Персонажи метро

Двери метро открылись и я услышал тяжелый сап со свистом, потом в вагон ввалился грязный мешок с барахлом, а за ним пахнущие чем-то крайне неприятным и безнадежно несвежим перевалились кубометра полтора больного тела, практически без содержательного различия между головой и тем, что ниже. Голова сидела на теле, как бородавка. Кубометры округло расползались в стороны и обнаруживали довольно сдержанное число различимых частей: один большой бурдюк и два небольших бурдюка, болтавшиеся поверх большого. Дойдя до отделенного вертикальными поручнями начального отсека вагона, больная биомасса, сопя и свистя все громче, рухнула на сиденье и отвалилось на спинку.  Из глубины бородавки выглядывали два темно-голубых глаза, смотревшие на мир, как на сплошную серую бетонную стенку. Как только бурдюки отвалились назад, на глаза наползли две жировых складки и погребли их под собой. Тут же к сапу и свисту добавился негромкий храп. Бурдюки застыли.
Чистый, ухоженный народ хлынул в другую часть вагона, всем своим поведением давая знак окружающим: это - не мое!!! Это вообще не наше!!! У нас такого не бывает!!! У нас такого не может быть!!! Как будто это какая-то провокация полосатой вражеской стороны, так и норовящей подкинуть нам свои фекалии.
Где-то внутри меня начался стихийный митинг. Нос что-то вопил глазам, те беспомощно взирали на уши, и все они, мои чувства, тоже отторгали это. Один только невменяемый мозг, окаменив все тело, заставлял на все это смотреть, все это обонять и слушать. Как-то казалось ему, безумцу, что наше это, неоттограемая наша часть, просто попавшая в созданную нами же жестокую социальную машину, которая и превратила когда-то очаровательную женщину в полтора кубометра больного, смертельно уставшего тела с бородавкой вместо головы сверху. Но наша она, родная, своя, часть меня, часть этих чистых ухоженных, нарядных людей, молодых, пожилых, старых, всяких.