Как меня сдавали в НКВД

   Прошло три года, как закончилась война, я стал "безотцовщиной" уже в мирное время. В очередной раз отца увезли в госпиталь и больше он не вернулся. Война продолжала убивать. Первого сентября я пошёл в первый класс, было солнечно, тепло, во дворе школы неразбериха, учителя что-то выкрикивали, суетились родители, наконец разобрались по классам.  Школа открылась в этом году, была начальной и, к моему большому неудовольствию, смешанной! В то далёкое время обучение было раздельным, мальчики и девочки учились в разных школах, а тут учиться вместе с девчонками!? Да меня засмеют на улице!
   Директор школы была молодая красивая блондинка, очень долго говорила речь, слушали её плохо, ждали с нетерпением, когда же закончит благодарить дорогого товарища Сталина, партию и правительство. Наша учительница ходила вдоль строя и собирала букеты, не все принесли цветы, у меня их тоже не было, она недовольно ворчала и потребовала первого сентября непременно приносить в школу цветы!
   Повели нас в классы, оказалось парт мало для нашего 1-го "Б"!  Учительница начала рассаживать по три человека за парту, но на первых партах сидели по два ученика, позже мы узнали, что у этих детей папы какие-то непростые люди.Только у одного мальчишки отца не было, но зато его мать была завучем нашей школы, он сам нам об этом сказал, пояснил, что она самая главная после директора. У большинства детей отцов не было, жили бедно. Тут выяснилось, не всем нам по семь лет, много переростков.Со мной на парте сидели брат с сестрой, девочке было одиннадцать лет! Вовремя пойти в школу не могла, на её попечении были младшие дети. Тогда это нередко было.
  Учительница назвала своё имя, я только помню отчество "Петровна", так мы её потом и называли между собой! Она объясняла школьные порядки, а я рассматривал её.Не понравилась она мне! Какая-то недовольная,сердитая, роста небольшого,толстенькая,бесформенная. Я заметил что она похожа на Крупскую, такая же неряшливая одежда, как попало собранные на голове жидкие волосы, такие же белёсые, мёртвые глаза, только у Крупской они были рачьи, а у нашей учительницы как у мороженного налима. Но что больше всего нас удивило и не понравилось, так это учёба в три смены! Школы были переполнены, во многих школах ещё оставались госпитали. Особо учительница подчеркнула, что с октября каждый из нас должен ежедневно приносить в школу полено, для отопления класса. Забегая вперёд скажу, что дров мы приносили много, но в классе всегда было холодно!
   Занятий в этот день не было и нас рано отпустили домой. Вечером, придя с работы,мать спросила , понравилось ли мне в школе? Я только пожал плечами, никогда я не жаловался, предпочитал сам справляться со своими проблемами. Не стал я её огорчать, не сказал, что в школе мне не понравилось. А я ведь так рвался в школу! И в первый же день полное разочарование.
   Потянулись учебные дни. Мне было скучно, я умел читать и писать, а класс  учил буквы, Тупо, неинтересно, начиная с буквы "А" и далее по алфавиту.Стал я вместе с букварём носить в школу книги, когда все хором, многократно, нараспев произносили очередную букву, я читал книжку. Однажды, увлёкся и не заметил как подошла Петровна. Она выхватила книгу и заскрипела! Пролистала книгу и с недоумением заметила, что в книге нет картинок.
   - Зачем ты её притащил, в ней и картинок-то нет?
   - Как зачем? Читать!
   - А ну читай! - ткнула пальцем в страницу. Я бегло начал читать, она снова выхватила у меня книгу и раздражённо заорала:
   - Ну и не выпендривайся! Завтра же чтобы мать в школу пришла, иначе не пущу! Пришлось матери сказать. Не знаю, что она наговорила матери, но меня не ругали. Больше всего Петровне нравилось заставлять нас петь, не только на уроках пения, а когда ей вздумается. Начала она с детских песенок, которые я никогда не слышал. Вот на уроке пения и выяснилось что часть детей "детсадовских", а часть "уличных"! Это Петровна нас так назвала. Детсадовские были в меньшинстве, не каждая мать могла устроить ребёнка в детсад, в основном ребятня была на весь день предоставлена себе. Так вот, детсадовские знали все детские песенки и глупые стишки, охотно пели и декламировали, очень они нравились училке! А нас, уличных, она терпеть не могла.Всё дело в том, что детей в саду приучили к дисциплине, к безоговорочному послушанию, они и ходили строем,попарно, взявшись за руки.А мы привыкли к вольнице! Мы казались старше, многое умели и знали, ведь мы целыми днями были в разновозрастных компаниях, где старшие учили младших и хорошему и плохому.
   Вскоре Петровне надоело петь и она частенько читала нам детские книжки о вождях революции. В один прекрасный день читает воспоминания Ленина, о том как он сидел в тюрьме, как ловко обманывал надзирателя и молоком писал тайные письма товарищам по партии.
   - Принесёт надзиратель молоко, я из хлеба слеплю чернильницу, налью молока и пишу! Войдёт надзиратель, проглочу хлебную чернильницу, он и не заметит! - рассказывал Ленин. Тут меня чёрт дёрнул поднять руку. Долго не замечала меня Петровна, наконец спросила,
   - Чего тебе?
   - А зачем нужно было лепить чернилку из хлеба? Ну принесли ему кружку молока, так и писал бы из кружки, прятать ничего не нужно, только хлеб испакостил! Взрослый человек, а играет в детские игры. И что это за тюрьма такая, в которой молоко дают!
    Тихо стало в классе, долго молчала училка, медленно бледнела, глаза совсем побелели.Я понял, что брякнул лишнее. В конце концов оцепенение прошло, училка схватила меня за воротник и поволокла из класса. Затащила в кабинет директрисы и заламывая ручки начала рассказывать о моей "антисоветской" выходке.
   - Я его сейчас в НКВД сдам!,-засуетилась директриса,- вот прямо сейчас и отведу, благо тут рядом!
   - Светлана Николаевна, а может не надо сдавать в НКВД, начнутся допросы, проверки, скажут что мы не смогли распознать врага, Вас ведь тоже могут обвинить, да и мне достанется!,- громким шёпотом заговорила осторожная и хитрая Петровна, - давайте вызовем мать в школу и попугаем её!
  - Вызывайте! Уж я заставлю её поплакать, уж я отыграюсь на ней!
  Мать действительно пришла домой в слезах.Долго говорила со мной, просила молчать, не спрашивать ни о чём. Я с жаром обещал матери рот не открывать, но хватило меня не надолго!
   Опять Петровна читала о Ленине, опять я не выдержал и заговорил!
   - Вот умер у них отец! Никто и работать не пошёл, дети учатся, мамаша целыми днями на фортепиано наигрывает, слуг держат, а ведь отец был единственный кормилец в семье! На что же они живут?
   - Ну пенсию получают за Илью Николаевича.
   - Ничего себе пенсию отвалил Царь-батюшка! Нам с сестрой тоже пенсию платят, только на хлеб и хватает!
   Что тут началось,нетрудно догадаться. Когда Петровна пугала меня арестом, я только ухмылялся про себя, но когда сказала что и мать заберут, вот тут я перепугался! Как забирают я видел. Опять меня к директору, опять хотели "сдать в НКВД", опять довели мать до слёз и опять я дал слово молчать. На этот раз я обещание выполнил. Все годы в школе я никогда не задавал вопросы учителям, это вошло у меня в привычку и потом, уже  в других учебных заведениях, и в годы хрущовской оттепели, никогда не спрашивал, разбирался сам.
  Тем не менее в пятом классе, уже в другой школе, в средней мужской, меня опять хотели "сдать в НКВД"! Накануне смерти Сталина я что-то искал в своих вещах и нашёл серебряный рубль с профилем Николая второго.Просверлил отверстие и повесил на георгиевскую ленту,которую в раннем возрасте изъял из бабушкиного сундучка. Утром, придя в школу надел на шею и вошёл в класс. Началось веселье, ржанье, все хотели потрогать николаевский рубль и заигрались. В класс вошла Аннушка, наша учительница по математике и завуч в одном лице.Это была на редкость властная и грубая женщина, она упивалась своим громким голосом, а потому не говорила а всегда орала. Раньше она работала в тюрьме и все тюремные замашки принесла в школу.
   Аннушка вцепилась в рубль и начала с такой силой рвать его, что моя голова беспомощно болталась, здоровая была женщина. Я ухитрился вырвать рубль и кричал что это мой рубль, не отдам! Аннушка орала, что немедленно сдаст меня в НКВД, кто-то из учеников заметил,что НКВД давно нет, теперь называется совсем иначе! Аннушка вдруг замолчала, а потом торжественно и громоподобно изрекла, -НКВД был, есть и всегда будет!
   История эта закончилась для меня ничем, хотя Аннушка и сообщила обо мне "органам"