Обращение к журналисту Доренко

 Из открытого обращения к радиоведущему радиоканала РСН Доренко С.Л. от радиослушателя по адресу в Интернете Proza.ru Ученикпожизни, если вдруг обращение дойдет до Вас и Вы захотите ответить.
Почему я обратился к Вам? Потому что много раз не мог дозвониться до Вас, а потом, когда начал составлять радиообращение, у меня мелькнула счастливая мысль на основе Вашего образа показать, насколько наше общество лживо, продажно и подло.
Через замочную скважину.
Это одна из тех Ваших передач, которую Вы вели и когда я восхищался Вами как блестящим журналистом, а потом, когда вдруг посмотрел на Вас как на журналиста общества страны первой по коррупции в мире по поводу Ваших же словечек, проскользнувших в передаче, и уже, заметьте, не как индивидуальность, а как представителя строя нашей страны, приобретшего чудовищную роль как представитель четвертой власти, являющейся страшным участником преступлений, творимых над нею.
Как современник журналист из всех, кого я слышал, Вы – самый блестящий. Я приведу пример хотя бы с Семаго, читающего после Вас как обозреватель курсы лекций по экономике. По сравнению с ним Вы стоите на фундаментальной научной основе как экономист. Но как выйти из кризиса, Вы не представляете, признавая за государственных деятелей те личности, которые ввергли страну в кризис. О которых пока наши информационные источники молчат. Это дело времени десятилетий. Это дело таких ученых, как я, которые не занимаются сиюминутными интересами выгоды на уровне того общества, какое есть. Это мне говорят знакомые академики, с которыми я общаюсь.
Взять хотя бы Семаго, вашего с РСН, депутатов Думы, ведущих экономистов, обозревателей, повторяющих словосочетания «дикий капитализм», так одно это словосочетание показывает меру нашего мракобесия и невежества средневековья, потому что капитализм – научное слово. Деньги же не могут быть дикими независимо от цели, на какие тратим.
Капитализм – научное понятие и условия его существования то, что предприниматель на производстве создает прибавочную стоимость. А уже попутно с условиями труда создаются условия существования капиталистического труда.
Например, то, что при формах капиталистического труда предприниматель платит трудящимся семьдесят процентов стоимости от производимого продукта. И эта мера оплаты искусственно не замеряется, а существует сама собой, чтоб заинтересовать работника в качественном труде, что я почерпнул как знания из записей канадских землевладельцев. И других.
У нас на то, чтобы создать капиталистическую форму труда, не хватает чести. Например, при Горбачеве крестьяне на Орловщине восприняли рыночные преобразования в стране за действительные и в девяносто первом году работали, не покладая рук, так, что завалили рынок сельскохозяйственной продукцией, но тамошние бухгалтеры, руководители колхозов посчитали выручку, взяли себе, а крестьянам заплатили копейки. И все. Отбили крестьян от труда. Поля зарастают, землей спекулируют, крестьяне пьют.
Хоть у Семаго каша в голове, но я понимаю, как он тянется к цивилизованному строю государства, хоть какого, но капитализма. Но мы со свиным рылом лезем в калашный ряд. У нас чести не хватает организовать труд на уровне капиталистической системы. У нас тупорылые чиновники с их меркантильностью сильнее прогресса общества.
У нас в России в Волгоградскую область приезжали крестьяне из Китая работать. Они трудились по восемнадцать часов, получали меньше, чем наши, были довольны. Но у нас есть журналисты типа Минкина из «МК», которые кричат, что китайским крестьянам мало платят.
У нас в свое время Индира Ганди из Индии сказала Хрущеву, что их народ голодает, Хрущев отдал им наш хлеб, а для себя стал закупать в Канаде, цены на хлеб выросли, организовали целину, а туда гонять топливо за тысячи километров – хлеб оказался золотым, и не то чтоб стала страна развиваться, а регрессировать. А теперь в Волгограде чиновники задавили фермеров налогами, из Китая крестьяне перестали к нам ездить работать, и рынок есть спекулировать землей, а поля зарастают.
А Жириновский теперь кричит как попугай: «Я против коммунистов».
Коммунист – только слово. Да, сначала было слово, но его вывернули наизнанку до значения наоборот, потому что при Сталине, Ленине люди шли в бой на смерть, оставляя записки: «Если убьют, пусть считают меня коммунистом».
Коммунист – это только слово и зависит от того, какая личность его произносит, Хрущев извратил, Зюганов ничего, а если бы Сталин был жив во время стоянки шахтеров на Горбатом мосту, то взял власть, и мы б были велики.
Ведь коммунизм – это система как в государстве, так и в культуре, так и в экономике, которая как на китах стоит на чести человеческой. Впрочем, и в труде «Новый Завет» экономикой занимался сам Бог, который раздал рабам по таланту и тех, кто умеет приносить прибыль – оставил, а нерадивого прогнал. До 17 года экономика как на совести держалась на честном купеческом слове, при Ленине, Сталине – на слове коммуниста.
Хрущев разрушил эту систему, дискредитировав идеалы, и дал возможность в лице обкомовских секретарей создать местных князьков, которым пока в их руках власть пришла идея поделить богатства страны между собой. Остальное – дело техники, и все девяностые годы шел этот процесс.
Какой у нас капитализм, когда есть Чубайс, которого Ельцин назначил директором РАО ЕЭС по записке за обедом тогдашнему премьеру Степашину, и для Чубайса РАО ЕЭС компьютерные игры повышать тарифы, наживаться. Какой у нас капитализм, когда при дефолте были разорены предприниматели России, чтобы на многие миллиарды долларов нажился клан семейки.
И когда Вы, Сергей Доренко, с убежденной интонацией произнесли слова о том, что у нас в стране феодальный строй,  я от радости чуть не подпрыгнул до потолка.
Потом я точно помню как радиослушатель, мстя вам за это признание, сказал, что Вы лакей, а Вы с убежденность ответили: «Да, лакей».
И такой убежденностью, что от радости, что Вы так хорошо понимаете, каков строй в нашей стране, хотел не то чтоб подпрыгнуть до потолка, но прошибить этот потолок.
Вы высказали очень много идей, которые я до Вас, додумавшись до них сам, считал своим открытием. Например, не то чтоб о примирении церкви с коммунистами, а о слиянии их в одно целое: церковь, духовно играла бы решающую роль, а коммунисты как светская культура переход от церкви к широким слоям народа. А, например, такие личности, как Зоя Космодемьянская, Николай Островский – считать святыми.
Как эрудит Вы меня обогатили знаниями, например, о том, что жизнь человека должна быть гармоничной между запросами свыше с небес и с нашими земными желаниями и их осуществлением.
Мне очень много дали Ваши диалоги с известными людьми. Например, с Матвиенко. Хотя бы по интонации голоса почувствовать что это за человек. И сколько их личностей появилось, от которых крепнет уверенность в жизни, таких, как Шойгу: Зубков, Матвиенко, Собянин, а за ними виден Путин, как создатель в стране кадров.
И, наконец, первое августа в передаче Доренко, в которой он произнес такие слова: «Наш народ – это стая диких разнузданных обезьян на обломках советской власти».
Наконец-то! А то при критике Сталина только и слышалось о том, что народ наш велик, что он сам выиграл войну. Как сейчас помню Королеву на передаче «Эхо Москвы», в которой она произнесла эти слова и довольная собой засмеялась, когда кто-то еще прибавил ей, что в любой нелепой ситуации найдется умный еврей.
Я не хочу вдаваться ни в какие рассуждения, тем более по национальному вопросу, а прибавить, что мне не страшно было жить во времена Сталина, потому что мы были одинаковы перед законом, а если кто-то страдал, то за счет чьей-то индивидуальной подлости, но перед законом были равны. Государство было во имя народа.
Тут я выхожу из-под опеки Доренко как блестящего журналиста, но вписавшегося в этот феодальный строй. И скажу то, что мне с точки зрения будущего, когда наконец-то Россия обретет формы цивилизованного государства и морали, что мне страшнее Сталина Чубайс и то, что во главе РАО ЕЭС встал не ученый, специалист Кудрявый, эмигрировавший в Канаду: «Чтобы РАО ЕЭС работало, надо из него убрать Чубайса».
Но не убрали, и пошли в работе системы катастрофы. Мне страшны передачи «НТВэшники». Например, такую, как, пригласив на передачу внучку Сталина, как на нее так и на всех присутствующих были вылиты помои грязи на ее дедушку. А она мне ближе, как родная, дочки Ельцина Татьяны Дьяченко.
Внучка Сталина живет на Камчатке, работает метеорологом, живет в простом доме как простой трудящийся человек. И я знаю, что могу с ней поговорить просто так, как с простым человеком. А Татьяна Дьяченко, она человек другого круга. Ей папа скопил как детишкам на молочишко. И то и дело слышатся обвинения Татьяны по этому поводу и ее объяснения: «Если найдете, то забирайте все».
И дело не в том, что газета «Ведомости» раскопала какие-то факты обладания какой-то башней Татьяной на Кипре с Дирипаской. Мне то что. У нас отняли все, и есть что отнять и кому. Дело не в этом. Дело в том, что внучка Сталина принадлежит к тому обществу простых трудящихся, к которому принадлежу и я, а дочка Ельцина к нашим господам олигархам, для которых мы лакеи. И когда Ельцин улыбался нам, то сначала как партийный руководитель, преданный интересам народа. А оказалось, что улыбается как дядя самых честных правил, который теперь уважать себя заставил как помещик верноподданных холопов.
А улыбается как брат. Все смешалось в доме Облонских. А как смешать такие святые чувства братства, справедливости всех народов с теми, что мы преклоняемся тем, как холопы, кто продал и обобрал нас.
Так что, товарищ Доренко, Вы справедливый журналист, но на уровне нашего феодального общества, не выходя из него, хотя и стараетесь выйти. Но не можете. Это не в Вашей компетенции. Иначе станете политиком и потеряете работу.
Заглянуть из будущего может только ученый, кто думает не так как все, а говорит, что земля вертится, когда все думают наоборот. Так думать мучительно, страшно, но для таких людей думать иначе невозможно. И Вы не можете перешагнуть за эту грань. Но это Вам не в укор. Вы необходимы на своем месте.
А вот представьте, что у Вас идет передача на тему «через щель», и Вы там рассматриваете Сталина при том того, чего нет. Вы на эту тему проводили голосование, результат получился пятьдесят на пятьдесят. А Вы не через скважину поглядите, а на слона рядом с Вами. Которого Вы через лупу не разглядите.
Например, Ельцина. Как расстреляли Верховный Совет в Белом доме. Цвет нации. Пьяные за столом все главные тогда: Ельцин, Черномырдин, Лужков. У нас свобода, демократия, но мне страшно об этом говорить почти как Галилею о том, что землю вертится. Вот распространителей газеты «Остряк» в девяносто шестом году убили с такими шутками. А может совпадение. Дойдем ли мы до такого состоянии этого общества, когда это будет не совпадением, а правдой?
А Лужков. Я Вас ловлю на слое, как Вы призывали других спасать его, когда сверху прижали: «Вы же все целовали ему жопу, когда он давал Вам квартиры. Так теперь помогите ему!»
Или потом, когда уже метался, когда сняли: «Он молчал бы, когда уже сняли. А он будет доказывать то, что хорошист».
А для меня Лужков был беспредельщиком еще в начале девяностых годов. Когда развертывалась работа завода «ЗИЛ», и Лужков в кепке сам проехался на автомобиле, и завод закрылся. Что правительство Москвы руководило заводом как и АЗЛК выпускающем «Москвич», лучший автомобиль в Европе. А после возглавления завода правительством Москвы, его перепродали несколько раз, и завод закрылся.
Но наибольшее впечатление на меня произвела программа сноса хрущевок. И восстановления на их месте новых, более комфортабельных, современных домов. И они эту программу выполнили  за два года Как рядовую во имя народа.
И Лужков выступил по телевизору такой вальяжный обрадовал всех: «Строим элитный дом, продаем, а на эти деньги ломаем девять пятиэтажек, а на их месте строим девять восьмиэтажек новых». По состоянию нашего производства Москвы перестроить Москву можно было за несколько лет. Но, но как только построили элитный дом и продали с прибылью 800 процентов, аппетиты чиновников резко возросли и начался строительный бум многоэтажек, так как больше этажей, больше квартир и прибыли.
А Киевский рынок? Начало девяностых годов, когда еще верили в фирму Мавроди, а тем более в том, что нас выселят из хрущевок, переселят в современные дома, а уж киевский рынок кипел во всю.
Я помню, на нем молдаван, продающих яблоки за пять рублей за килограмм, чтобы никуда больше не возить. Туркмен – дыня чуть подгнила, так отдавал почти задаром, узбеки, грузины фрукты продавали. А потом зашел на рынок – и черно. Одни азербайджанцы. Цены подскочили в четыре-пять раз.
Лужков выступил, сказал: «Азербайджанцы умеют торговать».
А те встречали фуры других торговцев, и под угрозой расправы вытряхивали настоящих хозяев из машин, товар брали за бесценок. А когда один русский привязался к одной торговке с лицом кавказской национальности: «Понаехали сюда», она достала паспорт, показала штамп и сказала ему: «А я жительница Москвы».
То есть за счет грабежа москвичей и честных торговцев, привозящих товар в Москву, эти лица кавказской национальности сбивали прибыль и покупали квартиры в Москве.
И Москва трещала по швам от точечных застроек, а по радио с пафосом, как на суде, звучало: «Говорить правду» и только правда и слышалась: «Цены растут, но спрос на квартиры есть. Рынок действует».
Мне казалось, что сваи точечных застроек проходили сквозь мои ребра, потому что отлично понимал, что из-за них будут пробки в Москве. Я приехал на мою Ново-Басманную улицу, улицу детства и юности, такую тихую раньше в зелени, а она стояла в глухой пробке.
А на работе от рядовых членов бригады двух стоящих на уровне современной политики только и слышалось: «Лужков много сделал для Москвы».
Старушки бабушки внучков дебилов, которым только бы не пустить вверх к власти умных детей, которые за счет ума выбьются и забьют в жизни их внучков, а лучше пускай как тьма в сознании, но их внучок занюханный грузчик человек только и слышалось: «Лужков кормилец. Нам лужковские платят».
И эти высотные дома чудища, давя нелепостью в сознании, разрушили пейзаж Москвы, и Москва стала в пробках окончательно.
Лужкова б судить за такое строительство, внесшее как в архитектуру дисбаланс, так и в экономику столицы, и кто теперь считает перерасход горючего в пробках, хотя их можно было избежать, оставь Москву в первозданном виде, инее заселяй как Берлин, Вашингтон, в котором не приписывают новых жителей, и он процветает. Как Казань, например, в которой как было восемьсот тысяч жителей, так и осталось. А семьсот улучшили жилищные условия.
А Москва уже разрушается от неразрешимости вопроса перенаселения, национального вопроса. Уже Собянин решил переселять чиновников в новый район Подмосковья. А можно было не заселять Москву лицами кавказской национальности, бандитами с криминальным капиталом, чтобы только набить чиновникам карман. А о Лужкове все молчат, как о преступнике. Что же это за народ!
Доренко наконец-то назвал этот народ стадом обезьян на развалинах советской власти, но ведь совсем недавно от таких представителей Москвы как Боннэр, Минкина корреспондента «МК» слышалось: «Москва для всех».
И вот Москва не для кого, разрушена, а я ненавижу этих москвичей с Лужковым во главе своей безмозглой политикой набить карман чиновникам отнявшим у меня мою Москву, потому что рынок в этом случае как цивилизованный рынок во всем мире было не перенаселять Москву по ценам на жилье самым дорогим в мире, а наоборот не строить в ней жилья, а если надо, строить в другом месте. А то ни себе, ни людям. Чиновники набили карман, втиснув эти высотные коробки в жилой фонд Москвы, а в Москве уже нельзя жить, уже слышится про Москву, что гадюшник, пробки, нет экологии нормального проживания, приехали.
А Вы, Сергей Доренко, оказались на стороне Лужкова с его командой перенаселять Москву до разрушительного состояния, потому что не то чтоб не били в набат, вопя: «Нельзя строить новые дома в Москве, а наоборот как-то с дребезжащим подленьким смешком позволили себе анекдот про Ленина в связи с картиной «Ходоки к Ленину», которых Ленин расстрелял. Вы с точки зрения мировой цивилизации не понимаете, что основной закон ее развития – честь. И люди стоят в мавзолей именно потому, что Ленин для них – это честь. Что он во время голода в Москве жил на пайку, как все, потому-то Москва как и вся Родина встала из разрухи, а Россия стала великой страной. Вы рассказывали, Сергей, как у Вас дочка увязла с конем в трясине, но опираясь на коня, как незыблемую точку опоры вылезла, а потом, тяня за узду, вытащила и коня.
Я по этому поводу чиркнул стих, который посвящаю Вам и дочери, о которой Вы рассказывали, как завязла в трясине, и вылезли из трясины при помощи коня:
Доренко дочь, застывшая в трясине
Нашла опору вылезти в коне.
А вылезли с земли по той причине
Тянула и коня, чтоб вылез он, сильней.

И вытянула: ведь нужна опора,
А без нее в России недвижим
Увязнет в том болоте без которой
Опоры той процесс необратим.

У нас и жизнь такая, как болото,
Засасывает так трясина нас
Нажиться так тем, кто вверху, охота,
Что крах, идем ко дну мы, что ни час.

Доренко же одно лишь только вторит,
То, что нужна, чтоб вылезти наверх,
Такая долгожданная опора,
Чтоб оттолкнуться, будет крепче всех.

Доренко же так он о нашей жизни,
Что для опоры средств не находил,
Чтоб крепче человеку и Отчизне
Стоять кому так, чтоб незыблем был.

И не нашел, а ведь такое средство
Стоять так, ощущая землю, есть
За Родину как, не страшася смерти,
За Сталина стояли те, в ком честь.

А я тот признак вспоминаю в жизни
Величия страны, в котором есть
Людского братства, чтоб была Отчизна,
Чтоб в нас возобладала снова честь.

С свободой той как ни была жизнь горькой,
Звучало чтоб как счастье, мир и труд
Как в заповеди как делились хлеба коркой,
А выбились кто - сверху на нас срут.

Так как засасывает та трясина
Продажности господ и подлой лжи
Той партии, хотя она едина,
Кто князь в ней, в нищете кто призван жить.

И нам уж не ужиться вместе,
Брожение в умах людей идет,
Когда у нашей власти нету чести
И обездоленным чувствует себя народ.

Не просто так, а от правленья власти
А от предприятий, что идут на слом,
Как брошенные пашни зарастают
И школа номер два народный дом.

Легализуйте же скорее проституток,
Что проституция страшнее в том,
Кому честь устарела и лишь шутка,
Чтоб торговать и честью, и умом.

Ах, девяностые, что так продажны,
Как нуворишей за бугром счета,
Об экономике же рассуждают страшно
Минимум прожиточный считать.

И подлая к Гайдару лесть
Прозападных мерзавцев вместо Родины,
Что нет опоры, а опора есть,
Но сволочью чиновной разворована.

А зря Вы, товарищ Сергей, так рассуждаете о Ленине, потому что в великой России в ее стержне ленинская и сталинская честь. Как и любого государства. Это основное, что видят люди в Ленине, когда стоят в очереди в мавзолей. То, что Ленин получал оклад среднего чиновника и чуть не арестовал помощника Подвойского, который хотел повысить ему оклад. Вот какой постулат надо записать золотыми буквами в основу государства, экономики. И то, что когда умер Сталин, у него личных сбережений в кармане на сберкнижке было пять рублей.
У нас специалистом по Сталину считается Медынский, профессор МГИМО. Он у меня вызывает ужас. Я не понимаю, как такой идиотизм, который звучит в его словах, можно передавать по телевизору, как, например, по ТВЦ и еще ведущие спрашивали мнения Медынского о значении Сталина в Великой Отечественной войне.
И Медынский ответил так, что раз сначала терпели поражение, то Сталин виноват, а раз после победили, то значение Сталина в войне двояко. А почему бы ему не исследовать, как Ельцин воевал в Чечне как главнокомандующий. Затеяли войну как маленькую победоносную. Но в Грозном местные бандиты окружили нашу армию, танки пожгли, а личный состав взяли в плен. Вот бы какую войну исследовать Медынскому. Куда он лезет к Сталину?
И что значит то, что Сталин виноват в поражении нашей армии в начале войны? Ведь армия наша стояла на местах в руках с оружием и Сталин что виноват в том, что они, подымая руки, сдавались в плен? Что бежали? Трусы и предатели. А патриоты, не выдержав, тоже.
Я думаю то, что дискредитация личности Сталина – это происки ЦРУ, чтобы мы не могли понять, почему наш народ при Сталине был великим. А просто Сталин ввел приказ № 207, что ни шагу назад. Трусов расстреливать на месте. И их стали расстреливать на месте сами патриоты. А потом дух армии выровнялся, и в сорок втором году надобность в заградительных отрядах отпала.
А ГУЛАГ – это провокация. Я, когда умер Сталин, учился в восьмом классе, и не помню, чтобы гибли миллионы в ГУЛАГе: во дворе, школе среди знакомых никого не забирали. Нас опустили. Я, учась в школе, чувствовал себя гражданином страны. Что человек: летчик ли, сталевар, ученый, слесарь – главный в стране человек.
А нас опустили. Теперь главные те, кто имеет деньги. Господа. А мы холопы. Откроют они предприятия, или поедут в Куршавель. У нас уже нет чести в общественно-государственных отношениях в стране. И демография, порнография, кризис – результат этого. И Лужков.
Вы, Сергей, восклицали про Лужкова: «Хороший человек. Он же вас выдавал квартиры, вы же ему лизали жопу, так поддержите, когда снимают. Скажите то, что он хороший человек».
А я смотрю на Лужкова из будущего лет через пятьдесят, сто. Когда экономика будет работать по законам, как записано в труде «Новый Завет», когда экономикой занимался сам Бог. Дал трем арбам по таланту, и тех, кто принес прибыль – оставил, а неумелого прогнал.
И вот суд над Лужковым идет из глубины веков. Лужков произносит: «Я разрушу пятиэтажку, построю элитный дом, а на вырученные деньги снесу девять пятиэтажек и построю для этих жителей пять девятиэтажек».
Но элитные коробки высотные строятся, продаются так, что Москва трещит от перенаселения и из глубины веков громоподобное уничижительное: «Ууууууууууууууууу…»
Начало двадцать первого века. Слышится: «Квартиры в цене растут, но спрос на них есть. Рынок действует», - и презрительно-уничижительное на них: «Уууууууууууууууууу…»
Слышится: «А Москва уже стоит в пробках»,
«Экология разрушена так, что уже в ней невозможно жить»,
«А бензин дорожает так, а от его перерасхода такой убыток, что уже перекрывает прибыль чиновников от втиснутых элитных коробок».
«В Москву уже вселили столько же предпринимателей с криминальным капиталом и лиц кавказской национальности, что стало невозможно жить от перенаселения Москвы. Чиновников стали переселять в район Подмосковья. А можно было не перенаселять, оставить Москву в том виде, как построена при советской власти по законам благоустройства. Не было бы такого перерасхода горючего, что от глупости такой, что будет многократно превышать доход чиновников от построенных, втиснутых и проданных по спекулятивной цене коробок».
Счетчик на глупость чиновников включен.
Громоподобный хохот над жалким, мелким чиновничьим желанием набить карман.
«Ха-ха-ха-ха!»