Дело веры 13 глава

В российских тюрьмах и колониях существует два вида общественного устройства, рознящиеся от учреждения к учреждению. В одних преобладают полицейские порядки, там обыкновенно строже режим, прочнее установленная администрацией дисциплина. Такие зоны между заключёнными называются «красными». В других же, напротив, сильнее власть криминальных авторитетов, меньше казённого формализма, порядки мягче и жизнь в целом свободнее. Эти зоны – «чёрные». Почти любой заключённый, даже занимающий низшую ступень в криминальном табеле о рангах или по какой-нибудь причине не ладящий с другими зэками, предпочтёт попасть в чёрную зону. Здесь реже случаются изматывающие обыски и досмотры, меньше давление полицейского начальства, и, что самое важное, легче наладить связь с родными. Чаплыгин попал именно в «чёрную» зону. Тут жили по воровским понятиям – своеобразной конституции заключённых. Они очень просты – запрещается воровать у своих, оскорблять без причины других заключённых, сотрудничать с администрацией или доносить, не отдавать карточные и иные долги. Кроме того, понятия определяют иерархию заключенных. На высшей ступени иерархической лестницы находятся «блатные» (сами они называют себя бродягами, босяками или братвой) – профессиональные преступники, обычно не в первый раз оказавшиеся за решеткой. Они следят за исполнением в зоне воровских законов - решают конфликты, распоряжаются общаком, организовывают бунты против администрации, и так далее. Блатные имеют особые права. Они, как правило, не работают, получают лучшие места в бараках и камерах, и могут использовать “общак” для своих целей. Следующая за ней и самая многочисленная каста – «мужики». Состоит она в основном из так называемых пассажиров - людей, попавших на зону в первый раз, обычно за непреднамеренные или незначительные преступления. “Мужики” власти в зоне не имеют, да и, как правило, не претендуют на нее. Они ни перед кем не прислуживаются, и с администрацией колонии не сотрудничают. Другая каста - “козлы” - заключенные, активно сотрудничающие с администрацией колонии. “Козлом” можно стать, просто приняв на себя какую-нибудь должность в штате колонии - даже став библиотекарем в местной библиотеке. Обыкновенно “козлов” ненавидят, как предателей, перешедших в стан врага. Впрочем, ненависть эта не всегда постоянна, случаются среди “козлов” и заключенные, заслуживающие даже нечто вроде уважения за справедливость, например, при назначении работ или нарядов.  На четвертой ступени находятся шныри или черти как называют их - это опустившиеся заключенные, имеющие неопрятный вид, выполнявшие самые унизительные поручения. Они убираются в бараках и за небольшие вознаграждения - обычно сигареты или чай - выполняют самые разные поручения других заключенных - от стирки до побегушек. Последний, самый низкий разряд иерархии - “обиженные” или “петухи” - заключенные, которых за серьезные провинности “опустили”, то есть подвергли самому страшному наказанию - изнасилованию. У них нет никаких прав, живут они отдельно ото всех, иногда даже в отдельных камерах или бараках, едят, как правило, из пробитых мисок, которые портят специально, чтобы они не могли попасть к другим заключённым. Их личные вещи также хранятся отдельно от вещей других заключенных. “Порядочный” заключенный не может иметь с «обиженным» никаких дел - даже прикоснуться к нему или его вещам рукой считается делом унизительным - на жаргоне зоны это называется “зашквориться”.
Всё это Чаплыгин узнал не сразу. Вообще, условия жизни в колонии в первые дни очень удивляли его. По репортажам СМИ, информации в интернете, рассказам бывших арестантов, которые он читал и видел перед своим заключением, он составил о колонии в основном негативное мнение, как о месте крайне опасном. Он был готов защищать свою жизнь, но к своему удивлению, нигде не видел ужасов, о которых читал. Не было не то что бы открытого насилия, напротив, на первый взгляд все были как-то подчёркнуто вежливы и деликатны друг с другом, не то что громкой ругани, но даже мата почти не было слышно. Вообще, атмосфера была располагающая, общий, официальный тон не только в той колонии, где был Чаплыгин, а вообще в местах заключения состоит как бы в признании общей беды и исходящей из этого необходимости взаимопомощи. В колониях популярна фраза – «арестантский удел един». Одни заключённые подходили к Чаплыгину и вежливо расспрашивали его о том - откуда он и на какой срок пришёл, другие интересовались, не нужна ли ему какая-нибудь помощь и предлагали сигареты или чай. Чаплыгин отвечал вежливо, и в тоне, в котором к нему обращались, но смотрел недоверчиво, внимательно приглядываясь и прислушиваясь ко всему. «Не может же быть, чтобы тут действительно был такой санаторий», - размышлял он про себя.
И чем больше он изучал барачную жизнь, тем больше убеждался в своей правоте. Если она не была адом, то не была и раем. Воровские понятия, превозносимые тут, особенно молодыми заключенными, имели весьма ограниченную силу, на самом же деле власть была у того, кто оказывался сильнее, имел связи, или обладал подвешенным языком и умел объяснить, обосновать свою позицию. Благородство, приписываемое элите зоны – блатным, также оказалось фикцией. Смотрящий барака – Ефим постоянно и безбожно обирал заключенных, во всяком случае тех, у кого было что взять, требуя от них «уделять на общее», то есть сдавать часть продуктов в общак. И затем пользовался полученным по своему усмотрению вместе с тремя приближенными, семейниками, как это называется в колониях. Чаплыгин слышал, как зэки шептались и о прямых случаях воровства блатными у простых зэков. Вообще, каждый, кто мог, промышлял обманом. Способов же неочевидного, скрытого воровства, была масса – от прямого обмана, «развода», до подмены продуктов в передачах, ещё на этапе распределения. Так, чай хорошего сорта заменялся на второсортный, импортные сигареты менялись на отечественные, низкого качества и т.д. Были тут карточные шулеры, обдиравшие в основном новичков (старые, тертые зэки за карты вообще не садились) , так что сев с ними ними за игру на небольшие ставки, можно было проиграть, в конечном итоге, тысячи рублей. Даже если ты отказывался делать ставки, то и тогда рисковал попасть в просак. «Не хочешь играть на деньги, давай на ничто», - предлагает тогда партнёр. И, выиграв, объявляет: «А для меня «ничто» - тысяча зелени».  Не отдать любой долг нельзя – это считается тягчайшим преступлением, и часто случается, что проигравший попадает в настоящее рабство к победителю. Другие арестанты занимались попрошайничеством - человек пять зэков, видимо, только тем и жили, что ходили от одного к другому, и самыми грязными способами, иногда доводя себя до слез, давили на жалость и напоминали при каждом случае о зэковской солидарности. Особенно популярен был «развод за базар» - любое неосторожно оброненное слово немедленно подхватывалось и за него могли предъявить, то есть потребовать объяснений со сказавшего его.  В лексиконе заключенных существует ряд табу, не всегда известных новичкам. Так запрещается говорить -  «я обиделся», сказавшему так немедленно зададут вопрос -  не «обиженный» ли он? И надо будет долго и нудно доказывать, что это не так. Нельзя говорить также «спрашивать», это означает - потребовать объяснения, вместо этого надо употреблять слово «интересоваться». На этом последнем попался один молодой зэк, знакомый Чаплыгину с карантинной камеры. Это был молодой парень - невысокий, белобрысый и улыбчивый.
- Я тебя спросить хотел, - подойдя к одному из зэков во время обеда сказал он. Тот оборвал его, усадил рядом с собой на койку и мучал около часа, заставляя объясняться и оправдываться.
– Ну ты сказал спросить. За что ты с меня хочешь спросить?
– Нет, я имел ввиду, что просто  хотел узнать…
– Нет, ты сказал спросить. Братва, слышали же все, что он спрашивает с меня? - полчаса слышал Чаплыгин из своего угла настойчивый голос зэка и всё более робеющий, дрожащий голосок его жертвы.
Когда молодой человек, раскрасневшийся, с расширенными глазами и дрожащей нижней губой уходил, отпущенный как будто из особой милости, он был должен своему собеседнику два блока сигарет. Были и заключенные, занимавшиеся мошенничеством при помощи мобильных телефонов, строго запрещенных в колонии. Один из таких людей был соседом Чаплыгина по койке. «Здравствуйте, я из компании «Билайн», мы сейчас отключим вас на несколько минут, - постоянно слышал возле себя Чаплыгин. - Вы пользуетесь картой продления – моментальное подключение и оплата? Продиктуйте номер карты и на ваш телефон будет зачислен бонус в размере 700 рублей». 
Единственным правилом, которое более или менее строго соблюдалось заключёнными, было запрещение драк. Но и это происходило отнюдь не из гуманизма – если избитого замечала охрана, производилось расследование, начинались вызовы на допросы и учащались обыски.