7. Наш двор и наши игры

На любительской фотографии Валя Берестов с братом Димой. Калуга. 1939 год.


7. Наш двор и наши игры
      
      
          Наш двор был шумен и весел, а ребячья компания - Вадимова ватага, как назовет её Валя в стихотворении «Кесарь», – озорной, лёгкой на подъем, способной на всяческие выдумки и проказы. И, конечно, Вале, который и сам был большим фантазёром и выдумщиком, всё в нашем дворе импонировало, всё было интересно.

          С чьей-то легкой руки (не Шеленговских ли) Валя за свои очки сразу же получил прозвище «Косой», что Валю совершенно не смущало.

                А здесь мне дали прозвище Косой.
                За то ль, что близорук и вечно щурюсь…

          Валя очень легко вписался в нашу ребячью компанию и очень скоро стал «своим» не только в нашей семье, но и в нашем дворе. Его приняли без каких-либо розыгрышей и прочих «штучек», которым подвергали новичков.  Розыгрыши были разными, например, такой: один из аборигенов чем-либо отвлекал новичка, другой абориген в это время становился на карачки сзади новичка. Новичок получал толчок в грудь и под всеобщий смех падал кувырком через стоящего сзади него на карачках мальчишку. Обиды при этом всерьез не принимались, а только подзадоривали на новые розыгрыши. Разыграть могли и своего. Доставалось обычно тем, кто не понимал шуток, слыл маменькиным сыночком или проявлял жадность.

          Существовало такое неписаное правило: если кто-то из ребят выходил на улицу с куском хлеба или пирога, а кто-то другой, обращаясь к нему, восклицал: «Чур, пополам!», то первый должен был своим куском  поделиться со вторым, иначе можно было прослыть жадиной–говядиной. Жадине–говядине, впрочем, как и маменькину  сыночку или непонимающему шуток, во время купания на речке трусы или майку могли завязать узлом, намочить в воде и посыпать узел песком, а потом со смехом смотреть, как тот мучается, развязывая узел. Могли сделать и более обидную пакость, – мастаки на всякие выдумки имелись.  Еще такому могли дать оскорбительное прозвище, от которого трудно было избавиться. Всего этого Валя избежал. Было в нём что-то такое, что не позволяло его обидеть, зло над ним подшутить. Кстати, он не был ни маменькиным сыночком, ни жадиной и любил шутку.
            
          Уместно будет упомянуть, что Валя по своему умственному развитию и воспитанию был на голову выше мальчишек нашего квартала. Это превосходство могло стать раздражителем, причиной неприязни: ведь не каждый любил, чтобы кто-то рядом был умнее. Но Валя не был выскочкой, не выпячивал своих достоинств, не кичился своим умом, не демонстрировал своего превосходства, наконец, не пытался взять под сомнение сложившиеся уличные авторитеты. Всем, с кем он общался, он был интересен своими знаниями, начитанностью,  остроумием, а также тем, что умел выдумывать интересные игры и рассказывать интересные истории.
      
           В те игры, в которые мы играли, теперь не играют. Кто из теперешних детей знает игру в испорченный телефон, чижика или в штандер. Незаслуженно забыта старинная русская игра лапта.

                О радость жизни, детская игра!
                Век не уйти с соседнего двора.
                За мной являлась мать. Но даже маме
                В лапту случалось заиграться с нами.

           Наши игры развивали силу, ловкость, смекалку, и мы не испытывали недостатка в движении, чем страдают теперешние дети. Играли мы, конечно, не только в лапту или прятки, но и во многие другие игры, и, безусловно, в войну, как и все мальчишки. Деревянные копья и мечи,  фанерные щиты, шлемы-шишаки, склеенные из бумаги. И вот дружина идет на дружину: «Иду на вы!», – кричали мы воображаемому противнику, подобно Великому князю киевскому Святославу.

                На лбу бывали шишки,
                Под глазом фонари.
                Уж если мы – мальчишки,
                То мы – богатыри.

           А кто из теперешних детей играет в чехарду (это слово, в лучшем случае, знают в его втором значении) или делает кучу малу?

                Вдруг на кого-то причуда нашла:
                – Куча мала!
                Бой! Нападение из-за угла!
                Куча мала!

           Такая причуда чаще всего находила на нашего дворового живчика Мишку-Кукарачу. Он вообще любил  игры, в которых можно было проявить ловкость и силу: с кем-нибудь побороться или побежать взапуски. Положить Мишку-Кукарачу на лопатки или догнать его при игре в догонялки никто из нас не мог, а в куче мала он всегда оказывался сверху.
Бороться или делать кучу мала в нашем дворе – милое дело. Летом двор обильно зарастал мягкой травой, упадешь – не ушибешься. А когда пройдет дождь – луж в траве не видно. Так славно бегать по траве босиком, разбрызгивая воду,  и во все горло кричать:

                Илья Пророк!
                На печи промок!..

Или:

                Дождик, дождик, перестань!
                Я поеду в Аристань...

           Эту песню-заклинание, наверное, знала вся детвора нашего поколения, даже Валя упомянул её в своих воспоминаниях. Да, то было время, когда мы не знали слова экология и беззаботно шлёпали по лужам, играли под дождём, а во время рыбалки или купанья утоляли жажду прямо из реки.
      
          Были у нас игры и «на интерес», то есть на деньги: в орлянку, в расшибаловку, в пристенок, а мальчишки постарше играли и в очко. Мы с Валей этих игр избегали. Еще играли в свайку и даже в крокет. Большой продолговатый ящик с деревянными шарами и молотками хранился у нас в сенцах.
      
          Большое распространение среди мальчишек имела игра в жоску. Жоска – это круглый кусочек меха с прикрепленным к нему грузилом из свинца. Жоску подбрасывали ногой, и тот, кто подбрасывал жоску большее количество  раз подряд, чем соперник, тот и выигрывал. В нашем дворе чемпионом этой игры был, конечно, Мишка-Кукарача. А мы с Валей освоить жоску не сумели.
      
          Жеребьевка при играх проводилась с помощью считалок. Их было множество, вот одна из них:
               
                Аты-баты, шли солдаты,
                Аты-баты, на базар.
                Аты-баты, что купили?
                Аты-баты, самовар.
                Аты-баты, сколько стоит?
                Аты-баты, три рубля.
                Аты-баты, кто выходит?
                Аты-баты, это я!

          Играли мы не только у нас во дворе или во дворе соседнего дома, но и на улице. Там, на улице, на которой почти не было никакого движения, мы запускали монахов и змеев. И то, и другое изготавливалось своими руками. Сделать монаха просто: лист бумаги складывался особым образом, к нему привязывался хвост из мочала и несколько метров ниток – и монах готов к полету. Но монаха выше крыше не запустишь. Другое дело змей. Сделать змея, чтобы хорошо летал, – уже искусство. Бумага для него нужна плотная, еще нужны дранки от фанеры, мочало для хвоста и катушка крепких ниток. Запустить змея на улице, которую сплошь пересекают электропровода, дело тоже непростое, о чем свидетельствовали висевшие на этих проводах останки потерпевших крушение змеев и монахов. В ветреную погоду над городом летал не один змей, в Калуге любили этим заниматься.

                И здесь мой змей над крышами летал,
                Клочок газеты, машущий рогожею.

Это в родном Вале Мещовске. Но и в калужском небе летал Валин змей.

Продолжение: http://www.proza.ru/2011/09/04/367