаешь вспоминать и  ловить мотивы мотетов  и хоралов из библиотек   католического духовного песнопения … Ну и никак не удаётся,  хотя бы мысленно,  смодулировать с   листа  в затертую до дыр к витражам старой  матушки Европы!  Ну,  хоть на чуть-чуть!   Ну,   давай воображение, мать за ногу! Ну,  пришпорь свои шпоры фантома,  о ля – кенгуру! Тем более, что причина твоего странного  воздушного путешествия -  вояжа в южное полушарие, а вернее -  героиней твоего путешествия сюда в эту странную летнею зиму является интервью не  с какой – нибудь чопорной англо - австралийской леди, а  с миловидной и талантливой женщиной – поэтом, -   латино – западно – европейского происхождения…

          О, донна мия…  По мобильнику она пообещала – «если ничего не случиться» - приехать в то -  « наше» кафе…Вечером.  Часов в десять… До этого занята… Опять репетиция в театре…Ставят какого - то  Ионеско – «Носорога»… Полный  абсурд…

           Я взял такси и через каких – нибудь сорок минут езды от аэропорта  по прямым и перпендикулярным улицам, опять -  таки -  прямо  архитектурный слепок с многих неоромантических американских городов, уже подъезжал к моему излюбленному местечку  в центре  Аделаиды – к  кафе моему надежд  и разлук…

 Про счастье, про любовь
 Она мне говорила…
 И звёзды в небе  -
 Улыбались нам …
 Как будто вся природа
 Нам благоволила…
 Раскрыв объятья,
 Спустилась
 Благодать…


             Итак,   я снова  в этом кафе, за два с половиной  часа до назначенной  встречи. Удивительное дело!  Это  уже в третий раз! Подъём праздничного настроения, состояния приятного, волнительного пребывания уже в полюбившимся и примечательном месте,  неугасимо прибавило экспромтом подготовленное,  как будто бы специально  для меня, нежданное и отчетливо, как на старинном черно-белом киноэкране,  - экспонированное  выступление «хозяйки – меломанки»!!  Когда я неспешными  тихими  и слегка дрожащими от приятного волнения шагами вошел в восхитительный камерно – волшебный зал  романтических встреч этого уже «классического кафе» – она (хозяйка)  в это же романтическое время играла на рояле удивительную по красоте  мелодическую музыку – ми мажорную «песню без слов» Феликса Мендельсона…
         Да – да! Оказывается, за время моего  непродолжительного отсутствия,  в этой кафешке за занавесом, внезапно открывшемся для незатейливо – невнимательного посетителя, вроде меня,  – открылась небольшая,  скромных размеров сцена.  Фута на два выше матового, тёмно - серого пола,  на небольшом, но  со стороны  наблюдателя внушительном возвышении, уютно расположился новый концертный рояль – малинового цвета.  Он по – царски облюбовал себе место под тусклым, вечерне - зимнем австралийском небом, возвышаясь  над  тихими и интеллигентными завсегдателями  этого уютного семейного кафе,  и обладал необыкновенной красотой своего звука…  Его отличала камерность и компактность,  исповедальность его матового и  тончайшего пианиссимо, с удивительным легато  и  лёгкой клавиатурной   бархатного произношения… И сразу же внутри меня долгожданной песней зазвучали новые мои, ещё не рождённые до конца сладкие строчки стихов – наивная и неуклюжая  лёгкая профанация томной и сентиментальной музыки, которая с такой нежностью, и так  естественно завучала со сцены,  как романтическая иллюстрация моего поэтического настроения,   не покидавшее меня с тех пор, как наш самолет приземлился в Аделаидическом аэропорту……

 О да!  -
 Живительное пламя
 Твоих стихов
 Сжигает всё дотла
 О, птица - дива
 Прекрасно – присная
 СирЕна…

 И гибнут все
 В морской пучине
 Стеная и скорбя
 Внимая голос твой
 Пронзительно
 ВолшЕбный…



         Да – да!  Вот теперь у хозяйки кафе, мадам Анжелики Лессло, - таким оригинальный именем обладает эта импозантная, жгучая брюнетка средних лет, -  посетителям предъявлялись два меню:  первое: -  кофе,   с изысканными закусками  в стиле «Париж де -ля - вю»;   и второе меню: -   академическая фортепьянная  музыка. Заказывай пьесы  «живьём»  из репертуара  местного, «кафейного пианиста»… Какая неожиданность! Вот это сюрприз! Просто фантастика! И какой пианист! Судя по меню - настоящий виртуоз! Интересно, где он учился?!   Он играет почти всё знаменитое,  написанное для рояля в девятнадцатом веке! Здесь и Шопен, и Григ, и Брамс с Мендельсоном! И Роберт Шуман, известнейший в своё время, как муж знаменитой пианистки Клары Вик!  А из новейшей музыки –  Штокхаузен, Ксенакис  и Лигети, с его  воздушными и миминалистическими  этюдами! Зато в  конце меню – на пятой странице – каков обширный репертуар  – Скрябин. Да – да! Мой любимый Скрябин!!…
              Уффф…! После непродолжительных раздумий,  я выбрал его  знаменитую Четвертую сонату...  И, как в добротной кухне  солидного питательного концерна – моего заказа пришлось ждать, а куда спешить -  не менее получаса! И вот, наконец  - то пианист появился на сцене в черном фраке и белой манишке, высокого роста, с копной слегка седеющих волос, напоминающий русского гениального пианиста и композитора Антона Рубинштейна, как будто сошедшего со знаменитого портрета Валентина Серова (хотя он там изображен в роли пламенного дирижёра, с дирижёрской палочкой в правой руке). Он энергично подсел к роялю. раздвинув фалды своего роскошного фрака, и  сразу же  стал играть  моего любимого Скрябина… Его необычайно нервная и ритмически рваная,   импульсивная исполнительская манера,   навеяло во мне новые поэтические аллюзии…

 Я  помнил Вас во сне
 И звёзды мне шептали
 Про вашу красоту
 И скромный соловей
 Мне пьесы
 флейтой  щебетал
 серебряной…
 Про Вас

 И сосны при  луне
 Признаньем верности
 Шуршали
 Хоровым портретом…
 завидуя
 моей печали…
 При виде
 Вас…

 Пианист сделал гениальную "мхатовскую"  паузу и заиграл вторую часть в таком бешеном темпе и искромётностью таких динамических  контрастов между фортиссимо и пианиссимо,  что я был совершенно обречён на необычные поэтические экспромты,  внутри которых мои неожиданно новые  поэтические  эмоции заиграли с необыкновенной страстью и мощной интеллектуальной силой, сметающее всё  сущее на своем пути…


 Цветистый хоровод
 Из веток пальмовых
 Такой в раю
  Ковром
 Расстелен для
 моих…
 коленопреклонений…
 Для  Вас

 Так вспоминал…
 Как я…
 Любил… 
  Во сне…

 А когда пианист, возбуждённый своей игрой экстатического состояния погружения в таинственную силу,   неуправляемой никем и всеми – у него случилось, непонятно почему, то,  что принято называть вдохновением исполнительского мастерства… то  есть  со сцены,   перед притихшем  от волнения и невероятностью происходящего  зала,  вдруг зазвучала ещё более страстная и божественно окрылённая  музыка!! Это  был революционный этюд Скрябина!!  И меня занесло окончательно.

            Далее, я не знаю, что это было со мной… Я только запомнил, что мой ноутбук  вдруг со стоном раскрылся и я, под этот бешенный ритм необузданной стихии, вызванный к жизни  сверхъестественной игрой этого гениального пианиста – монстра ,  стал что - то лихорадочно печатать своими,  ставшими вдруг бесчувственными от напряжения, негнущимися пальцами какую -  то    совершенно новую   и    не запланируемую  статью о последних стихах Прекрасной Дамы, из – за которой недавно  прилетел в эту фантастическую страну, в этот странный, незабываемый город, где гениальные пианисты, почему -  то   с величайшим вдохновением  играют для  нескольких  посетителей этого хрустального  кафе (и для меня! для меня!) исповедальную музыку великих романтических  композиторов золотого фортепьянного века!!!

        «Под бауттой скрывай отрешение,  но молчанию тёмных одежд не поддайся»*…   Между строк не прочитать Ваше зрелое,  таинственное молчание … оно скрыто от нас,  как баутто, переливающееся на южно – северном солнце семью цветами радуги…  И баутто скрывает Ваше загадочное лицо…(на последней Вашей фотографии, сошедшей с космической колесницы, Вы притворяетесь спящей. НО – ЭТО НЕ СОН, а опять -  таки Ваше неожиданное продолжение пристально наблюдать  этот мир сквозь опущенные веки…) и когда мы с Вами  по скайпу обмениваемся impression по поводу  просмотра мистерии жизненных отношений, в которых заложена матрица загадочность тайны,  окружающей наш языковой барьер – это как непостижимый и вечно непознанный язык самого великого молчания вселенной – тишины КОСМОСА … то Ваша баутто из позолоченного материала, как маска из несуществующих  уже для нас венецианских каранавалов и минералов, давно ушедших в средневековые и цветистые исторические хроники, не выбранные, и не выписанные до конца  дотошными историками последующих поколений, в которых ощущение безлунного и обезумевшего праздника навеяно флером  давнишних, полузабытых разгульных действ Великого Бахуса, воспетом Вами в Вашем  последнем шедевре, как -  будто бы  Вы,  побывав в роли СИРЕНЫ, в тех далёких античных временах, где культ греческих богов, не знавших ещё, что такое подлинный и жесткий культ  Величайшего Тирана Истории  Иосифа Сталина, уже узнали разгадку Великой Тайны, связанной с постижением удивительного мастерства распространения вокруг себя серебристого,  эзотерического пространства  всепроникновения…Ваши путешествия во времени – естественны…

      Пианист внезапно прервал Скрябина и при помощи мгновенной импровизационной модуляции переключился в невероятное по темпераменту исполнение  трансцендентного этюда  «Мазепа» Ференца Листа, который начинается с длиннейшей и бешенной кульминации на четыре форте, сметающей всё со своего пути в  порыве романтического устремления и неуправляемой сверхестественной силы, убирая демонически - безжалостно  всё со своего пути в безмерное и параллельное пространство хаоса и нематериального параллельного мира…

 «На страницах ветра, август прежний венок заплетёт»*… - так воспринимаете Вы Вашу долгую южную зиму, в которой  - «на лозе вызревает и липнет медовая гроздь»*…Вы опять находитесь не в нашем временном пространстве – оно от нас также  далеко, как естественное, галактическое  колесо жизни,  вращающееся по неизвестным современной науке  законам движениям неведомого измерения, где –«петухи голосят, разгоняя из затхлых углов полупьяных сатиров с пустыми мехами»*… Но, -  «отрекись от мистерий, живи  полной верой,  что будет всё правильно»*… - диктуете Вы нам – Землянам -  свои мистико – эзотерические законы! В них нет ничего фривольного или фрактального … Они наполнены веществом  прозрачной и тончайшей, гуманоидонной поэтики, в которой смешение стиля и изотерических коллизий, далёких от политики и стаккатной  зкзотики –  воспринимается нами как только лёгкий пиитический вымысел – фантазия, отличающееся настолько убедительной,  наиреальнейшей  гармонией  оправдания реального бытия (правду сказать – на этом и опирается, как на геркулесовых столпах, Ваша кристаллическая поэтика, как в  параллельном и знаменитом исследовании поэтики Данте седого, замученного врагами, но не побеждённого - Мандельштама)  - «Дионисий кудрявый поймал вожделения нить, -  мне б проснуться, боюсь от любви захмелеть.»* - уговариваете Вы себя, но не в силах противостоять неведомому влиянию Бахувского карнавализма.  Он в  Вашей крови навечно…И, сопротивляясь ему, как вечной  кармической силе, Вы понимаете, что опять всё вернётся на круги своя, -  и «на страницах ветра, август прежний венок заплетёт»*…. «и пусть будет течение карнавальных повальных торжеств»*…

      Что было далее, я вспоминаю с трудом… Это было, как в тумане… Невероятность происшествия до сих пор не может во мне найти хотя бы частицу намёка на  хоть какой – нибудь поверхностный анализ происходящих событий… Я как бы провалился в небытие...  На моих глазах суггестия проишествия превратилась в странное, фантастическое видение! Пианист,(он уже  и забыл про этюд Листа) со своим орлиным профилем стал вдруг извлекать из инструмента в порыве неимоверного по тяжести звукового извращения такие безобразные и громообразные звуки, что бедный, малиновый рояль не вынес дьявольского напряжения и некоторые его струны оглушительно лопнули – как взрыв вулканической массы и...фермата... ПОЛНЕЙШАЯ ТИШИНА!!!  -  которая внезапно наступила после катастрофы всех порванных  струн, как сонм разрушенной нашей судьбы,  приготовленной неведомым и нещадно подстерегаемым грозным фатумом... -  МЕНЯ ПОРАЗИЛА! Вот эта...эта мысль... Да!Да!   О, это была та самая  - Аделаидическая фантези, родившееся в моём воображении тогда, как только   я вышел по трапу самолёта в морозно – зимний и очищающей все на свете  призрачно – изотерический воздух южной Австралии – ФЭНТЕЗТИ !  ФЭНТЕЗИ!   ФЭНТЕЗИ! И перед тем, как  окончательно впасть в глубочайшее небытие, я успел заметить,  как  в мониторе ноутбука обозначились последние сторочки  моих стихов, которые кто-то успел запечатлеть невидимой, неуправляемой мною  рукою...

               
 Нет не я – это Вы. Это Вы! Это Ваши стихи!
 Эти Ваши стихи вновь меня захлестнули…
 И как бронзою в Августе  наливаются яблоки знойно –  змеисто,
 Так и  Ваши стихи возвучали нежнейшею песнью призывною
 В Вашем саду...
 И висят фейерверком, как звёзды ветвистые -   звёзды вселенной…
 Заслонившими небо, как осень,  теряя брутально  внезапно свою красоту... 
 И мерцаются  синей  финифтью  в фристальной ночи...  помертвелой...


               
 * В новелле использованы несколько строк из стихотворений Маргариты Зеленской (Австралия) С её творчеством Вы можете познакомится на сайте «Стихо Ру»