4. Улица Пролетарская

4. Улица Пролетарская

          Много было в Калуге интересного, но хватит о ней. Теперь о нашей улице Пролетарской.

                Пойду, пройдусь по улице моей...
                Что за народ, что за дома на ней?

           Раньше улица называлась Солдатской. Моя бабушка рассказывала, что после долгой царской службы селились тут солдаты, потому и стала она Солдатской. Позже я узнал, что до начала XIX века на месте, где стоит церковь Василия Блаженного, располагалась Солдатская слобода, а после её поглощения городом название слободы перешло к нашей улице. А зачем улицу из Солдатской переименовали в Пролетарскую, нам было не понятно: ведь солдаты – те же пролетарии. Но такая у новой власти была мода – ломать всё старое. К этому призывал и пролетарский гимн «Интернационал», к этому призывали и стихи пролетарских поэтов. Так, например, поэт Павел Арский писал:
               
                Пожаром светлого восстанья
                Мы опояшем шар земной.
                Мы вырвем из цепей страданья
                Дух человечества больной.
                Мы всё взорвем, мы всё разрушим,
                Мы всё с лица земли сотрем,
                Мы солнце старое потушим,
                Мы солнце новое зажжем!

            Что уж тут сокрушаться по поводу переименования какой-то Солдатской улицы,  когда пролетарский поэт Павел Арский, адепт и выразитель идей новой власти, призывал всё взорвать, разрушить и стереть и даже замахнулся на наше светило.

          Улица тянулась через весь город с запада на восток. Где-то там находилась городская скотобойня. Моя бабушка рассказывала, что для поправки своего здоровья калужские барыни ездили туда пить тёплую кровь только что забитого скота.  Если смотреть вдоль улицы на запад, то там  можно было видеть синюю полоску калужского бора. По вечерам за эту полоску скатывался багрово-красный диск солнца, а висящие над бором облака еще долго освещались его лучами.
      
          С запада наш квартал ограничивался улицей Герцена, а с востока – улицей Ленина, бывшей Тележной. Это было не последнее переименование, после войны она сменила еще несколько названий, и теперь это улица Воронина. Если с улицы Пролетарской повернуть направо на улицу Ленина – через три квартала новый базар, еще его называли Новый торг. Базара давно уже нет, в 50-х годах на его месте были построены драмтеатр и комплекс жилых зданий. Старый базар еще в начале тридцатых годов располагался в историческом центре города на Трубянке против Гостиного двора, и теперь его можно увидеть только на старинных открытках. Помню, как мы ходили туда с бабушкой Клашей. В то время я был совсем еще мал. Был голод, хлеб и основные продукты выдавали по карточкам, а их отменили в январе 1935 года, следовательно, мне было тогда не более шести лет. Когда Берестовы переехали в Калугу, старого базара уже не существовало.

          Новый базар занимал довольно большую площадь, а улица Ленина делила его на две части. Левую часть базара отличало от правой части то, что там стояла высокая, красного кирпича, центральная водонапорная башня Калужского водопровода, проведенного в 1887 г. 

          Базар всегда вызывал наше любопытство. В базарный день с ближних и дальних деревень съезжался туда крестьянский люд. Летом – на телегах, зимой – на санях. Пахло сеном и навозом. Распряженные лошади разной масти стояли у возов, на их мордах висели торбы с овсом:

                ... Коней число немалое.
                И сунув морды в торбы, ждут они,
                Буланые, саврасовые и чалые.

          Мужики – в армяках из домотканого сукна. Многие в онучах и лаптях. Зимой – в овчинных полушубках, а сверху еще рыжие до пят тулупы. Бабы тоже в лаптях и полушубках, на головах толстые платки.
Зерно тогда продавали мерами, картошку и яблоки – пудами, мясо и масло – фунтами, а взвешивали их на ручных безменах.
Мы с Валей подолгу бродили меж возами, смотрели на это торжище и чувствовали себя его частью.
      
          Не доходя один квартал до базара, в полуподвальном помещении небольшого дома, находилась пекарня. Ее окна располагались на уровне тротуара, и возле них можно было видеть ребятню, с любопытством наблюдавшую за работой пекарей. Веселые, смешливые пекари ловко лепили баранки, укладывали их на большие противни и совали  в печь. Мы   подолгу стояли у этих окон, наблюдая, как споро, играючи работают пекари, и ждали, когда противни будут извлечены из печи. Нам так хотелось попробовать этих румяных, пахучих баранок, но попросить их у пекарей мы не смели. Иногда пекари сами угощали нас и других ребятишек баранками, но чаще гнали всех прочь.

           Если с улицы Пролетарской повернуть налево на улицу Ленина – через два квартала сенной базар. За базаром – Поле Свободы с убогими рабочими бараками. Их снесли, а поле застроили новыми домами, но случилось это  уже после войны. На сенном базаре торговали не только сеном, но и всякой живностью. Теперь на месте базара водонапорная башня и телевизионная вышка.
      
           С запада наш квартал ограничивала улица Герцена. В доме на углу улиц Пролетарской и Герцена и поселились Берестовы. Если у этого дома повернуть налево на улицу Герцена – через квартал церковь Василия Блаженного, поэтому раньше эта улица называлась Васильевской. Напротив церкви – трехэтажное здание из красного кирпича. Это коммунально-строительный техникум, в котором отец Вали работал преподавателем истории.

           Направо от дома -  улица Герцена вела к Пятницкому кладбищу. Похоронные процессии – чуть ли не каждый день. Услышав похоронный марш, ребятня бежала посмотреть, кого хоронят на этот раз. Берестовых же эти траурные марши очень донимали. Недаром похоронная музыка неоднократно упоминается в Валиных стихах:

                О мученье мое, предкладбищенский тихий квартал –
                Каждый день похоронною музыкой душу мне ранил.

Это Валя напишет в  1943 г. А в 1972 г. снова:

                И кого-то опять хороня,
                Чтобы все горевало окрест,
                Словно гром среди ясного дня
                Грянул в медные трубы оркестр...

И, наконец, уже в 1978 году:

                Жизнь в городе – мучение сплошное,
                Когда ты возле кладбища живешь.
                У нас в селе почти не умирали.
                Зимой двойные стекла выручают,
                А летом хоть беги...

           Да, в этом отношении Берестовым явно не повезло. Зато по утрам по улице Герцена пастух гнал городское стадо коров на заливные луга, раскинувшиеся у речки Яченки.

           В той же книге М. Арлозорова читаем: «Каждое утро на заре Калугу будил рожок пастуха. Зевая и крестясь, просыпались обыватели. Заспанные, неумытые хозяйки выгоняли своих бурёнушек на улицы. Пистолетными выстрелами щелкал пастуший кнут, и стадо, промаршевав через город, уходило на выгоны. Затем на улицы высыпали куры и свиньи…».
      
          Такая картина почти не менялась до самой Великой отечественной войны. Калужское городское стадо пережило Первую империалистическую и Гражданскую войны, революцию и голод тридцатых годов. Так что рожок пастуха звучал до самой войны, и мы с Валей слышали звуки этого рожка. И не об этом ли рожке читаем у Вали:

                От пастушеского рожка
                И раската пастушьей плети
                На окраине городка
                Приоткрывают ресницы дети.

          Но нет, скорее это навеяно воспоминаниями  о Мещовском детстве, где, конечно, тоже имелось городское стадо.
      
          И пастух с длинным кнутом, покрикивающий на отстающих коров, и это стадо, окруженное облаком пыли, делали улицу похожей на сельскую. Вечером стадо возвращалось. Коровы  поворачивали на свои улицы и, пережевывая жвачку, медленно шли к своим домам, мычанием звали хозяев. Пастуха хозяева коров кормили по очереди. У многих горожан были свои молочницы. В наш дом молоко носила баба Марфа. Её вкусное молоко моя мама вспоминала до старости. 
      
          Сельский вид улице Герцена и другим  окраинным калужским улицам  придавали и пасущиеся на них козы, гуси, куры:

                Вдоль по Герцена ведет
                Желтый выводок хохлатка.

          Там, где проходила наша Пролетарская улица, наверное, не так уж и давно была окраина города, о чём свидетельствовали и близость кладбища, которые, как правило, располагались на окраинах, и близость Московских ворот или, как их раньше называли, Екатерининских. Здесь когда-то был главный въезд в город по Московскому тракту. В 1775 году через эти ворота в Калугу въехала Екатерина II. Ворота разобрали в 1935 году: они стали мешать возросшему автомобильному движению. Разобрали, а жаль:  исторические были ворота. Теперь об их существовании напоминает лишь обелиск на пересечении улиц Ленина и Труда (возле филармонии). Мне было семь лет, когда ворота были разобраны, но я их хорошо помню.
    
           В этой части города  не все улицы были мощёными, например, улица Герцена была не мощёной. А вот Пролетарская на участке между улицами Ленина и Герцена была мощёной булыжником. Летом улица зарастала травой, и чтобы трава не росла,  дворники посыпали мостовую солью. А за улицей Герцена Пролетарская тоже была не мощёной, и дома там были сплошь деревянные в три окошка. Но, то была уже не наша территория.

                Легла на перекрестке
                Таинственная грань.
                Подросткам шлют подростки
                Воинственную брань.

                Один пройди попробуй
                Через чужой квартал,
                Чтобы тебе со злобой
                Никто не наподдал.

          Да, там, за улицей Герцена, была «вражеская территория», и появись за перекрёстком  в одиночку, могли и поколотить.



Фотография улицы Герцена начала 30-х годов. В конце улицы слева от колокольни можно разглядеть, скорее угадать, дом, в котором в 1938 году поселятся Берестовы               

Приложение: 4-1. http://www.proza.ru/2016/11/16/1253

Продолжение: http://www.proza.ru/2011/08/25/437